В декабре нам привозят одного бенджаби с лесного участка на озере Азинго. Он и его спутники за три дня умудрились съесть большого слона, которого они неподалеку оттуда убили, и в горле у него застрял кусок твердого слоновьего мяса.

Американец, который находится здесь с начала октября и которому мы вскрываем один за другим глубоко лежащие абсцессы мышц, начинает заново учиться ходить. Я уже почти потерял надежду его спасти. Исхудал он невообразимо.

Среди находящихся у меня на излечении белых больных есть один человек, который совсем недавно прибыл сюда искать счастья. Лесоторговцы-негры, на которых он положился в деле разработки богатого лесного участка, воспользовались его неосведомленностью и выманили у него большую часть привезенных им с собой денег. С тем, что у него еще осталось, он собирается теперь вернуться домой, как только окончательно оправится после солнечного удара, который здесь очень быстро его настиг.

Уже несколько недель, как сам я из врача превратился в пациента. Еще во время моего первого пребывания здесь у меня были язвы стопы, которые потом хорошо зарубцевались; теперь же на строительстве мне несколько раз случалось ушибить ногу, и в результате новых травм язвы мои опять открылись и причиняют мне много неприятностей. Прихрамываю, но продолжаю ходить. Когда мне становится совсем плохо, меня укладывают в больницу. Но мне надо быть весь день внизу, иначе строительство не сдвинется с места. Хуже всего при таких язвах стопы это нервное возбуждение, вызванное затяжною жгучею болью.

12 декабря в домике для нового доктора и для белых больных готова наконец одна комната. До ночи работаю там вместе с моим плотником-негром, навешивая двери и ставни. Как я прав, что не слушаю советов нового доктора и Матильды Коттман, которые из-за моих больных ног хотят запретить мне работать на строительстве! Не далее как 13 декабря являются сразу шестеро больных европейцев, которых необходимо принять, и среди них женщина с ребенком; состояние последнего внушает серьезные опасения. Муж этой женщины тоже болен. Вскоре выясняется, что один из прибывших страдает сонной болезнью. Спустя несколько дней к нам поступает еще один европеец. И вот на рождестве у нас — американец все еще здесь — восемь пациентов-европейцев. Если бы не эта ко времени приготовленная комната, куда я поместил четверых больных, я бы решительно не знал, что с ними со всеми делать. Двоих г-н Херман и его жена устраивают у себя. Плотника-негра, который готов уже был оставить меня в беде, ибо не любит, чтобы его торопили, мне с помощью хорошего подарка удается уговорить остаться.

Сочельник мы проводим печально. Женщине, которая лежит у нас в доме, очень плохо. В то время как, расположившись возле украшенной пальмы, мы поем рождественские песни, фрейлейн Коттман сидит у нее на краю кровати и старается успокоить заливающуюся слезами больную. Внизу на склоне холма до глубокой ночи горит свет: американец празднует у себя в палате свое выздоровление. Он снова может ходить и начал уже помогать мне на строительстве.

В первый день рождества больную вместе с мужем и ребенком увозят от нас на пароход. Как она радуется свежему воздуху! Доедет ли она до Европы?

Новый год начинается у нас плохо. Мы все трое больны. Второй доктор лежит с фурункулезом. Матильда Коттман тоже больна. У меня самого наступило ухудшение: язвы мои распространяются выше по ноге. Не могу надеть ботинок. Ковыляю в деревянных башмаках. Едва справляемся с самым необходимым в нашей работе.

Большую радость доставляет нам наш больной сонной болезнью. День ото дня ему становится лучше. Лихорадка уже прошла, и мучительные головные боли тоже проходят. На его примере еще раз убеждаемся, как мы правильно поступаем, когда при каждом случае заболевания, сопровождающегося лихорадкой, головными болями или ревматизмом, исследуем кровь под микроскопом. Если бы у нас не было данных этого анализа, мы такой вот случай начинающейся сонной болезни рассматривали бы как малярию и лечили хинином, что не дало бы никаких результатов и привело бы только к потере времени. Да и новые средства против сонной болезни сколько-нибудь эффективны только при первой или второй стадии этой болезни. Разумеется, пациенту мы говорим, чем он болен, только тогда, когда он начинает выздоравливать.

Приходит радостное известие, которое придает нам бодрость: третий врач, доктор Марк Лаутербург из Берна, прибудет к нам через несколько недель. Доктор Нессман и я уже убедились, что и вдвоем мы не в состоянии справиться с работой. Как и прежде, нас не хватает на хирургию. Для того чтобы делать в этой области все необходимое, следовало бы отвести под регулярные операции три утра в неделю. Мы не в состоянии это сделать. Текущая работа отнимает у нас столько времени, что мы просто не знали бы, откуда, выкроить эти три утра для хирургии. И потом дело не в одних только операциях. Вся канитель, связанная с подготовкой к операции и с уборкой после нее, которая в Европе достается на долю операционной сестры и лекарского помощника, ложится здесь на плечи самих врачей. В операционный день надо бывает простерилизовать тампоны, перевязочный материал и белье. Да и мытье и кипячение инструмента нельзя производить без нашего присмотра. После операции надо вычистить и смазать инструмент, выстирать, прокипятить, высушить и уложить операционное белье и внимательно проследить за тем, чтобы ничего не пропало. На это у нас совершенно не хватает ни времени, ни сил. К тому же к операции надо приступать со свежею головой, чего при той изнурительной работе, которой мы заняты с утра до вечера, нам никак не добиться. Новый доктор, к сожалению, тоже успел узнать, как тесно связаны между собою Африка, нервное возбуждение и усталость.

Вместе с тем я сейчас более чем когда-либо убежден, что больница в девственном лесу только тогда сполна удовлетворяет своему назначению, когда хирургия занимает в ее работе надлежащее место. В стране, где так распространены грыжи и вызванные элефантиазисом опухоли, которые требуют хирургического вмешательства, скальпель должен быть всегда наготове. Весть об удачной операции доносится до самых отдаленных уголков края и вселяет в больных доверие к белому врачу. Словом, здесь должен быть врач, занимающийся главным образом хирургией. Он-то теперь к нам и прибудет.

Приезд третьего доктора, за которым, естественно, должна последовать и вторая, если не третья сиделка, вынуждает меня расширить мои строительные планы. Теперь наш трехкомнатный домик, который мы предназначали для второго врача и для белых больных, сможет служить только жилым помещением для медицинского персонала. Так или иначе, обеих этих маленьких комнаток, в которых мы рассчитывали поместить наших белых больных, надолго нам бы все равно не хватило, мы в этом могли убедиться уже в рождественские дни. Как мне было жаль четверых больных, которым пришлось ютиться в низкой и тесной каморке, куда едва можно было вдвинуть четыре койки! А если бы среди них оказался умирающий, куда бы я его положил? И достаточно, чтобы на пункт приехал еще один миссионер с семьей, чтобы в миссионерском доме не оказалось больше места для белых больных. Значит, надо оборудовать для них четыре, а то и пять палат.

Помимо этого мне необходимо еще иметь пять подсобных помещений для наших запасов. Одно — для бинтов, белья и постельных принадлежностей, второе — для медикаментов, третье — для продуктов и хозяйственных предметов. Все эти запасы хранятся сейчас в нагроможденных друг на друга чемоданах и ящиках, из которых многие продолжают оставаться под навесом, никак не могущим служить достаточно надежной охраной от дождя и воров. Для того чтобы достать какой-нибудь нужный нам предмет, приходится созывать негров и переставлять целый десяток тяжелых ящиков. Оба мы, доктор Нессман и я, приходим в содрогание всякий раз, когда надо бывает достать те или иные медикаменты из наших закромов!

Европейцу трудно представить себе, какие именно запасы и в каком количестве следует иметь для того, чтобы обеспечить бесперебойную работу больницы в девственном лесу Экваториальной Африки. Раньше я думал, что надо иметь примерно шестимесячный запас. Теперь я рассчитываю на год. Средства сообщения между Экваториальной Африкой и Европой по временам таковы, что заказанное сегодня я могу получить самое раннее через восемь или десять месяцев — при условии, что все придет вовремя и не будет повреждено в пути. Всего у нас, должно быть, около сотни сундуков и ящиков с запасами. С каким нетерпением мы ждем, что настанет день, когда содержимое их будет расставлено у нас по полкам в надлежащем порядке!