Амара прямо-таки чувствовала, что Уитни, сидевшая рядом, пытается привлечь ее внимание, чтобы они могли вместе закатить глаза, как всегда делали, когда Гвен начинала умничать, но после случившегося в кабинете Уитни Амара не могла сейчас взглянуть ей в глаза. Чарли все еще рыдал, и Амара встала и начала носить его взад-вперед по комнате.

Почему другие дети так хорошо себя ведут? Амара почти начала скучать по Джоанне (Потерянной Мамочке), о которой они больше не говорили. Сын Джоанны был самым сложным ребенком из всех. Каждый раз, когда он заходился в истерике, Джоанна смотрела на ребенка с безнадежностью в глазах, и Амара с виноватым облегчением думала, что Чарли, по крайней мере, не так уж плох. Джоанна теперь жила в Джерси, но иногда они ощущали ее мрачное присутствие, как будто она преследовала их, напоминая, кем они могут стать.

— На данный момент мы сохраняем эксклюзивность «СуперМамочки», — вещала доктор Кларк, — потому что мы в постоянном контакте с Управлением контроля качества медикаментов, чтобы понять, дадут ли нам полное одобрение, чего они обычно не делают в отношении добавок. Но в то же время мы хотели лично обратиться к матерям, которые, как мы думали, могли бы стать действительно вдохновляющими лицами бренда, когда мы развернем масштабное производство, и именно так мы нашли всех вас.

В этот момент терпение Амары иссякло.

— Лицами бренда? — сухо поинтересовалась она, а слезы Чарли промочили насквозь ее блузу. — Теперь вопрос уже у меня. Это что, пирамида?

Доктор Кларк посмотрела на нее, на ее лице промелькнул намек на раздражение, но оно тут же сменилось улыбкой.

— Нет, что вы! Я просто имела в виду, что мы развернем настоящую рекламную кампанию, когда получим ответ от управления. И тогда надеемся привлечь настоящих мам для веб-сайта и социальных сетей, возможно даже для выступлений на телевидении.

— То есть мы станем инстаграм-знаменитостями? — спросила Элли.

Доктор Кларк засмеялась:

— Ну, ничего не могу обещать.

— Для справки, — сообщила Мередит. — Я хочу отметить, что меня устраивает моя грядущая слава.

Они с Элли снова хором захихикали.

— Так что? — спросила доктор Кларк. — Если вы хотите зарегистрироваться всей группой, мы можем просто доставлять все добавки Уитни каждый месяц и сократить индивидуальные расходы на доставку!

Мередит и Элли согласились сразу же, а Вики медленно кивнула с отстраненным видом.

— Я не знаю… — покачала головой Амара. Не нужно этого делать.

Тот факт, что они с Дэниелом живут на одну зарплату вместо ожидаемых двух, уже вызывал серьезные проблемы. Просто пообещай, что ты не будешь выкидывать кучу денег за витамины, которые все равно выйдут вместе с мочой. Цена на добавки была абсолютно запредельной. Если бы Дэниел увидел эту цифру, он бы вышел из себя.

— Мне кажется, я себя чувствую более отдохнувшей, — заметила Гвен. — Хотя Рейгана по-прежнему плохо спит по ночам, у меня такое ощущение, как будто я почти высыпаюсь.

Однако было так заманчиво поверить в чудодейственный витамин, нечто, что могло заставить ее снова почувствовать себя нормальной, чтобы она могла быть хорошей матерью для своего прекрасного, но невозможного ребенка, который вышел из ее лона с воплями и не перестал вопить даже год спустя. Что-то, что придаст ей энергии, необходимой, чтобы его вытерпеть. Старый добрый эффект плацебо помогал сделать ситуацию немного более управляемой в течение последнего месяца несмотря на то, что случилось сегодня. Если произошедшее в кабинете Уитни опасный признак, Амаре нужна вся помощь, какая только возможна.

— Я тоже согласна, — сказала Уитни с улыбкой, слегка подернув плечами и вскидывая вверх руки. — Почему бы и нет.

— Станем настоящими ЗОЖ-мамочками?

Амара хмыкнула:

— Мы так скоро превратимся в ярых антипрививочниц.

— Ну, в вакцинах мне не нравится только одно: я не уверена, что им можно доверять, — сказала Уитни. Амара уставилась на нее, и Уитни рассмеялась: — Шучу!

— Не смей даже шутить по этому поводу! — буркнула Гвен.

— Я уверена, что можно принимать зверобой и продолжать верить в науку, — сказала Уитни, размахивая руками. — Так что думаешь, Амара?

Ей нельзя этого делать.

Остальные женщины повернулись к ней и ее извивающемуся сыну, пошедшему красными пятнами. Ее добила жалость в их глазах. Это был тот же милосердный взгляд, которого ранее удостаивалась Джоанна.

— Ладно, — процедила Амара. — Я тоже согласна.

После того как они простились с доктором Кларк, настало время запостить фоточки в «Инстаграм» Уитни.

Уитни не собиралась присоединяться к легиону инстамамочек, но первые несколько месяцев она так часто оставалась наедине с Хоуп, и минуты тянулись и тянулись, точно связанные платки из шляпы фокусника. (Но при этом, когда ей нужно было больше времени, например на сон или чтобы сходить куда-то, минуты просто летели.) Сначала она делала снимки, чтобы показать Гранту, когда он вернется с работы, чтобы держать в курсе того, что он упустил. Уитни прижималась к мужу, пока тот развязывал галстук, совала ему под нос телефон, прокручивала снимки: морщинистое личико Хоуп, когда она только-только проснулась и напоминала хмурого рестлера; Хоуп научилась улыбаться и выглядела так мило, что у Уитни все внутри таяло. Грант говорил: «Она красавица, как ее мама», а затем спрашивал, хочет ли она на ужин вино из винограда «неббиоло» или «гренаш».

Затем она слегка изменила обстановку, чтобы Хоуп лежала на животе у вазы со свежими цветами или снимала дочку со стопкой любимых книг на переднем плане. Уитни могла потратить полчаса на поиск нужного света. Фотографии выходили такие удачные, что и в «Инстаграм» выложить не стыдно. Сестры Гранта хотели посмотреть. К тому моменту она перестала показывать мужу фотографии. Иногда у нее возникало смутное ощущение, что Грант считал, будто они с Хоуп застывают, как мухи в янтаре, пока он на работе, и доказывать ему что-либо другое было бесполезно.

А потом она купила пару сарафанов «фэмили лук» в «Пти Бато», пришлось это задокументировать, установив таймер на балконе. Она сделала селфи на фоне деревьев в Центральном парке в ярких красках, подписав фото: «Мы с лучшей подружкой не готовы прощаться с летом!» Сначала она была удивлена, когда люди начали подписываться и ставить тэги. Даже немного испугалась. Но было приятно, что ее снова заметили. Так все и началось.

В основном это оставалось просто маленьким приятным хобби. У Уитни не было большой армии подписчиков, и она не собиралась ходить на семинары о том, как «расширить аудиторию», но раньше она работала в пиар, так что припасла пару хитростей. Потом какая-то матрица назвала ее «влиятельным блогером», и люди начали присылать ей товары в обмен на упоминание. Она так и не избавилась от своей былой цепкости, жадной до халявы.

«Инстаграм» радовал ее еще и по другой причине. Хоуп была такой маленькой и неиспорченной, а Уитни дана вызывающая благоговение сила сформировать дочку. Что, если она случайно вылепит это милое создание во что-то меньшее, чем позволял ее потенциал? Что, если Хоуп вырастет не такой счастливой и уверенной, как выросла бы у другой матери? Каждый раз, когда Уитни постила снимок сморщенного от восторга лица своего ребенка и читала комментарии о том, какая же милашка Хоуп, она чувствовала, что Хоуп растет умной, уравновешенной и доброй, унаследовав только лучшие качества от родителей. Если верить соцсетям, Уитни справлялась с ролью матери.

Потому что было бесконечное множество способов ошибиться. Можно быть слишком снисходительной или слишком сдержанной. Можно было слишком много работать или слишком долго сидеть дома. Можно было быть слишком вялой или слишком тревожной. Последнее Уитни было очень хорошо знакомо. На приеме у акушера-гинеколога несколько месяцев назад она выражала беспокойство, но, по ее мнению, оно не выходило за рамки нормального уровня, однако он попытался навязать ей рецепт ксанакса, словно это вполне обыденное явление, а она — скучающая мамаша из пригорода, которая не в состоянии прожить и дня без медикаментозной помощи. Уитни не нужен ксанакс! Не то чтобы осуждала тех, кто действительно нуждался в антидепрессантах, тех, кто и вправду страдал от послеродовой депрессии. Кто-то вроде Джоанны.