— Удачи, — хмыкаю, отталкиваясь от стола, — боюсь, с учетом беременности, охота может на несколько суток растянуться.

— Я уже заказал зимнюю экипировку и спутниковый телефон, на случай, если твой отец потеряет меня в лесу.

— А это ты однозначно молодец, — показываю Вадиму кулаки с поднятыми вверх пальцами.

— Да, Саша, — он поднимает трубку и хмурится, — нет, я с Геной по этому поводу еще не говорил. А есть проблемы?

— До встречи, — шепчу одними губами. Ловлю извиняющуюся улыбку Вадима и оставляю его работать дальше. Сама спускаюсь в пустом лифте в холл.

Почти девять, так что кроме охранников в огромном помещении никого, свет уже приглушен. Я бойко цокаю каблуками по направлению к выходу. Там меня должен ждать Леша на внедорожнике. Поскольку вечер и народ разъехался, он с некоторым нарушением заезжает прямо к лестнице.

— Ну и где? — подвисаю на ступеньках. Тут ни Леши, ни машины. В сумке раздражающе вибрирует поставленный на вибро телефон. Натянув перчатки, лезу за смартфоном, на котором высвечивается имя Вадима, — да?

— Настя, ты где?! — Его голос насквозь пропитан тревогой, — я тебе три раза звонил.

— В лифте не ловит, — поднимаю лицо к черному небу. Снег с него сыпется мелкой колючей крошкой, — и я внизу, жду Лешу.

— Вижу тебя, — Вадим выходит следом за мной, толкнув дверь бизнес-центра. В трубке звонок обрывается.

— Что-то случилось? — удивленно осматриваю его в костюме. Можно было бы и пальто надеть, на улице мороз.

— Да, — он выдыхает облако белого пара. Подносит телефон к уху, — Леша ты где? — раздраженно матерится, случая ответ, — у тебя минута. Завезешь Настю домой и останешься там. И чтобы ни шагу без моего разрешения.

— Вадим, ты меня пугаешь, — нервно кутаюсь в свою шубку, застегивая пуговицы, — тебе не холодно?

— Идем, он уже подъезжает, — Вадим не обращает на мои слова внимания, — колесо пробил где-то засранец.

— Бывает, — жму плечами.

— Когда я приеду, надо будет серьезно поговорить, — сжав за руку, Вадим тащит меня к вырулившему из-за поворота внедорожнику, — чтобы от Леши ни на шаг сейчас.

— Ты меня пугаешь, — вглядываюсь в его бледное лицо. Глаза расширены, ноздри подрагивают, все черты лица словно заострены, — что случилось?

— Это все… — Голос Вадима обрывается резким звуком взрывающегося колеса внедорожника рядом. Машину кренит вбок и я отскакиваю.

— Боже, — не успеваю обернуться на резкий звук тормозов позади. Меня дергает в сторону, Вадим возникает прямо передо мной и заслоняет. Рвано вдыхаю, цепляясь за его пиджак и удивленно наблюдаю за алым пятном, расползающимся по белой рубашке в районе груди.

— Вадим? — в недоумении прикасаюсь к его груди. Ладонь становится липкой и влажной, — что это? — мужское тело, словно налитое свинцом, покачивается и начинает медленно оседать. Задираю голову, пытаясь словить взгляд серых глаз. В них тоже недоумение. Губы шевелятся, пытаясь что-то произнести, но я не слышу ни единого звука, — Вадим! — синхронно вместе с ним падаю на колени, — ты меня слышишь? Откуда это? Боже! Это кровь? — обнимаю его руками, пытаясь не дать упасть на землю, — я с тобой, — мысли в голове путаются. Правая рука горит огнем. Эпицентр в плече, но я отмахиваюсь от этого ощущения. Главное сейчас — Вадим. Он не реагирует. Мы же просто вышли на улицу, лопнуло колесо.

— На землю, — сбоку доносится словно через вату. Удивленно дергаюсь на крик из машины. Это Леша. Я не вижу его, только металлическую дверь, распахивающуюся со скрежетом. Ее глянцевая поверхность разорвана несколькими уродливыми дырами.

— Ему плохо, нужен врач, — ловлю голову Вадима, утыкающуюся мне в плечо. Нас кренит в сторону и ноющее плечо сталкивается с грязным асфальтом, покрытым коркой затоптанного снега и песка. Меня взвывает от ослепляющей боли, слезы брызжут из глаз.

— Я вызвал, держитесь.

— Вадим, ты слышишь? Врач едет, — левой рукой веду по волосам и шее. Осторожно касаюсь оледеневшей щеки. Не могу оторваться от его закатывающихся остекленевших глаз. Того, что происходит, просто не может быть. Это не по-настоящему, — смотри на меня, любимый. Смотри. Все будет хорошо, — от слез лицо Вадима расплывается передо мной, смаргиваю и опять вглядываюсь в него, чтобы не пропустить малейших изменений.

Кто-то нависает над нами, прикладывает пальцы к шее Вадима. Длинные и окровавленные.

— Настя, посмотри на меня, — Лешин голос дрожит, — ты цела? Настя.

— Он жив, да? Он жив! Леша.

— Настя, блядь!!! Тут еще кровь. Тебя задело? Скажи мне, ты меня слышишь? — вдруг нарастает шум? топот, окрики. Черные ботинки в брюках мелькают на периферии, отвлекая от Вадима. А я не хочу.

— Нет, не трогай, не надо, — задыхаюсь в истерике, чувствуя как меня тянут в сторону. Хватаю руку Вадима, сжимаю его выскальзывающие пальцы. Справа резко вспыхивает болью рука. Захлебываюсь криком и страхом. Моргаю, давлюсь рваными вздохами. До черных мурашек и красных разводов перед глазами. До белого шума в ушах. До черной дыры, засасывающей мое сознание.

В редких вспышках вижу врачей. Мне светят в глаза, сунут под нос отвратительно пахнущую ватку. В плече творится какой-то ад, мешающий мыслить.

— Тише, мы вам поможем, — передо мной всплывает совсем молоденькое лицо парня. Неужели он действительно врач?

— Мне не надо, там Вадим, — отпихиваю его ладонью в плечо.

— Вам тоже надо, Настя. Вас же так зовут? — он улыбается.

— Да, — слабо киваю и облизываю пересохшие губы, — рука болит. Плечо.

— Вас немного зацепило, я вколю обезболивающие. У вас нет аллергии на препараты? Соберитесь, вы боец, Настя. Я вижу.

— Нет, — мотаю головой, вглядываясь в белый потолок скорой. — Я беременна, — всхлипываю, кусая губу.

— Это отличная новость, Настенька, — парень склоняется ко мне снова, — кого хотите, мальчика или девочку? — Меня отвлекает шум трескающейся ткани. Сбоку еще один врач разрезает окровавленный рукав моей шубы ножницами.

— Смотри на меня, не отвлекайся, — пальцы на щеке возвращают мое лицо к улыбчивому, — я Серафим.

— Я хочу девочку, Серафим. А Вадиму все равно, он даже пол до родов узнавать не хочет. Как он? С ним все в порядке? Он мне не отвечал. Я его за руку держала, а она ледяная, — паника удушливой волной наваливается на меня. Голову опять кружит.

— Вадим справится, Настя и тебе нужно.

— Где он? — тревожно хватаю Серафима за руку.

— Тише, Настя. Он в другой машине.

— Ааа, — дергаюсь вправо к руке. Она начинает пульсировать все сильнее и сильнее, словно сейчас взорвется.

— Кровотечение, — в спокойном голосе нарастает тревога, — Настя, не закрывай глаза.

— Я стараюсь, — тело обмякает. Оно словно и не мое. Я не чувствую ничего, кроме подступающей дурноты и боли в руке. Меня бросает то в холод, то в испарину. Голос Серафима становится бессвязным и еле слышным, пока совсем не обрывается.

— Пить, — просыпаюсь от дикой жажды. Во рту пустыня. Огромный распухший язык ворочается с трудом. С трудом выдыхаю.

— Анастасия, очень маленький глоток. Пока много нельзя, — в мои губы врезается край пластиковой трубочки. Я втягиваю немного прохладной влаги, которая разливается во рту. Она смачивает слизистые и мне становится немного легче.

Размыкаю веки, чтобы увидеть что вокруг. Свет бьет по глазам и я жмурюсь.

— Что случилось? — откашливаюсь. Пытаюсь поднять правую руку, но та не слушается. Тогда прикрываю глаза левой ладонью. В недоумении кошусь на перебинтованное плечо.

— Вы были ранены, — так же ровно сообщает голос рядом.

— Ранена? — мои глаза распахиваются максимально широко. Задираю подбородок, пытаясь, наконец рассмотреть говорящую.

Рядом с моей кроватью сидит пожилая женщина в медицинском халате и маске. Она держит в руках стакан с водой и трубочкой.

— Разве в меня стреляли? — хмурю брови, пытаясь вспомнить сегодняшний день.

Воспоминания наваливаются разом. Вадим, лопнувшая шина, дырки в двери внедорожника Леши. И кровь — красная и липкая. Она была везде.