Я тут в палате, а у Гордея, например, допрос. Он признался в связи с Катей и это сильно осложнило его положение. Он скрывал правду во время следствия, вводил суд в заблуждение и ещё много чего там ему шил Старовойтов. Мне казалось, подобная выходка плюс избиение Гены может потянуть на много лет, но я ошиблась. Хороший адвокат решает многое. Моего заступника, как его окрестил все тот же Старовойтов, выпустили под залог через три дня после ареста.

— Спасибо, что внесла в список приближенных, — он присел на край моей постели. Выглядел изможденным, но воспрянувшим духом.

— Ты избил человека, но я решила рискнуть.

— Не называй эту падаль так, — он ощетинился, — если Старовойтов его не достанет, я это сделаю. И никакой закон мне писан не будет.

— Гордей, его закроют, должны, — мягко сжимаю его руку своей.

— Хочу залезть ему в голову и узнать, о чем он думал, когда все это вытворял. Причину я уже знаю, но мне мало ее.

— Деньги? — мой голос дрогнул.

— Угу, Генчик давно не хуёво подсел на казино. Мотался туда со своей продажной сукой почти каждые выходные. И проебался.

— Боже, — прикрываю глаза и перевожу дыхание. Прямо сейчас мне кажется, что подсказки были везде. Я помню, каким нервным был Гена за игральным столом. Вадим и Гордей относились к процессу довольно равнодушно, но не он. Я видела как он был азартен, но пропускала это мимо. Как и то, что Виталина говорила о том, что они в Минске частые гости. Ее постоянных фото из казино дополняли картину. Да, все развлекаются как хотят и никто не придавал значения тому, что богатый человек любит поиграть. Денег у него много.

Было…. а потом они стали заканчиваться.

— А тут некстати Вадим с Артёмом спелись и решили поработать вместе. Мне кажется, если бы они реально объединились, свернули горы.

— Но тогда прибыль пополам.

— Не только. Отчётность, двусторонний аудит, взаимная паранойя. То, что Гена запускал руку в карман Вадима стало бы очевидно очень скоро. Он, конечно, мог прекратить, замести следы, но тогда деньги бы закончились.

— Как Вадим не замечал?

— Не знаю, может вначале было не очевидно. Может Вадим не проверял своего любимого дядюшку. Хз, Насть. Уверен, скоро обнаружится, что часть счетов существует только на бумаге. Что-то из имущества в залоге и прочие волшебные штуки. Кстати, пока шёл суд и потом, пока у Вадима была затяжной алкогольный трип, у Гены была большая свобода действий. Уверен, он ею воспользовался на полную катушку. Так что сожалею, Анастасия, но брак с олигархом Сафроновым не будет выгодной партией. У тебя есть время передумать.

— Не смешно, — фыркаю я.

— Мне меньше всех хочется смеяться, поверь. Я потерял двух важных мне людей — любимую женщину и брата. Из-за бабла. И даже не своего. Шикарно этот подонок все придумал — Вадим в приступе ревности убил жену и ее любовника, а по факту свою наследницу и возможного проблемного партнёра. Сел бы, а Гена заграбастал себе все, что тот имел. И делиться ни с кем не надо.

— Мне жаль, что так с Катей и Артемом получилось.

— Мне тоже. Гена тогда и меня чуть не убил. Да нет, убил. Я год не жил. И как дальше, не знаю. Не могу себе простить, что Артем занял моё место.

— Гену посадят!

— За мошенничество. И не факт, что докажут все, — он сжал челюсть, — сложнее всего доказать покушение. Тут нужно найти связь между заказчиком и исполнителем. Найти тех, кто делал грязную работу. А это будет очень сложно.

Гордей ушёл, а я долго думала о том, в каком аду он жил все это время. Я чуть не потеряла Вадима и готова была сойти с ума. А он потерял и Катю и брата, плюс огромное чувство вины и злость за то, что виновный на свободе. Есть отчего тронуться умом.

Когда на следующий день я узнала, что Вадим пришел в себя, то вцепилась в рукав врача мертвой хваткой, требуя хотя бы посмотреть на него пару минут. Уставший Семен Станиславович понял, что из моего захвата ему не вырваться, поэтому разрешил очень аккуратно скатать меня к палате Вадима на инвалидном кресле. Но реветь запретил строго-настрого.

Ну да, так я и послушалась.

— Как только начнется истерика, сразу уезжаем, — Маргарита Васильевна поджала губы. Она стояла рядом, пока я прикладывала ладонь к стеклу окна палаты и пыталась получше Вадима рассмотреть.

— Я не плачу, — тру ладонью глаза, стирая предательскую влагу.

— Ну да, я вижу, — скептически вздохнула она. Мы с ней за это время немного подружились. К тому же мама по старой привычке общения с медицинским персоналом у себя в поликлинике таскала ей шоколадки и кофе. Я закатывала по этому поводу глаза, но мама настаивала, что «лишним не будет». Короче, у меня был почти блат.

— Он бледный и не шевелится, — во все глаза смотрю на больничную койку, где под простыней лежит Вадим. Большой и такой беспомощный. В каких-то трубках, с маской на лице.

— Он слаб, Настя. Только пришел в себе. Не думали же вы, что он встанет и побежит.

— Нет, но…

— Я краем уха слышала, что ваш отец собирается что-то там ему отстрелить, — в голосе Маргариты послышался легкий смешок, — так что пусть отлежится, сил наберется. А то ему скоро по лесам от охотника с ружьем бегать. Что-то я за Вадима всерьез переживать начала.

— Шуточки ваши, — цежу сквозь зубы, закипая, — пошевелился, — вскрикиваю, тут же забывая о Маргарите, — рукой, я видела, — лицо Вадима в маске повернулось в мою сторону и мы встретились глазами. Его плохо фокусирующиеся и мои в слезах, — черт, нельзя реветь, — опять вытираю слезы, чтоб он их не видел. В груди начинают порхать бабочки. Мне становится легко и хочется смеяться. Теперь я точно знаю, что все будет хорошо.

Мне показалось, Вадим улыбнулся. Лицо было за маской, но все же. Я знала, ему увидеть меня было так же важно, как мне его.

В следующие дни медицинский персонал познакомился с новой ипостасью Насти, то есть меня. И именовалась она — Хатико. Я была прямо как мой преданный пес, с надеждой и настойчивостью смотрела в глаза каждому, кто входил в палату. Давила на них своим беременным положением. Тем, что именно рядом с Вадимом мне окончательно становится лучше и даже плечо перестает болеть. Короче, нашлась таблетка от всего.

— Настя, мы вас сейчас выпишем, — на очередную мою тираду с перечислением того, что было выше, Семен Викентьевич поджал губы и прижал кулак к губам. Скрывал, но лучики возле глаз выдали улыбку, — я в вашу палату заходить не могу. На меня еще ни один пациент так не давил.

— Нельзя, — вздохнув, разглаживаю пальчиками простынь на коленях, — анализы не очень. И Вадим тут.

— Угу, опять стекло мне пальцами и слезами заляпаете.

— Я вытру, честно, — с энтузиазмом показываю ему пачку салфеток.

— Сегодня можно будет войти, точнее заехать, — врач продолжил черкать что-то в бумагах у себя на коленях. Я бы и ножками могла уже. Но в соседний корпус далеко идти.

— Ура, спасибочки, Семен Викентьевич!!! — Пока он не передумал, я осторожно перебралась в кресло, — везите.

— Вообще-то через полчаса Маргарита к вам должна зайти, — он поднял бровь, удивленный моей расторопностью и наглостью.

— Да я уже сама научилась, только двери откройте. А там меня Андрей проведет.

— И охранника успела припахать, — бросив мне бумаги на колени, Викентьевич взялся за ручки кресла и покатил меня на выход, — Андрей, свози. Маргариту пришлю следом.

Парень широко улыбнулся, явно счастливый оттого, что хоть какая-то смена обстановки у него намечается и покатил меня к лифтам.

— Из вас бы получилась отличная девушка, которая ждет парня из армии, Анастасия, — сделал он мне комплимент.

— Спасибо, — я кусаю губу и радуюсь, что Вадима оттуда мне ждать не придется. Хотя выходные с папой — это как раз ускоренная служба получится.

На входе перед палатой Вадима меня встречают. Охранники улыбаются как родной и предупредительно открывают двери.

Закатываю на своем кресле и оставляю его у входа. До кровати Вадима добираюсь сама.