– Достаточно, лари! Вы и так уже по грани ходите, вам не стоило сюда приходить, а дальше и вовсе запрещено проходить. – Остановил меня он предупреждением, что я сильно нарушаю границы дозволенного.

– Не расставайтесь, лари. – Попытался подбодрить меня один из старших кварталов. – Так выглядят трущобы.

– Так выглядит позор любого правителя! – в сердцах почти выкрикнула я. – Пойдёмте. Нам пора возвращаться.

Чувство радости и восхищения от праздника на площадях улетучилось, словно его и не было.

– Госпожа, у вас лицо мрачнее штормовой тучи. – Попыталась успокоить меня Фарли.

– У меня почти не осталось денег. Всего около ста пятидесяти монет со смертных. Но их ни на что не хватит. – Призналась я в своих мыслях.

Попрощавшись с провожатыми, я направилась во дворец. Добравшись до детских комнат, я столкнулась с Абилейной.

– Говорят ты шлялась в нищих кварталах? Подыскивала себе место или детство вспоминала? – слащаво произнесла она достаточно громким голосом, чтобы слышали слуги, у которых, как специально, нашлись дела именно здесь и сейчас.

– Судя по твоим манерам, чтобы вспомнить детство, тебе самой придётся идти в бордель. Но ты не переживай. Оман добрый, он и таких принимает. – Ответила ей.

– Да как ты посмела, дрянь! – взвыла наложница и, растопырив пальцы с ногтями, попыталась вцепиться мне в лицо.

Уж не знаю, в каких условиях росла Ираидала, а у меня во дворе во времена моего детства драться умели все. А меня, девочку с хорошими отметками и бабушкой пекущей вкуснющие пироги, учил драться старший брат моего одноклассника, которому я помогала с домашней работой и на контрольных. Парень в своё время "подрабатывал" рэкетом на рынке. Так что удар он мне поставил на ура.

Отбив руки с растопыренными пальцами в сторону, я со всей силой врезала Абилейне в солнечное сплетение. Заставив согнуться и упасть, хватая воздух.

– Нападение на лари, Абилейна. – Спокойно объясняла я наложнице. – Это двадцать ударов ремнём и нижний гарем, где ты будешь работать. С этого момента, ты прислуга.

– Что здесь происходит, что за шум? – как по заказу появилась майриме.

– Она, она ударила меня и сослала в нижний гарем. – Зарыдала Абилейна, чуть ли не уткнувшись лицом в туфли майриме.

И возможно, закончилось бы всё для меня не радостно. Но здесь я была не одна. И если моих служанок слушать никто не стал бы, а другие слуги и евнухи, скорее всего, промолчали бы, то заткнуть рты наследникам никто не осмелился.

– Это гнусная ложь. – Заявил Марс.– Эта наложница дожидалась здесь лари Ираидалу. И начала её оскорблять. Когда лари её осадила, она попыталась вцепиться ей в лицо, чего лари ей не позволила.

– После этого, мама зачитала ей слова о положенном наказании из свода правил. – Рядом с братом встал Барлик. – Ровно двадцать ударов ремнём и работы в нижнем гареме, без права проживать здесь, в верхнем. Я, илсир Барлик Марид Нави, подтверждаю наказание!

– Подтверждаю наказание! – произнёс и Марс.

– Ираидала, ты все, наверное, не так поняла. Ну, какое нападение? – майриме решила действовать с другой стороны, как только поняла, что я права, и ей не удастся это скрыть. – В любом случае, тебе придётся отменить наказание. Моему сыну, эта твоя выходка не понравится. Ты давно не пользуешься его расположением, а Абилейна его любимая наложница, которая очень часто проводит ночи в его постели. Возможно, она забеременеет, и тоже родит крылатого ребёнка. Она будущая лари.

– Она наложница. И пока она не стала лари, у неё есть время научиться себя вести. – Не собиралась уступать я. – И что, интересно, может не понравиться вашему сыну? К его возвращению наша любимая наложница получит должное воспитание, лишится непомерной спеси и научится жить не только своим телом, но и делать что-то полезное. Мыть посуду или полы.

Не желая продолжать надоевший разговор, я развернулась, чтобы уйти.

– Ты зарвалась, Ираидала! Я долго терпела, но всему есть предел! – прилетело мне злобное шипение в спину. – Ты позоришь моего сына, без конца появляешься в обществе чужих мужчин, ходишь, где тебе вздумается! Думаешь, тебе всё позволено?

– Хватит. – Развернулась к майриме лицом. – Я всегда и везде появляюсь только в сопровождении служанок, евнухов и бессмертных. И никогда не остаюсь одна. Более того, со мной всегда мои дети, наследники омана. Я показываю им, как живёт народ, которым они будут править. И не знаю, кто там какой лари станет в будущем, но я уже лари! И когда я займу ваше место, сама став майриме, лишь вопрос времени, очень недолгого времени. И никому не стоит об этом забывать. Дети, давайте уйдём отсюда, день был слишком тяжёлым.

Майриме стояла не в силах скрыть удивление и растерянность. Она не остановила евнухов, потащивших ругающуюся и обещающую всё рассказать оману Абилейну. Она не ответила на пожелания доброй ночи бессмертных, перед их уходом, ведь они довели меня до дворца и оставляют в гареме. Где как предполагалось, со мной ничего плохого не могло произойти. Майриме только переводила взгляд на меня, на детей, снова на меня.

– Добрых снов вам, майриме. – Присели в поклоне я и Малис.

– Да, добрых снов, Ираидала, дети! – майриме резко развернулась, подхватывая юбки, и с царственной осанкой исчезла в коридорах гарема.

Уснула я очень поздно. Когда уже во всем гареме стихла жизнь, и Фарли и Гульниза спокойно спали. Мне же мешали уснуть мысли о непоправимой ошибке, что я допустила, напомнив майриме о том, что её власть может закончиться в любой момент. Она точно этого просто так не оставит.

– Ешь с опаской, кушай с осторожностью, лекарства принимай только из моих рук и не оставайся одна в тёмных коридорах. – Прошелестел голос матушки Вали́. – Жжёшь ты, лари, таким пламенем, что как бы не решили пригасить от греха!

– И к краю балконов и смотровых площадок вам лучше не подходить! – добавила якобы спящая Фарли не открывая глаз. – Летать вы у нас, к сожалению, не умеете.

– В дворцовую купальню даже не думайте сунуться, и в свою будете ходить, только когда мы рядом. – Добила меня Гульниза. – Ну, если конечно вы дышать под водой не умеете.

– Я не только об этом думаю. – Призналась я.

– Всё не отойдёшь от пристани и вдовьего квартала? – села на кровати матушка.– Что же... Я сама из такого шатающегося квартала. Ложишься ночью спать и прислушиваешься к ветру и скрипу стен. Твой дом легко может рухнуть, пока ты спишь, или ешь. Маленькой я всегда так боялась своего дома. Боялась прийти и увидеть, что он рухнул, и больше нам негде жить. И боялась, что я приду, а он стоит, и нам снова надо в него заходить, потому что больше некуда. Я пропадала целыми днями на утесах. Лазила по склонам любой кошке на зависть. Так и познакомилась с одной лекаркой. Позже, она взяла меня в ученицы, потому что сама стала очень старой, чтобы готовить лекарства. Это меня и спасло. Однажды я вернулась домой, а там остались только завалы, которые разгребают, чтобы вытащить погибших. Если оставить их там, то начнется болезнь. Будут отправлены и воздух и вода.

– Почему же никто ничего не делает? – тихо спросила я, не представляя, сколько же бед принесли эти жилые руины.

– Не знаю, лари. Но шатающиеся кварталы и вдовья улица были и при деде нынешнего омана, и когда его отец был оманом, и вот при этом омане тоже. – Качнула головой матушка Вали́. – Бедняков меньше не становится.

– У них нет жилья, нет работы, чтобы на это жильё заработать. – Перечисляла я. – Им предлагается попытаться выжить. И всё.

– Так где ж ты столько работы собралась найти, неугомонная моя? Спите, лари! Пока я вам в питьё сонной травы не подмешала. – Погладила меня по волосам, как маленького ребёнка, матушка.

– Так надо подлить, а не обещать! – буркнула Фарли.

Утром я задумалась об одной простой вещи. Дети. Вчера Барлик и Малис отлично ладили с братом. Между детьми не чувствовалось соперничества. И мой сын был очень рад, что Марс тоже оказался на празднике.