Другой круг проблем касался исторического времени. В своих рассуждениях на этот счет Беда не затрагивал сложных тем, подобно тому, как это делал Блаженный Августин[413]. В целом Беда разделял общие представления, которые существовали в раннесредневековой христианской культуре; но в изложении англо-саксонского автора они приобретали новые подтверждения, детали.
Выше упоминалось, что Беда описывал время, сотворенное Богом, как линейное, направленное из прошлого в будущее, из вечности в вечность, стремящееся к собственному завершению. В «Церковной истории» приводился пример, который показывал человеческую жизнь и земную историю в ее соотношении с вечностью: они были подобны птице, на мгновение влетавшей в освещенный пиршественный зал и снова уносящейся за его пределы в неизвестность[414].
Такое видение времени было распространенным в средневековой христианской книжности. Однако у Беды обнаруживается и другое представление об историческом времени, достаточно специфичное, хотя и поддержанное практикой аллегорического метода толкования Писания. Время, увиденное автором через библейский текст, имело свой центр и кульминацию — рождение Христа и Его жизнь среди людей. Все события, поэтому, делились на произошедшие «до», «после» и «в течение» этого переломного периода. В сочинениях Беды человеческое время «до» и «после» инкарнации как бы «смотрелись» друг в друга, взаимно отражаясь, отсылая к уже совершенному или грядущему событию. И прошлое, и будущее могли быть выражены во время пришествия Спасителя. Таким же образом соотносились книги Ветхого и Нового Заветов. Иными словами, в воображении Беды на историю распространялись «сходство» и «подобие»: принципы, которые помогали упорядочивать вещи в мире, были приложимы для объяснения деяний прошлого и настоящего. При интерпретации исторических событий автор усматривал подобие в поступках королей и праведников, в сражениях, заключениях союзов, победах и бедствиях народов в истории до и после Рождества Христова; предполагалось, что такие «повторы» выражали в разных формах общую суть. Такое ощущение сближенности и взаимной отраженности Ветхо- и Новозаветной истории, позволяло Беде рассуждать об англо-саксах как о новых иудеях[415]. — Это дат возможность говорить о том, что Беде Достопочтенному было присуще своеобразное восприятие времени как симметрического. Такая симметрия сочеталась с линейностью и направленностью времени: подобное видение отсутствовало у Августина, для которого времена были четко разделены.
Из трактата Августина «О граде Божием» и хроник Исидора англосаксонский монах воспринял идею о периодизации истории по шести векам, уподобленным возрастам человека и дням Творения. Вслед за этими авторами Беда полагал, что мир достиг старости; причем если для Августина этот возраст ассоциировался с настоящим, шестым веком, то в представлении Беды он наступил уже ко времени рождения Христа.
«Времена мира различают по шести возрастам», — писал Беда в своей «Хронике», — «Первый век от Адама до Ноя насчитывал десять поколений и 1656 лет. Он целиком погиб в потопе, как имеет обыкновение погружаться в забвение младенчество. Второй — от Ноя до Авраама, охватывал также десять поколений, годов же 292. Во время него был изобретен язык, то есть еврейский. Ведь человек начинает говорить в детстве, после младенчества (infantia), которое и получило отсюда название, то есть не способно «fari», — говорить. Третий — от Авраама до Давида насчитывал четырнадцать поколений и 942 года. И поскольку в юности человек становится способным рождать, Матфей принял начало родословия [Иисуса Христа] от Авраама...». Четвертый возраст, согласно Беде, — молодость, — был временем Царей, поскольку царское достоинство соответствовало молодости. Продолжаясь 473 года он завершился переселением в Вавилон. С того момента вплоть до пришествия Спасителя 589 лет длился пятый возраст — старость, когда еврейский народ был поражен как немощью пороками. Шестой же, «который совершается ныне, не определенный рядом поколений или лет,.. должен закончиться смертью всего мира»[416].
В седьмой день Господь отдыхал от трудов и за настоящим веком должна была последовать вечная суббота, отдохновение праведников. Те, кто утверждали, что за ним наступит седьмое тысячелетие, когда на земле они, бессмертные, будут царствовать с Христом, осуждались Бедой как еретики[417].
При воспроизведении идеи о шести возрастах, христианские авторы по-разному определяли число лет, соответствовавшее каждому веку. Хотя Беда позаимствовал много материала для составления своей всемирной хронике из сочинений Исидора Севильского, он не принимал хронологических расчетов своего предшественника, поскольку они базировались на латинском переводе Септуагинты, в котором библейский текст подвергся искажениям; (как уже говорилось, сам Беда предпочитал перевод Иеронима). Цифры, приведенные в рассуждении англо-саксонского автора, были результатом его собственных вычислений[418]. С сотворения мира до пришествия Христа, согласно Беде, прошло 3952 года (на 1259 лет меньше, чем у Исидора). С этими расчетами был связан вопрос о том, сколько лет выпадало на долю последнего века. Если шесть веков соответствовали такому же количеству тысячелетий, то знание числа прошедших лет косвенно указывало на то, сколько их оставалось до Страшного Суда. Из рассуждений Беды выходило, что нынешний возраст мира должен был длиться около 2000 лет, то есть, существенно больше, чем ему отводили другие писатели.
По убеждению многих писателей, которое разделял и Беда, конец света не только не мог быть предсказан, но и попытка его вычисления противоречила учению Христа[419]. Это относилось не только к словам Иисуса о том, что о Дне Суда не знает никто, кроме Отца. Значимость скрытого срока Апокалипсиса Беда усматривал в его возможности произойти в любой день[420]. Его главный моральный урок состоял в том, что христианин должен был ежечасно быть готовым предстать перед Судом и держать ответ за свои дела. Даже когда все знамения станут свершаться, заключал Беда, «не думайте, что уже настает конец мира, но что приходит пролог, приходят некие предтечи, которые указывают, что конец близится и уже у самых дверей»[421].
При этом интересно обратить внимание на то, как Беда писал комментарии к эсхатологической проповеди в Евангелиях и к «Апокалипсису». Практически всем словам Христа давалась такая трактовка, как если бы предсказанные события уже однажды свершались в прошлом. Например, пришествие Антихриста толковалось как появление многих антихристов после смерти Иисуса; таким же образом были явлены знамения на суше и на море. Народ израильский понимался расширительно — как все человечество. В проекции на людской род пророчества не только уже осуществились, но и продолжали реализовываться ежедневно, вплоть до наступления конца времен, когда они осуществятся все вместе[422]. Таким образом, конец света понимался Бедой аллегорически, исторически, типологическим и в моральном прочтении: помимо определенного рубежа в грядущем он помещался и в прошлом, и в настоящем времени.
На слова Христа из Его эсхатологической проповеди «Когда же увидите мерзость запустения, ... стоящую где не должно, ... тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы» (Марк, 13:14), Беда давал следующий комментарий: «Это, согласно записи, так и совершилось, когда по приближении римской войны и избиения иудейского народа... все, кто были христианами в провинции далеко отступили... Согласно же духовному смыслу, когда мы увидим мерзость запустения, стоящую где не должно, то есть когда станет видно, что ереси и позорные дела царят среди тех, кто причастен к небесным таинствам... находящиеся в Иудее, то есть мы, исповедующие истинную веру, не должны предаваться слабым земным делам, но нам следует подняться на высокую гору добродетели... Эти слова Господа частично относятся к завоеванию иудеев римлянами, частично — ко Дню Суда»[423].
