— И Артема, — он не мигает, — мы же учились вместе. Артем и Гордей бывали у нас в гостях. Мать Кати дружила с моей мамой.

Гена точно черт, права была Маня. И место его в аду. Знакомых, близких, родных не пожалел, ублюдок.

— А Гордей, ты говорил…

— Оттаскивал его вместе с ментами от погреба. Он все поверить не мог, что все так закончилось.

— Боже, — всхлипываю, не удерживаясь.

— Отвез его домой, — Вадим заглядывает мне в глаза, — не думал, что буду с Катиным любовником возиться.

— Как он?

— Выпил бутылку водки залпом и отрубился. Успел мне сказать, что любит Катю до сих пор. Блядь, в их истории я был лишним, а не наоборот.

— Зато для меня ты самый главный и важный, — обнимаю его лицо и целую в щеки, скулы, лоб, губы. Везде.

— А ты для меня, Настя, — он стискивает мое тело так сильно, что становится трудно дышать, — ты же скажешь мне, если у нас начнутся проблемы? Хоть что-то не так, Насть. Ты говоришь — мы исправляем. Только не молчи, ради бога. Не твори ничего у меня за спиной.

— Никогда, — прижимаюсь своим лбом к его, — и ты тоже.

— Никогда, — Вадим прижимается своими губами к моим. Целует жестко. Рубашка на мне трещит под напором его рук. Слышится хруст ткани и пуговицы разлетаются по комнате, — я тебя так буду любить, что ты на других никогда не посмотришь.

— Я давно не смотрю, — начинаю задыхаться, когда его губы обрушиваются на мою шею и грудь. Он всасывает кожу, лижет и покусывает. Вместе со мной поднимается со стула и мы падаем на кровать. Вадим сверху, спускается поцелуями к животу. Расстегивает мои джинсы, целуя все ниже. Язык раскрывает мои губки, касаясь клитора. В ответ на вспыхнувший в теле огонь, выгибаюсь.

В голове ни одной мысли, оба на инстинктах. Нам хочется забыть о грязной действительности вокруг и стать единым целым. Склеиться, только я и Вадим.

Вытряхнув меня из одежды, он снимает с себя майку, щелкает ремнем на джинсах и приспускает их вместе с бельем. Кусаю губы, желая чтобы Вадим как можно быстрее оказался внутри меня.

— Вот так, — он разворачивает меня на живот и входит сзади. Вжимая в матрас, надсадно дышит в ухо, — только моя. Моя!

— Твоя, — вторю ему шепотом.

Вадим берет страстно, двигаясь внутри меня быстро и глубоко. Задыхаюсь от ярких ощущений, скребу по покрывалу, цепляюсь в него зубами.

Мне даже страшно, насколько этот мужчина важен для меня. До него я не знала, что такое быть влюбленной по-настоящему. В период, когда мы расстались, чуть не умерла от тоски. Мне кажется, я физически готова стать частью его, раствориться в нем, быть только для него.

После оргазма мы долго лежим без сна. Я прошу Вадима рассказать о своей маме. И об учебе. О детских увлечениях. Он рассказывает много, отвлекаясь на хорошее. И я радуюсь, что мы вместе можем передохнуть от плохого.

На следующий день Вадим вытаскивает из багажника свою амуницию — специальный костюм для зимних походов в лес, обувь, даже тонкий бронежилет. Как Вадим пояснил — на всякий случай.

Я пытаюсь препятствовать, но меня тут же отправляют к маме. Мужики идут в лес. С ночёвкой.

— Пусть идут, — мама на кухне гремит посудой, — Вадим отвлечется, папа развлечется, — она смеется, — и Хати выгуляют, а он грустный какой-то.

— А если папа переборщит? — вздрагиваю, через кухонное окно рассматривая две мужских стены, направляющиеся в сторону леса.

— Не переборщит, — мама ставит на стол тарелку с яблоками для шарлотки, — чисти, давай. Он же не с каким-то там парнем твоим ушел, а с будущим мужем. Отцом своего внука. Будущего.

— Угу, — берусь за маленький ножик на столе и начинаю чистить яблоки, — ну пусть охотятся.

Действительно, пусть вон живность стреляют, выжить пытаются, чем Вадим будет дома сидеть и о Гене думать. Лес, холод и трупики невинных животных, то есть дичь, точно его отвлекут.

Приоритеты быстро поменяются. Папа научит его выживать, может быть даже в снегу заночуют. Следы там различать будут, на костре еду готовить. Вообще, жителю городских джунглей в период моральных страданий самое оно.

Ну а я лучше дома его дождусь. Послушаю потом байки как он выживал и как много всего в жизни переоценил. Часто слышала их от тех, кто с папой в лесу уже был.

И все же переживаю. Ночью так вообще спать не могу.

Как там мой Вадимка, который по теплым полам босиком ходить любит, спит в снегу? Или ест консервы прямо из банки сразу с костра? Справится ли он? Представляю каким шоком для него окажется отсутствие туалета в лесу. Черт! Главное, чтобы не отморозил ничего. Надеюсь Хати его будет согревать и защищать. Папа-то сам справится, а вот Вадим….

С самого утра принимаюсь ждать у окошка. Внимательно всматриваюсь в далекий заснеженный лес, но там безмолвие и тишина.

— Настя, шла бы ты пропылесосила, что ли. Хватит без дела маяться.

— Ну мам…

— Иди, заодно цветы полей. Протри пыль и разбери свои вещи в шкафу.

— А гречку тебе не перебрать? — бухчу себе под нос, отправляясь по маминым поручениям. Ближе к вечеру понимаю, как мне нравится у Вадима приходящая горничная и клининг. Без них же нереально жить!

— Настя, встречай иди, — слышу из кухни и тут же бегу на выход. Вернулись! Натягиваю валенки на босые ноги, сверху пуховик и пулей на улицу, — божечки…. - папа с Вадимом оба с добычей за спинами. Вышагивают хмуро и устало. Один только Хатико счастливо круги наворачивает рядом, буксуя в снегу.

— Как сходили? — скачу вместе с Хати вокруг мужчин, пока они стаскивают со спин рюкзаки. Папа кладет сверху трех окровавленных зайцев и ружье. Вадим рядом своего.

Вообще неплохо, смущает только что тот без повреждений.

— Хорошо, — Вадим ведет ладонью по шее.

— Правда? — тяну его добычу за пушистую лапку. Поднимаю приличную тушку. Зайцы в лесу — это вам не домашние кролики. Они иногда до 7 кг. бывают. Правда зимой всегда меньше — где-то пять, может чуть больше, — и как ты его завалил?

Отец издает крякающий звук, хлопает Вадима по плечу и скрывается в доме.

— Кинув в него ножом и убил рукоятью? Догнал и удушил голыми руками? Ткнул мордочкой в снег и перекрыл пушистому кислород? — невинно хлопаю глазами. Держусь изо всех сил. Чтобы только не заржать раньше времени.

— Дочь своего отца, — восхищенно вздыхает Вадим. Стаскивает рукавицы, всовывает мне в руки. Отвернувшись, сплевывает в снег и сдается, — сдох он от страха, когда я в ветку рядом попал и та отвалилась.

— А я знала, — меня прорывает на неконтролируемый хохот. Случается такое с зайцами иногда, сердечко слабое. Обнимаю стоящего статуей мужчину и утыкаюсь лицом в его пропахшую костром куртку-камуфляж. Смеюсь прямо до боли в боках и слез на глазах, хотя пушистика все равно жаль.

— Все? — Вадим хмыкает.

— Ну прости, — обнимаю его ладонями за шею, — ты мой герой. Никому не скажем про зайца, если ты не захочешь, обещаю.

— Нет уж, — он ухмыляется, — да я первый не сдержусь. Реально от страха сдох, бывает, а… Настя, ты чего раздетая такая? В дом пошли. — гаркнул как-то слишком командно, я даже не ожидала. Прямо как папа в детстве.

— Я на минутку, — тяну вниз по голым ногам пуховик.

— Она закончилась, — толкнув меня в спину, Вадим входит в дом следом.

Мама уже вовсю суетится в кухне, расставляя чай и горячую еду.

— Я бы помылся, — Вадим шепнул мне в ухо. Нос скривил. Ага-ага, сложно бедняге было без душа. И как только выжил?

— Пошли, — проследив, как он снял верхнюю одежду, указываю на ванную комнату, — мам, мы через часик.

— Хорошо, — она кивает, провожая нас со стопкой тарелок в руках.

Пока набираю ванную, Вадим терпеливо ждет. Сидит на коврике и с усталой улыбкой, за мной наблюдает. Он сейчас немного другой, из глаз исчезла пугающая меня тоска, что была до похода. Подобные штуки и правда помогают.

— Ты как? — добавляю в теплую воду соль и пенку.

— Лучше, — Вадим расслабляется в воде. Руки пускает по бортам, голова на сложенном полотенце, — мне очень нравится твой отец. Мировой мужик.