Добрым и славным.

Чтобы с удачей или бедою

Ко мне без раздумья могли бы прийти.

Я мечтаю быть другом,

Весёлым и щедрым.

Чтобы сердца тепло

На всех разделить.

Я хочу быть крылом,

От ненастья закрывшим.

Я хочу быть огнём,

Согревшим в пути.

Я хочу быть опорой

И надёжной защитой,

Для той, что позволила

В этот мир мне прийти.

Мой мальчик громко и уверенно произносил эти строки, глядя прямо мне в глаза, словно клятву. А я ничего не могла сказать. Только сделала в полной тишине несколько шагов к сыну, и обняла, опустившись на колени. Слёзы сами потекли по щекам, как те струи каскадного фонтана.

– Мамочка, ты чего? – заволновался сын.

– Всё хорошо. Спасибо. – Улыбалась я ему. – Я же обещала оросить город слезами, вот и выполняю.

Слова Барлика тронули многих. С ним занимались и преподавали ему и стихосложение, и ораторское искусство, причем насколько я помнила, чуть ли не с четырёх лет. Но он вложил в слова столько души, что они зацепили, наверное, самые тонкие струны в сердцах собравшихся на площади.

После этого мы возвращались во дворец. Провожать нас пошли и старшие кварталов, и Масул. Впереди показалось какое-то столпотворение. Мастер Азуф тут же отправил узнать, что случилось. Вернувшись бессмертный объяснил, что одна из карет нашего гарема не пропустила повозку на перекрестке центральной улицы и вдовьего квартала. Лошади столкнулись, повозка перевернулась, карета стоит, накренившись, так как от столкновения слетело колесо. Наложница и служанки её сопровождавшие, пересели в другую карету и уже отбыли во дворец.

Не услышав ничего тревожного, мы продолжили путь. Приблизившись к месту столкновения, я с ужасом увидела груз, что был в повозке, и еле успела уткнуть Малис лицом в свою юбку, пытаясь одновременно развернуть и мальчишек. Но не успела.

– Опять сегодня шатающиеся кварталы трясло. – Послышалось из толпы, собравшейся здесь.

– Да их почти каждую ночь трясет. Редкий день чтоб мертвяцкие повозки не выезжали. – Ответил кто-то ещё.

Я посмотрела в ту сторону, откуда выехала повозка. И решительно направилась на ту улицу.

– Госпожа, не надо вам туда ходить! – попыталась остановить меня Фарли.

– Фарли... Я должна понять, о чём идёт речь, увидеть. Просто, чувство такое, что нужно. – Попыталась я объяснить спонтанное желание.

– Майриме не понравится, что вы туда пошли. – Предостерегла меня Гульниза.

– Майриме не понравится всё, чтобы я не сделала. – Ответила я делая следующий шаг.

Мне показалось, что пройдя десять шагов, я просто перенеслась из дворца в трущобы. Как, ну как в городе, стоящем у подножья горы могут быть грунтовые дороги? Прямо сюда, на улицу вываливался и мусор, и видимо нечистоты, судя по запаху. И это в нескольких минутах ходьбы до дворца омана! Точнее от стены, что окружала огромный сад, в глубине которого прятался дворцовый комплекс. Вонь городских улиц не достигала дворца не при каком ветре.

Да и из дворца его жители, по крайней мере наложницы, майриме и лари, особенно не выходили. Только изредка и в каретах. Для всего остального были слуги. Это я пошла сама на рынок за бисером, а потом бегала смотреть, как идут работы и поливать цветы. Несоответствие собственного поведения с тем, как вели себя остальные, кольнуло неприятным предчувствием, но если бы я что-то сильно нарушала, Фарли и Гульниза меня давно предупредили бы. К тому же я всегда была под охраной и с сопровождением.

Дома здесь были сложены из камня и обмазаны глиной. От земли, где даже при такой жаре из-за слишком близкого расположения зданий друг с другом, всё время была сырость, по стенам ползли пятна, то ли плесени, то ли лишайника. Крыша одного дома, была полом для другого, вдоль стен вились узкие лестницы из того же камня и глины. Упасть с такой лестницы и переломать себе всё на свете, было легче лёгкого, перил тут никаких не было и в помине. Тут же поперёк улицы были растянуты верёвки, на которых сушилось бельё, в основном коричневого, линялого красного и черного цветов.

Выходящие из домов при нашем появлении женщины перешептывались. Их было так много и почти все, одетые в черные одежды.

– Это улица ведёт к порту, и даже название у неё какое-то есть. Но его никто не помнит. Все зовут этот район вдовий квартал. – Вдруг начал говорить мастер Азуф. – именно отсюда всегда больше всего новобранцев в корпуса бессмертных. А женщины, что живут здесь, почти всю жизнь не снимают траур. Сначала, как дочери или сестры павших, потом как рано овдовевшие жёны, и в конце, уже как матери, потерявшие сыновей. Бессмертным платят хорошее жалование, вот и идут мальчишки, желая вырваться из нищеты. После смерти бессмертного, его семье выплачивается его месячное жалование, вместе с письмом от имени омана. И на этом о семье погибшего забывают. Работы для женщины не так много, родня тоже или здесь живёт, или вообще её нет. Вот и выживают, как могут.

– Но как же так... Ведь их сыновья, отцы, братья и мужья, все погибли на войне! Оман же должен... – никак не могла я принять эту действительность.

– Никому и ничего оман не должен! – жёстко перебил меня мастер.– Погибать по его воле, долг каждого бессмертного! Пока воин на службе господин заботится о нём. Жалованье и доля военной добычи отдается бессмертным без задержек. А что происходит потом, всё на воле пламени.

Увидев просвет между домами и волны красно-розового цвета, я обрадовалась, думая что вырвусь из этой душащей своей безысходностью и обреченностью атмосферы. От увиденного я даже, кажется, забыла, почему я сюда пошла.

А сейчас я увидела эту причину во всей красе. С этой стороны город находился в глубокой бухте. Выдающиеся далеко в море два острых мыса, словно стремящихся друг другу на встречу, напоминали рога или полумесяц с сильно сведенными краями. Дальше высился отвесный склон дворцового плато. С этой стороны он вовсе выглядел неприступным уступом. Это мне Фарли подсказала, что там наверху дворец.

Вся бухта была усеяна какими-то обломками, торчащими из воды. Я с удивлением видела, как от кораблей, стоящих на якорях далеко в море, к берегу плывут люди с какими-то пузырями над головами.

– Это пловцы-носильщики. – Начал пояснять мне кто-то из старших кварталов. – В основном местные подростки и молодые мужчины. На головах у них специальный узел, внутри которого груз не промокнет, даже если такой носильщик утонет.

– Утонет? – переспросила я.

– Всё дно усеяно мусором, обломками, камнями. А течение здесь неспокойное и коварное. Пловца может закрутить и ударить о какой-нибудь обломок. Или сил доплыть не хватит. – Продолжали мне объяснять и от спокойствия тона, каким мне рассказывали весь этот ужас, становилось только хуже. – Но за эту работу купцы щедро платят. На лодках здесь не пройти. Вот и высаживаются в дне пути и ведут корабль сюда. Тот кто идёт по суше спускается к морю и нанимает пловцов. И потом только принимает товар. Здесь таких носильщиков всегда легко найти, хоть и рискуют каждый день. Многие гибнут.

В это время на море поднялась волна, и несколько белых пузырей начали скакать вверх-вниз, борясь с течением. Не желая смотреть на эту страшную картину, я развернулась спиной к морю. И увидела те самые шатающиеся кварталы.

Жилища, понастроенные, как бог на душу положит и из того, что подвернулось под руку, располагались ярусами друг на друге. Я видела дом, собранный из обломков досок, а на нем стоял другой, у которого две стены были из тех же досок, одна из камня, а одна из глины. Был и дом, две трети которого вовсе не имели под собой опоры. Даже сейчас слышался отчётливый скрип. А ночью, когда был сильный ветер с моря, или вовсе начинался шторм, все эти конструкции начинало трясти.

За этими домами, был второй ряд таких же сооружений. Он располагался на небольшом уступе и ютился вплотную к отвесному склону дворцового плато. Я сделала всего лишь шаг в ту сторону, и передо мной вырос евнух.