Бам. Бам. Бам.

И воздух становится заметно свежее.

— Дождь, — произношу я, вспоминая этот звук. — Мы почти у выхода?

— Да.

Костя берет меня за руку и ускоряет шаг. Мы повернули один раз. Потом еще раз. И опять. Я видела стены небольшого туннеля, по которому мы идем. Значит, мы покинули комнаты самого убежища? В голове ярко всплывает нафантазированная мною карта. Конечно же, в любом жилище есть входная дверь, коридор и комнаты. Чем же бомбоубежище от него отличается?

Вскоре надобность в фонарике отпадает. Люк, ведущий наружу, и так открыт, и белый свет с легкостью попадает в сырое и темное помещение.

Отпустив мою руку, Костя снимает с плеча автомат и просит меня немного подождать, забираясь по скользкой лестнице, сваренной из прутьев, наверх.

Я стою под самым люком и смотрю на свет, морщась от попадающих на лицо капель. Капель… Дождь. В парке ужасно жарко. Но я сваливаю это на собственное плачевное состояние.

— Все чисто.

Костя заслоняет от меня свет и протягивает мне обе руки, помогая мне выбраться из-под земли. Стоит мне только выдохнуть скопившийся в легких воздух, как перед собой я вижу небольшое облачко белого цвета.

На улице теплее, чем прежде.

— Сезон сменился, — говорит Костя, принимая оборонительную позицию. — Я такое уже видел.

Мы вылезаем посреди какого-то парка. Вдалеке виднеются высокие дома, а позади нас проходит железная дорога, по которой, я в этом нисколько не сомневаюсь, я и попала в Клоаку. Возможно, именно здесь Семен и Тихоня сошли с поезда, а я отправилась дальше, в сторону конечной станции.

Но кое-что привлекает мое внимание куда сильнее, чем дома и елки. Стена. Ее я видела со склона, на который меня отвел Костя при первой встрече.

— Что за ней? — спрашиваю я у него.

— Не знаю. — Костя указывает в противоположную от «железки» сторону. — Лагерь там. Идти минут тридцать.

— Пойдешь со мной?

— Конечно, — без капли сарказма отвечает Костя. — Я должен довести тебя до лагеря, но дальше… Тебе придется выкручиваться самой. Князь наверняка провел перекличку, чтобы понять, кого не стало. Кто сбежал. Кого убили. Кто убился.

— Убился?

— Жетоны нужны всем, а темнота друг не только молодежи.

Мы выбираемся из парка. Стена с железной дорогой остаются позади. Дождь усиливается. Я насквозь промокаю, волосы теперь походят на страшные сосульки, а прилипающие к бедрам джинсы хочется стянуть с ног как можно скорее. Костя же только тяжело дышит, но идет рядом со мной, как и полагается любителю ОБЖ и огнестрельного оружия: с высоко поднятой головой и бегающими от одного дерева к другому глазами.

— Ты пытался найти выход, идя по путям? — спрашиваю я, стараясь не стучать от холода зубами.

— Пытался. И в одном и в другом конце вход в туннели. Глубокие. Я туда сунуться не рискнул.

И это правильно.

— А что насчет этой стены? Не пытался обойти ее?

— За день не получается, а оставаться ночью на улице, пусть и вдали от домов… Это не лучшая затея для того, кто пытается выжить.

— А если поделить стену на участки? Вдруг где-нибудь найдется спасательная дверь?

— Если бы таковая имелась, то те, кто изначально жил в Клоаке, о ней бы знали. Ты так не думаешь?

Нет, не думаю.

— А сколько их осталось? Тех, кто жил в городе изначально?

Костя пожимает плечами.

— А мне откуда знать? В лагере об этом как-то не распространяются.

А почему? Что заставляет их молчать? Князь? Но он местный. И сам ищет способ… Нет, не спастись же он пытается, а найти Центр управления, чтобы возродить город. А тот эксперимент, на который меня привел Семен? Вдруг в подвалах таких ученых еще целая куча? И…

Тот ученый. Он же определенно не обычный дворник. Как он мог не знать, где Центр управления? Почему лагерь располагается на улице, когда где-то должны были быть целые научные объекты? С бетонными стенами, системами жизнеобеспечения и защитой на все случаи жизни. В голове так много мыслей, но у меня не получается собрать их воедино. Я только больше путаюсь, начиная думать обо всем и сразу.

До лагеря мы доходим минут за двадцать, быстрее, чем предполагал Костя. На обзорных вышках никого нет, и это Костю настораживает.

— Им сейчас не от кого защищать свою территорию, — говорю я, прислушиваясь к внутренним ощущениям.

Червячки мои преспокойно спят.

— Ты говорил о том, что Князь должен был устроить перекличку. Может, это она и есть?

Костя молчит. Я вижу, как сокращаются желваки на его лице. Он о чем-то думает. И, возможно, решает для себя, что ему делать дальше: вернуться на водоканал или попытаться спасти брата прямо сейчас, воспользовавшись недавней неразберихой.

— Костя?

— Вон там в заборе дыра. Через нее Митяй тебя и вывел, — произносит он, поворачивая голову на мой оклик. — Я ближе подходить не стану.

— Я понимаю. Спасибо, что проводил.

Уголок его губ слегка дергается.

— Пошутить бы на эту тему, да не хочется, — произносит он, вновь устремляя свой взгляд обратно к лагерю.

— Мы ему поможем.

Я кладу руку ему на плечо, пытаясь выглядеть убедительнее.

Получяется, конечно, вряд ли. Но попытаться стоило.

— Как мне с тобой связаться, когда разузнаю что-нибудь?

Костя накрывает мою ладонь своей, а после убирает мою руку со своего плеча, слегка сжимая мои пальцы.

— Через Митяя. Говори ему все, что узнаешь. Он уже будет передавать твои слова мне.

— Ты ему доверяешь?

— Как самому себе.

И после этого мы расходимся в разные стороны. Я не оборачиваюсь для того, чтобы посмотреть, не обернулся ли он. Слова из старой песни, смысл которых я осознала только учась в старшей школе, как нельзя кстати подходили к этой ситуации.

Кто бы знал, как тяжело было не обернуться. Мне этого хотелось, но я сдержалась. Нельзя было так глупо попасться часовым. Одно дело, если я начну говорить о том, что ушла в самоволку, когда система еще не дала сбоя, а теперь просто возвращалась обратно в лагерь. Одна. И совсем другое пытаться объяснить обозленным на весь мир мужикам о том, что «ни на кого я там в деревьях не смотрела».

Дыра в заборе как была, так и есть. Я пролезаю через нее, лишь сейчас вспомнив о том, что лагерь я покидала не с одним только Митяем, но и с Сергеем. Я надеюсь на то, что с ним все было в порядке.

Если же нет…

— Нина.

От мужского голоса, произнесшего мое имя, я начинаю проклинать все на свете. Сердце в груди бьется быстрее, а червяки отходят от анабиоза и начинают противно копошиться внутри. Я оборачиваюсь.

— Дмитрий, — произношу я, рассматривая стоящего напротив меня мужчину.

Его вид, поза, лицо, глаза… Они ничего не выражают. Рыжие кудряшки, промокшие так же, как и мои собственные волосы, смешно прилипают к его широкому лбу. Он смотрит на меня, а я на него, пытаясь понять: что теперь делать?

«Снимать штаны и бегать», — голосом моей учительницы проносится в голове ничуть не смешная в данной ситуации фраза.

Конечно, полуголая девица смогла бы отвлечь его от вопроса о том, что я делала на улице, но… Боюсь, что после такой выходки меня отправят в Рай к Белле. А мне быть «бабочкой» совсем не хочется.

— Ты заболеешь, если будешь стоять под таким ливнем, — наконец-то произносит он, подходя ближе. — Иди за мной.

—К-куда? — спрашиваю я, постукивая зубами.

Он чуть выше меня, но мне все равно приходится приподнять голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

— К Князю, — спокойно говорит он, обходя меня.

— З-зачем?

Сердце екает.

Не к добру это было.

— Узнаешь.

Дмитрий идет мелкими шагами, а я, недолго постояв на месте, следую за ним. Он не оборачивается, чтобы проверить: иду я за ним или нет? А вот мне чертовски хочется обернуться назад и увидеть Костю, который бы одним лишь взглядом сказал мне, что бояться нечего.

Потому что всегда есть аварийный выход. А поддаваться панике не лучший способ произвести впечатление на того, кто поймал тебя с поличным на месте побега.