Эти два ушлепка, как их Вадим все время называет, внесли в его квартиру львиную долю уюта. Тут так хорошо сейчас, мурчательно. Ошметки каких-то журналов кругом разбросаны. И даже обложка одного моего учебника по экономике. На кухонном столе утром оставила. А они добрались, вот же су… четырёхлапые. Новую книгу придется теперь покупать.

— Настя, — Вадим присаживается передо мной на корточки. Сам он уже без пальто и обуви. Обреченно вздыхает, осматривая бардак и меня, потом начинает стаскивать с меня сапоги, — что бы Вита тебе говорила — не слушай. Ты с ней больше не общаешься.

— И с ней, и с преподавателем экономики, — вздыхаю я, — с кем еще я не общаюсь?

— Список напишу позже, — Вадим мрачно усмехается.

— Ты — тиран.

— Просто я вижу, что по-другому с тобой нельзя, — подняв на ноги, он вытряхивает меня из пальто.

— Пфф, — отмахиваюсь я, шлепая в кухню. Там практически залпом выпиваю стакан воды и принимаюсь за поиск таблеток от похмелья. Принять лучше сейчас, а то утром я точно не встану. А мне еще на пары, потом экономику пересдавать Лилиану Кирьяновичу, — нашла, — победно трясу блистером. Он оказался в аптечке в угловом ящике, как и всегда. Но в моем состоянии это все равно маленькая победа. Ела я последний раз в обед и совсем немного, поэтому бутылка шампанского на пустой желудок сшибла меня наповал.

Виталина та еще сука, прав Вадим, мне с ней общаться не надо. Один разговор, а я расклеилась, истерику устроила, чуть в общагу не укатила. Вместе с котами.

Зачем эта ненужная драма? Где мои мозги? Непонятно. Котов мне никто туда взять не разрешит — это как минимум, останусь с ними на улице. Да и пойдут ли они со мной, вопрос. Выглядываю в гостиную, где Вадим находится в обществе этих ушлепков. Сидит себе тихо, смотрит вместе с ними на ночной город. Тимон и Пумба у него по коленям лазят, ластятся.

Не только про бабушек одиноких эта поговорка про сорок кошек, она и к таким вот брутальным и самодостаточным бизнесменам тоже относится. Мило так смотрятся, что сердце щемит. Делаю на телефон пару снимком себе на память. Пусть будут.

В горле ком. Не готова я ни в какую общагу ехать. Мне тут хорошо. С одни большим ушлепком и двумя поменьше с хвостами которые. Страшно от этого, но отрицать глупо. Мне надо хорошенько все обдумать на холодную голову. Завтра. Сегодня думалка моя сломалась.

— Я спать, — объявляю торжественно на всю гостиную и разворачиваюсь на пятках, направляясь в спальню. Щелкаю выключателем, кладу телефон на комод.

— Спать? — вдруг сзади Вадим прижимается, — у меня другие планы.

— Я сегодня не в настроении, — выдаю со вздохом, — и не в состоянии. Давай завтра, — с грацией царицы, виляя бедрами на слегка заплетающихся ногах, пересекаю комнату и плюхаюсь на кровать.

— Если бы алкоголизм не был настолько ужасной проблемой, я бы тебя постоянно подпаивал, — он тихо смеется себе в кулак, — еще ни разу не видел человека более забавным в этом состоянии. Ты так обезоруживающе злишься и психуешь, что засмотреться можно.

— Проблемы у тебя, Вадим, — ладонями упираюсь в покрывало и слегка отклоняюсь, прогибаюсь в спине, ногу кладу на ногу. Со стороны не вижу, но должно быть секси, — я сука и тебе вставляет, я психую и тебя обезоруживает. Тебе не кажется, что как-то это все не здорово?

— Конкретно тебе идет быть стервочкой, — он останавливается напротив. Весь такой деловой в костюме и при галстуке, — а эта черта характера очень редко красит женщин.

— Это был комплимент? — коротко смотрю на его растягивающиеся в улыбке губы.

— Он самый, — Варим обхватывает пальцами подбородок, скользит по жесткой щетине, цепляет узел галстука, — значит, благодарностей не будет?

Подвисаю, вспоминая к чему он это. Точно. Драгоценности и обещанный облом с минетом.

— Нет, — качаю головой, нагло ухмыляясь.

— Понятно, — пальцы медленно тянут узел галстука. Голова Вадима склоняется на бок, глаза скользят по моей шее. В них сгущается вязкая похоть, от которой у меня внизу живота тяжелеет.

Отворачиваюсь, чтобы не смотреть, но краем глаза все равно вижу, как мужчина продолжает снимать с себя одежду. И слышу. Сначала на ковер падает пиджак, за ним по вороту рубашки съезжает галстук и синяя шелковая лента в мелкую полоску оказывается рядом со мной на кровати. Пуговички на рубашке выскакивают из петель одна за одной. Сглатываю, перевожу взгляд на Вадима.

Мне очень хочется что-нибудь сказать, но я не нахожу слов. Все мое красноречие выветрилось вместе с игристым окончательно. Кадык Вадима дергается и мне хочется прикоснуться к нему губами, слегка царапнуть зубками.

Полы рубашки распахиваются, открывая моему взору витиеватые татуировки. Они сплетаются друг с другом, перетекают сюжетами и образами. Расплавленные часы Дали, феникс, орнаменты и слова. На Вадима можно смотреть и смотреть и все равно, что-нибудь новенькое, что еще не видел, обязательно найдется.

Успею ли я за наше короткое знакомство рассмотреть его всего? Хотелось бы.

Вадим стягивает с плеч рубашку, расправляется с брюками и бельем. Предстает передо мной полностью голым. И возбужденным.

Когда он преодолевает небольшое расстояние между нами, я вынужденно поднимаю глаза вверх. Иначе придется смотреть на член, который колышется на уровне моих глаз.

— Знаешь, почему у меня много денег? — он по-хозяйски кладет ладонь на мою шею и заставляет задрать подбородок выше. Глаза в глаза. Мое дыхание предательски сбивается под его холодным напором. Во мне тоже есть что-то неправильное, раз вот такое проявление силы меня возбуждает, — я не слышу слова нет. И беру все, что мне хочется.

Вадим нарочито медленно наклоняется и впивается в мои губы жёстким поцелуем. Его влажный и упругий язык скользит глубоко. Возбуждение тонкими струйками тут же начинает сочить по моим венам. Ладонь на шее сжимается плотнее, сокращая поступление в лёгкие так необходимого мне кислорода. Организм реагирует остро.

Настя — это просто секс! Секс и ничего больше. Животное начало нас обоих. Так бывает, что абсолютно разные люди в чем-то одном сходятся. И у нас с Вадимом это треклятое либидо. Я реагирую на его голос. На запах и вкус. Боже, какой он вкусный, немного терпкий и пьянящий. Как наркотик. Да, я пробовала мдма как-то в клубе. Приход был схожим и мне очень понравилось. С тех пор не употребляла ни разу, чтобы не было соблазна подсесть. Но разве с Вадимом у меня есть шанс остановиться?

Он отрывается от губ, тянет меня наверх и за минуту беспардонно вытряхивает моё тело из одежды. Я дизориентируюсь в пространстве. Блузка и замок на юбке при этом оказываются порванными. Все движения Вадима грубо-неприличные. Он трогает, шлепает, щипает, толкает ничком на кровать. Специально так себя ведёт, злит ещё больше.

— Пусти, — вырывается из меня, когда мне надоедать терпеть такое отношение, — ты просто…

— Сволочь, я помню, — произносит Вадим между делом и разворачивает меня на спину, нависая сверху. Бедра занимают свое излюбленное положение между моих ног. Возбужденный член недвусмысленно давит на промежность. Приятные, тянущие ощущения внизу живота тут же закручиваются в тугую спираль. Пальцы руки осторожно убирают спутанные волосы от лица, — так и…. — Он цокает, накрывая своим телом. Внимательные серые лазеры полосуют по напряжённым соскам и губам. Мне тут же становится нестерпимо жарко, грудь ходит ходуном, — бросаешь меня, значит? — Вадим хоть и пытается, но замаскировать свое недовольство за безразличием у него не получается. Самолюбие я его задела прилично, — ради обшарпанной общаги и сомнительной перспективы устроить свою жизнь с каким-нибудь нищебродом.

— Не вижу в этом ничего плохого, — упрямо упираюсь ладонями ему в предплечья, — мы с тобой разные Вадим и нужно нам в жизни разное.

— Давай, просвети. В чем же эта разница? — его голос наигранно серьёзен.

— Я хочу, — смотрю ему на губы, потому что в глаза не могу. Не выдержу, если увижу в них насмешку. По телу от собственной смелости бежит дрожь. Моя мечта сокровенная, хоть и стандартная для любой девушки. Но вот так запросто озвучить ее такому цинику как Вадим, как в собственной детской наивности расписаться — страшно, — чтобы меня любили, по-настоящему. Только меня. И уважали. И можно без больших денег. И даже в общаге нощеброд, мы потом вместе заработаем. У меня с любимым мужчиной должен быть один уютный мир на двоих. Наш особенный. А ты, — хмурюсь, кусаю губы. В груди бурлит, теснит, трепещет от напряжения, — тебе это не нужно. В твоём мире все покупается и даже женщины. Они за деньги все сделают. И это, неплохо, наверное. Всем удобно. Тебе удобно. Знаю, у тебя есть причина, чтобы так жить и не осуждаю, но… — совсем тушуюсь, — поэтому мы разные.