– Я не думала об этом так... – лари словами рисовала передо мной страшную картину.

– Ираидала, – опустилась Лайна рядом со мной и сжала мою ладонь. – Мы рабыни. Высоко взлетевшие, благодаря рождению наших детей. Дотянувшиеся почти что до звёзд. Но перед этими звёздами так и остались рабынями и наложницами. Только теперь, от нас зависит и судьба наших детей. И не важно, что в душе всё восстаёт от негодования и злости, что сердце разбито и даже по осколкам прошлись сапогом, есть вещи, которые нам не подвластны, и мы обязаны их принять! Ради шанса помочь собственным детям, когда будет необходимо. Думай об этом, когда в следующий раз решишь дать волю собственному характеру и норову.

– Просто я считала, что раз оман отправил меня вон и запретил появляться в городе и во дворце, пообещав за нарушение придушить и ноги обрубить по колено, то я почти свободна. – Объяснила я ей. – Что его хотелки меня больше не касаются! А тут оказывается, как ту собачонку за ошейник дёргать можно! Срывать с дома...

– С дома? – снова полыхнули красным янтарем глаза лари Лайны. – С какого дома? Где ты и дети спали на земле? И я даже представлять не хочу, о каких подробностях ты там промолчала! И Файрид, который уговорил меня и отца подождать и дать ему шанс разобраться, что там на самом деле происходит, когда увидел, что твориться в этой "самой богатой провинции", был обязан! Слышишь меня! Обязан вернуть тебя и детей сюда, в столицу, в этот дворец! В нормальные условия. А не сначала отписаться, что рассказы о лари не соответствуют действительности, Берс дурак, племянники у него прелесть, и он сам дурак, что не познакомился с ними раньше, и всё хорошо. А потом, явившись на два дня, не сказать ни слова, кроме расплывчатой фразы, что обживание Геликарнака идёт полным ходом! Я теперь, когда думаю, что он скрывал за словом "обживание", меня трясти начинает от бешенства и хочется устроить выступление, вроде твоего!

– Заметно. – Сказала я.

– Что? – растерялась лари Лайна.

– У вас глаза цвет поменяли и сверкают. – Пояснила я. – Как вот тогда развернулись в коридоре, так до сих пор...

– Кошмар! – закрыла лицо руками лари, посидела немного и пошла к двери. – Марна!

Почти сразу в комнату вошла одна из тех женщин, что была в этой комнате, когда мы сюда пришли.

– Ох, лари... – выдохнула она, едва взглянув на лари Лайну. – Я сейчас!

– Не удивляйся. Я не знаю, знаешь ли ты, о том времени, когда я ещё не родила Файрида. – Тихо сказала она, не глядя на меня.

– Дираф рассказывал. – Решила не бередить воспоминания лари я.

– Об обещаниях и клятвах императора тоже знаешь? – я кивнула. – Я до последнего пыталась верить его словам, что ничего не было, что Майхур все придумала, что самое большое, что она смогла сделать, это расцарапать спину спящему Инару. А потом, когда уже стало известно, что в том покушении виновата майриме омана, стало известно и о беременности Майхур. Она избежала наказания, и доказала правдивость своих слов самым надёжным способом. Когда принесли эту весть, я и император были в лекарской. И я начала искрить.

– Что? – чуть не подскочила я.

– Да. Я была так близка к свободе! Но император не позволил. Он просто что-то нажал на моей шее, лишая сознания, и велел лекарю готовить для меня безвредное для меня и моего положения сонное зелье, на котором меня продержали несколько месяцев. А потом... Про ощущения во время беременности сама знаешь, у всех так. – Зажала она руки между коленями. – Это не единственные мои покои в этом дворце. Есть ещё другие, выдолбленные по приказу императора в толще горы, на которой стоит этот дворец. При любом подозрении о повторении, меня снова ждёт сонное зелье круглосуточно и каменные покои. Император сделает всё, чтобы не допустить того, чтобы моё пламя когда-нибудь пробудилось. Потому что знает, что я уйду. Ни к другому, а просто от него.

– Что? Мне казалось, что вы любите...

– Люблю, Ираидала. Больше жизни люблю. Но измены не прощу. И с кем? С той, что пыталась сжить меня со свету, изуродовать... С той, что пыталась погубить моего ребёнка, пока я его вынашивала! Никогда не прощу! – под конец шептала она.

Я не знаю, что толкнуло меня в тот момент к этой, как оказалось, глубоко несчастной женщине. Я опустилось рядом с ней, и положила голову ей на колени, обняв за ноги. И тут же почувствовала, как меня обняли в ответ.

– Лари, лари! Там что-то случилось. Император требует к себе лари Ираидалу. Евнух говорит, что он в такой ярости, в какой его не видели с вашей беременности. – Вошла в комнату, точнее почти вбежала Марна.

– О тебе многое говорят. – Прошептала мне на ухо Лайна. – Но никто ни разу не сказал, что ты дура! Будь хитрее, а слёзы хорошо скрывает бегущая в купальне вода.

– Пейте, лари! Быстрее. А то сейчас прилетит ваш главгад! И так коситься будет, что глаза зарёванные. – Марна напоминала мне Фарли, так же готовую прикрывать свою лари и защищать.

– А почему главгад? – удивилась я такому отношению служанки лари к императору.

– Ну, так есть гад помладше. А этот старший, значит главный. – Буркнула отчего-то рассердившаяся женщина.

Выпив принесённый отвар, и вытерев лицо холодным полотенцем, лари Лайна пошла в тренировочный зал вместе со мной. Точнее она вела меня.

Только слегка покрасневшие глаза выдавали то, что несколькими минутами ранее у нас состоялся очень откровенный и тяжёлый разговор. Идеальная осанка, чуть приподнятый подбородок и мягкая улыбка на губах. Улыбка сквозь слёзы и боль.

В зал, где находился император и оба его сына, я зашла вслед за лари Лайной. Взглянула на императора и поняла, что шутки закончились. Этот мужчина с суровым выражением лица не будет с улыбкой наблюдать за спором сына с наложницей. И уговаривать никого не будет.

Но первый взгляд, всё-таки был обращён к его лари.

– Ты плакала? Что случилось? – гнев в его глазах сменился тревогой, он стремительно пересёк комнату, оказавшись возле лари.

– Всего лишь переживания о том, как жили всё это время лари Ираидала и дети в Карнаке. – Опустила взгляд Лайна. – Глаза покраснели, да?

– Даже заплаканные, твои глаза прекрасны. – Поцеловал её в лоб император. – Может, пойдёшь к себе? Разговор предстоит неприятный.

Берс Марид-Нави.

Разжать руки и опустить Ираидалу на скамью пришлось себя заставлять. Странно, но по моим воспоминаниям она даже до беременности и родов была тяжелее. Хотя может просто шутки памяти.

Отступил и наблюдаю за суетящимися служанками. Не бестолково мечущимися, а именно быстро выполняющими необходимые действия. Одна достала из своей сумки какие-то пузырьки, видимо лекарка, или чья-то ученица. И судя по характеру, я даже догадываюсь чья. А вторая, знакомая мне, служанка словно привыкла... Хотя почему "словно"? Она же с Далли с самых родов, и во время покушения была рядом.

Светлая кожа Ираидалы чуть порозовела, словно отсвет неба лёг на щёки. Ресницы чуть дрогнули, а потом распахнулись. Я жадно ловил каждое изменение, словно вот эти мгновения помогут что-то понять! А она, ещё толком не придя в себя, радостно заулыбалась и протянула руку к кистям каргиза, прикасаясь к ним нежно, словно лаская хрупкие лепестки. Чем вызвала смех служанок.

Словно опомнившись, она резко села и тут же схватилась за голову. Но видимо её недоумение было сильнее головной боли, либо начали действовать те зелья, которые ей дала дерзкая служанка. Она тут же изменилась, подобралась, нахмурилась, сразу став старше и серьёзнее. Но при этом напоминала то ли злящегося котёнка, то ли нахохлившегося воробья.

И вроде понимаю, что злится, а улыбаюсь, как дурак. И жду. Жду первого взгляда, когда поймёт, осознает, что я рядом. Хочу услышать, что скажет! Но ловлю на себе взгляд гронха, и готов поспорить, эта зверюга издевается! Уж больно ехидное выражение на его морде.

Нехорошее предчувствие корябнуло внутри. Раньше Ираидала чувствовала меня через сад, на другом конце коридора, а сейчас я стою в двух шагах от неё, а она не замечает. Может, с дороги устала, тем более служанки сказали, что она плохо перенесла качку. Да ещё и эта казнь. Видимо, оказалось слишком много всего сразу.