Проклиная тот день, когда впервые увидел Ираидалу и свое желание прогуляться в саду, я старался дать ей понять, что она мне просто неприятна.

Несколько раз я порывался осадить зарвавшуюся нахалку, но каждый раз мать буквально висла на мне, останавливая и не позволяя "обижать девочку, которая так меня любит и так страдает от этой любви". В конце концов, я махнул рукой, урезал ей содержание до минимума, запретил вообще о ней мне рассказывать и перестал даже мимо того крыла, где она жила, проходить.

Но она нашла способ доставать меня и так. Мать регулярно передавала просьбы и упрёки от лари.

Словно в ответ на мои мысли в дверь постучали.

– Входите. – Поднял голову и очень удивился, увидев одного из дворцовых евнухов. – В чём дело?

– Письмо от майриме, господин. – Склонился евнух в поклоне, протянув мне свиток.

– Что такого могло произойти? – удивился я, потому что мать никогда не писала мне.

Я начал читать, и с первых строк впал в такую ярость, что захотелось, чтобы именно сейчас на нас напали! Я лично уничтожил бы всех, чтобы хоть как-то успокоиться! Мать писала, что Абилейна сцепилась с Ираидалой и что-то ей подсыпала, та начала лечить себя сама, в результате лекари не справились, сказав, что лари уже не выживет. Даже волю, она высказала не сразу.

Но потребовала права крови для детей, то есть выделения равных частей из моего оманлира и отдельный двор. И фарлаку для виновника своей смерти. Но потом пришла в себя и потребовала, чтобы её волю выполнили.

Нет! То, что Ираидала потребовала смертной казни за покушение, это абсолютно верное решение. Как бы ни была выделена мной наложница, это не позволяет ей травить других. Тем более ту, кто как бы там ни было, была матерью моих детей! И я лично отправил бы к Абилейне евнухов с удавкой. Но фарлака? Бабья ревность воистину не знает ни границ, ни разумных мер. Одна другой не лучше. Тем более, что расследование вёл Таргос, и это он выявил вину наложницы перед лари. Но дальше...

Ираидала захотела увековечить свое имя и превратила две площади и склон горы между ними в огромные и шикарные фонтаны, маги работали день и ночь. Представив, что будет со стариком казначеем, когда он мне будет сообщать о расходах, я испугался, выживет ли он? Дальше ещё лучше.

Ираидала таскает детей в город, они постоянно носятся по всяким трущобам вместе с беспризорниками и детьми городской нищеты, срывает занятия, позволяет ходить на головах. Стала брать с собой и Марса, настраивает его против матери. Тот уже кричит на Анаис и грубит ей при всех, и всё это при поддержке Ираидалы!

Сама Ираидала всем жалуется на мою жадность, разгуливая повсюду в одежде красных цветов, позорит меня, мол, я не обеспечиваю мать своих детей. Мать попросила её принять от неё ткань на платья, белую и зелёную. Но она сшила одежду для детей, а сама ходит, чуть ли не в одинаковых платьях со служанками. Но и это ещё не всё.

Она расчистила гиблую гавань, выстроила там причалы, склады, строит прямую и широкую дорогу ко дворцу. Она соображает, что делает?

Так, враги сейчас связаны боями здесь! Так глубоко на территории страны, они прорывались ещё при отце моего прадеда, погибшем во время боёв за столицу, четыреста лет назад. Тогда всех спасла девушка, у которой проявился дар огня, прадед защищал город со стороны суши, его отец погиб, и атака с моря почти увенчалась успехом. Но та девушка, Валисандра Тардаранская, выжгла свой дар дочиста, но огненная волна, вырвавшаяся из её тела, сожгла напрочь всех, даже корабли в гавани. Да даже вершину торчащей из воды скалы почти снесла, оставив ровную площадку.

Она сама потом пропала, говорят, сгорела от количества огненной силы, тела так и не нашли.

Прикинув, что несколько дней в запасе у меня есть, я сорвался в столицу. Я пытался убрать броню, но и в спокойном состоянии, это давалось нелегко, а сейчас, когда в душе бушуют гнев и ярость, и подавно не получалось.

Едва влетев во двор, почти загнав коня и переполошив весь дворец, я наблюдал очередное подтверждение жестокости Ираидалы. За поступок наложницы наказание одно! Но лари выбрала максимально жестокое! Отец так карает предателей и тех, чьи преступления противны самому пламени: убийц детей и стариков!

Но в этот раз, Ираидала даже не потрудилась хотя бы при мне напялить свою маску. Явилась, как и писала мать, почти на закате. От детей пахнет кострами. Сама в какой-то бордовой тряпке. И стоит, даже не поприветствовала, тратит столько сил, терпит боль, но не склоняет голову! И тычет мне, что я ей не указ. Цитирует мне законы, надменно глядя мне в глаза, словно перед ней не оман в боевой ипостаси, а последнее ничтожество!

Да пошло оно всё! Здесь нет матери, что вечно меня останавливает! Пора уже ей вспомнить о своём месте! В ссылку, и если она так хочет, то как раз в выделенные детям земли, по их праву крови.

Уходя, поймал себя на том, что стараюсь побыстрее отойти от упрямицы, что мучается от боли, но старается не поклониться, завтра же с ума сойдёт от головной боли. И эта мысль, что даже после всего, меня всё равно заботит, что с ней будет, вызвала омерзение к самому себе, к своей слабости.

– Передай смотрителю гарема, как только лари покинет свои комнаты, запечатать их! И никогда больше не открывать! Я накладываю забвение на эти комнаты и запрещаю упоминать имя лари в стенах этого дворца! – Приказал первому попавшему евнуху.

– Комнаты? – удивился тот.

– Да! Все комнаты, сколько бы их не было! Хоть полдворца!– рявкнул я на тупицу.

Уже в пути, на рассвете, кольцо-печатка полыхнула на моем пальце. Значит, печать наложили. Рано же лари убралась из дворца, поди, всю ночь собиралась. Ничего. В карете выспится.

Едва оман ушёл, мы просто рванули в мою комнату. Детей и вовсе собирать не надо было, у них всё сгорело, а то, что есть сейчас, это пара узлов. А у меня из ценного, только остатки денег из содержания за этот месяц, которое принесли буквально утром.

– Я с ним поговорю. – Вдруг встала и решительно направилась к двери матушка Вали́. – Это уже совсем ни в какие ворота!

– Не надо, матушка, пожалуйста! – остановила её я. – Слушать вас, он может и вообще не станет. Да и ни к чему нам, чтобы он отменял своё решение. Я не верю, что нас оставят в покое и что эти покушения были последними. А если я не успею? Если рядом с детьми никого не останется в тот момент, когда кто-то решит опять напасть? И потом... А что если решат, что нападать на меня или детей слишком опасно? Кто тогда окажется под ударом, на кого выльют всю свою злость на меня? На Фарли и Гульнизу. Ведь именно они беспокоятся о нашей безопасности, чтобы больше никто и ничего не смог добавить нам в пищу или питьё. Они мои доверенные лица, близкие мне люди и моя защита. Именно они забили тревогу в прошлый раз, именно они, поняв, что лекари из дворца не собираются мне помогать, пригласили вас. Они всюду со мной, закрывают собой мою спину. Когда кто-то решит, что девочки стали слишком мешать? Матушка, может быть в глазах обитателей гарема я, и потеряю в статусе, но для меня это, прежде всего, возможность уйти вместе с близкими мне людьми из-под удара, который может обрушиться на нас в любой момент. Это для других я уезжаю в ссылку, но я всего лишь получила шанс вырастить детей в нормальных условиях.

– Но ты вложила столько труда... И что теперь? – матушка Вали́ устало опустилась на край кровати.

– Так этот труд не пропадёт. Фонтаны, пристань с набережной, купальня, целительский городок, который я надеюсь, вырастет в отдельный квартал, дома... Всё это по-прежнему будет служить людям. – Присела я рядом с целительницей. – Ещё когда старшие кварталом пришли ко мне после открытия фонтанов, мы составили план, что, как и в какой последовательности строить и на что расходовать прибыль от причалов и теневого налога. Мы всё заверили и назначили смотрителей. Даже если бы со мной что-то случилось, ничего не прекратилось и не замерло бы на месте. И я надеюсь, что старший Гарид и вы, матушка, не бросите наше общее дело. Пусть приписка по рождению не позволяет вам покинуть город, но запретить вам обучать талантливых лекарей, лечить и следить за строительством и всеми остальными работами, никто не может.