— Жестокая какая.

— Правда жизни, у меня на руках будет орущий комок счастья. Мне будет не до них.

— Мяу, — жалобно завывает Пумба.

— Угу, так что подумайте над своим поведением. Все.

— А я что? — Вадим откровенно ржёт, — я готов ради тебя на все.

— Правда? — складываю руки на груди. — Сомнения у меня есть, да…

— Секунду, малыш, — ссадив недовольных котов на постель, Вадим залазит в тумбочку и извлекает оттуда маленькую бархатную коробочку.

— Да я совсем не об этом, — отчаянно краснею. Об этом, естественно, но ни за что не признаюсь.

— Конечно, — кивнув, Вадим открывает коробочку с кольцом. Шикарным, дорогущим, бриллиантовым, — выходи за меня.

— Ух, — вытягиваю ладонь вперёд. Слезы катятся из глаз, когда Вадим надевает кольцо на палец.

— Так ты согласна?

— Да, — заторможенно киваю, — черт, я голая.

— Я тоже. И ушлепки без фраков, — Вадим жмет плечами. — Что не так?

— Все так, — растерянно смотрю по сторонам и на кольцо.

— Не романтично? — наконец догадывается.

— Нам сейчас не до романтики, — у меня получается опомниться. Действительно, тут такое вокруг, а мне мои девичьи фантазии в голову лезут. Точно гормоны беременные.

— Свадьба на берегу океана? Свадебное путешествие на тропический остров?

— Подходит, — прижимаюсь к груди Вадима и затихаю в его объятьях, — меня штормит.

— Я заметил, — ладони нежно поглаживают по спине, — и даже загуглил. Это нормально.

— Зато теперь можно смело домой, — трогаю свое колечко, — а то папа немного переживал, что ты его внука можешь оставить без фамилии.

— Внучку, — правит Вадим, — мне кажется, будет девочка.

— С чего это вдруг? — с подозрением заглядываю в серые глаза.

— Приснилось, — он вздыхает, — уже раз десять. Ты с малышкой на руках. И почему-то в березовой роще среди оленей.

— Может все же у папы работать будешь? — в груди печет от эмоций. Я ему снюсь вместе с дочкой. Как же это… мило? Нет, слабое слово. Обалденно! Приятно! До щенячьего восторга!

— Насчет оленей и леса, — он рассеянно жмет плечами, — мне кажется — это мои потаенные страхи вылазят. Прости, я житель каменных джунглей.

— Это я уже поняла, — целую яремную впадинку, — и я подумала, не будем узнавать пол до родов. Что думаешь?

— Мммм. Но я должен быть первым, кто узнает.

— Вообще не проблема, когда будешь перерезать пуповину — первым и увидишь.

— Боже, — Вадим сглатывает.

— Как ребенка заделать, так пожалуйста. А как рожать со мной, так слабо? Сафронов! Я там одна не смогу! Мне страшно!

— Ясно. Понял, — он шумно и быстро выдохнул пару раз, — я пойду. Да. А там прямо все будет видно?

— Господи, — закатываю глаза, — нет, конечно. Не хватало еще, чтобы ты сознание потерял. Побудешь со мной на схватках. А в родовой за ширмой постоишь. Когда ребенок появится, врач положит его мне на грудь, а ты перережешь пуповину.

— Так я смогу, наверное, — храбрится. Но выглядит бледным.

— Наверное, — ворчу я, — я тоже родить смогу, наверное…

— Настя, ты герой. Никогда о таких штуках не думал всерьез, но теперь понимаю. Это же целый человек пролезет через такую тесную…

— Заткнись, — осекаю его, — мне и так страшно. Не накаляй заранее.

— Не буду, прости. Может, хочешь чего-нибудь?

— Мяса, — признаюсь, откинувшись на подушки, — вяленого. И помидорки консервированные. Самые мелкие.

— Сейчас принесу, — мигом уносится на кухню. Я так поняла, что заодно переведет там дух и будет гуглить про партнерские роды.

Ну-ну, Сафронов, поздно гуглить… уже пообещал, так что не соскочишь. Ты у меня мужик настоящий, а они свое слово держат.

Через неделю мы едем навестить родителей. С порога показываю кольцо, успокаивая папу и иду в кухню на запах пирогов.

— Ох, мам, — втягиваю аромат прямо у хрустящей корочки любимого яблочного пирога, — мне сразу два кусочка.

— Садись, — она целует меня в макушку, — как ты себя чувствуешь?

— Токсикоз по утрам жуткий. А так терпимо.

— Когда на узи? — бодрый папа хлопает Вадима по плечу, — мы должны увидеть нашего пацана.

Угух, нашел у кого солидарности искать. Забиваю рот пирогом, чтобы не подтрунивать над обоими.

— Мы решили, что пол узнаем на родах, — спокойно говорит Вадим. Свою теорию с девочкой не озвучивает. И правильно, конечно. Он же с папой дружить собирается. Да и на охоту вместе скоро.

— Мы? — папа оседает на стул рядом с мамой.

— Да, у нас партнерские роды, — рассказываю с набитым ртом.

— А ты отчаянный, — папа смотрит на Вадима по-новому, — я дальше приемного покоя не пошел.

— А мог бы пуповину мне перерезать.

— Настя, я могу оленя освежевать. Или отстрелить зайца, утку. Кабана заколоть. И даже шкуру с медведя сниму. Но не вот это вот все…

— Тима, дыши, — мама погладила его по плечу, слишком уж эмоционально он жестикулировал, — все нормально. Второго рожать не пойдем. Не боись.

— Ай ну вас, — хмурит свои кустистые брови, — не боюсь я, просто не мое.

— Ну да, мы так и поняли, — смеюсь в голос.

Вадим отвлекся на телефонный звонок и хмурится. На дисплее высветилось имя Гордея.

— Я отойду, — он чмокнул меня в щеку, — мне хотя бы один кусочек оставь.

— Не уверена, — в момент становлюсь серьезной. Но для родителей старательно изображаю беззаботность.

— У Вадима еще девять месяцев будет, чтобы смириться, — когда мой жених исчезает за дверями на улицу, комментирует отец.

— Восемь, — поправляю я. Бросаю еду и выглядываю в окно. Наблюдаю за расхаживающим по двору в компании Хати Вадимом. Пес его не полюбил, но немного привык.

— Мне нужно будет уехать, — Вадим возвращается хмурым.

Он прощается с моими разочарованными столь быстрым отъездом будущего зятя, родителями.

— Побудь дома недельку, — просит.

— Нет, — цепляюсь за него в прихожей, — это еще зачем? Что Гордей хотел?

— Есть новости по Гене. Мне нужно быть в городе, — Вадим накидывает на плечи куртку, — Настя, я хочу, чтобы ты была как можно дальше и в безопасности. Пожалуйста, — шепчет на ушко, — дай мне все решить.

— Пусть его полиция ищет, — натягиваю верхнюю одежду и упрямо следую за Вадимом.

— Пока полиция будет решать, Гена где-нибудь за границей скроется.

— Вадим, ну Вадим.

— Тише, — он обнимает меня, утыкается носом в шею, — я не полезу на рожон. У меня невеста беременна.

— Вот именно!

— Но Гордей в штопоре. И из этих двоих, за него я переживаю, как ни странно. Не хочу, чтобы Гордей до Гены успел добраться до полиции. А вероятность высокая.

— Там же не будут стрелять? — цепляюсь за его руки, — я не переживу.

— Я не дурак, Настя. Зря рисковать не буду. И Старовойтов подстрахует.

Вадим уезжает, а я не нахожу себе места. Картины одна ужаснее другой лезут в голову. Ненавижу сволочь — Гену всей душой. И хорошо понимаю, в каком отчаянном положении он сейчас находится. Платить по счетам никто не любит. А его счета подразумевают тюрьму до конца его дней. Двойное убийство, попытка убийства, кража в особо крупных, подстрекательство, сговор, побег и много чего еще.

Эта беспринципная сволочь просто так не сдастся. В том, что совести у него нет сомневаться не приходится. Ведь после смерти Кати и Артема, он продолжил преспокойненько жить дальше. Собственного племянника при этом держал на коротком поводке. Шлюх ему подсовывал, поощрял депрессию и запой. Как только со свету не сжил и не организовал несчастный случай?

Названиваю Вадиму каждый час или два. Мне нужно услышать его голос, чтобы знать, что все нормально. Он не сердится и раздражается, понимает, что мне это нужно.

Отшучивается, что может повесить для меня на шею маячок — буду видеть его передвижения. Зря он это — я в тупую идею вцепилась зубами. Но Вадим съехал…

Во вторник извожусь окончательно. Вадим не берет трубку на три моих контрольных звонка. Я психую и набираю нон-стоп. Чувствую что-то не так. Потихоньку плачу в спальне, пока Хати мостится у меня в ногах. Огромная собака сжимается и поскуливает, словно раненая.