В соответствии с представлениями Платона и Аристотеля, светила двигались по орбитам — частям неба, на которых они были зафиксированы. В сочинениях Беды производились расчеты времени обращения планет, их апсид. Англо-саксонский монах углублялся в достаточно сложные вопросы, подтверждая выводы примерами, вычислениями, ссылками на мнения «древних» писателей. В ряду прочего, Беда подтверждал положение, восходящее к теории Птолемея, о том, что планеты кроме обращения вокруг земли, двигались вокруг какого-то иного, собственного центра, по эпициклам[364]. Беда подробно рассказывал о природе лунных затмений и фаз и, по словам исследователей, его суждения на этот счет в целом не опровергаются современными научными теориями[365].
Большое внимание в работах Беды уделялось астрономии. Этот предмет имел особое значение в системе христианского знания. Он был связан с практическими потребностями — ведением календаря, установлением сроков церковных праздников, своеобразного общего «ритма» для католической церкви. В области астрономии христианская культура переняла многие идеи из античной философии, с использованием которых в раннее Средневековье сложилась картина «христианского космоса» и устройства мира[366]. Не последнюю роль в этом сыграли труды англо-саксонского писателя. «При папе Сильвестре II на рубеже X-XI вв. космология Беды Достопочтенного получила официальное признание церкви»[367].
В своих работах Беда обычно подчеркивал, что сложные явления были обусловлены разными причинами, но все они подчинялись главной — Творцу. Всему было отведено свое «естественное место», все совершалось «естественным образом» из сотворенных Богом «семян и первопричин вещей»[368]. Творениям был придан определенный порядок, положены общие нерушимые «правила». Имея представление о них можно было объяснить происхождение ряда повседневных и необычных явлений в природе.
Все живые и неживые тела состояли из четырех элементов, которые обладали известными различиями и единством. Каждому из них соответствовал ограниченный и устойчивый набор качеств. Благодаря этим признакам они могли смешиваться друг с другом в некоторой последовательности, давая начало вещам. Похожие рассуждения встречаются почти во всех сочинениях, которые использовал Беда для написания своих трактатов.
«Сухая и холодная земля смешивается с холодной водой, а вода, холодная и влажная, — с влажным воздухом; затем влажный и горячий воздух — с горячим огнем, а горячий и сухой огонь соединяется с сухою землей»[369]. Вследствие этого, одни элементы могли присутствовать среди других. Так, огонь был спрятан от воды в железе и камне. Он помещался и в центре земли, о чем свидетельствовали горячие источники; (в первой книге «Церковной истории» Беда писал о таких источниках в Британии).
По логике Беды, одна и та же причина влекла за собой определенное следствие. Например, если любое столкновение вызывало огонь, то молния могла появляться либо от удара двух облаков, либо от столкновения верхних и нижних слоев воздуха, содержащих огонь и воду, появившуюся там из-за испарения с земли и моря[370].
Все в мире «имело обыкновение» вести себя в соответствии со своими свойствами. Ветры, подвижные по своей природе, кружились внутри облаков, стремясь дать волю своему качеству, «силясь вырваться наружу; вырываясь они производят страшный шум и треск, подобно четверке лошадей, выскакивающих из конюшни», — так возникал гром[371]. Сухость земли приводила к образованию в ее недрах пустот. Просачиваясь через них и пробиваясь на поверхность воды вызывали извержения вулканов; (хотя их не было в Британии, о вулканах Беда знал из книг и позаимствовал главу из «Этимологий» об извержении Этны)[372]. Пролетая сквозь подземные пещеры ветры сотрясали землю — такова была причина землетрясений[373].
Экстраординарные явления также, по мысли англо-саксонского монаха, не нарушали общих правил и не противоречили порядку природы. Так, в небесах иногда появлялись кометы, «звезды с длинными волосами из огня». Они были предназначены Богом для того, чтобы возвещать людям о «смене королевской власти, или чуме, или войне, или ветрах, с штормовыми приливами»[374]. В «Церковной истории» Беда отмечал появление такого рода знамений дважды. Первый раз (в 678 году) за ним следовало смещение епископа Йорка Уилфрида, во второй (729 год) — смерть короля Нортумбрии, смуты во время правления его преемника, кончина епископа Эгберта, а так же «расплата за злодеяния» «сарацинов»[375]. Это последнее небесное явление было особенно грозным и в его облике, согласно Беде, таился определенный смысл: «вокруг солнца появились две кометы, повергая в ужас тех, кто их видел. Одна комета поднималась перед солнцем утром в то время как другая следовала вечером за закатом, как будто предсказывая страшное бедствие и востоку и западу. Или же, поскольку одна комета предшествовала дню, а другая ночи, они указывали, что смертным угрожали беды и в то, и в другое время»[376].
Это знамение, скорее всего, англо-саксонский писатель видел собственными глазами. В сочинениях Беды о «природе вещей» можно встретить нетипичные для его времени рассуждения: описания и анализ природных явлений, построенные на личном опыте. Так, например, он рассказывал о морских приливах, которые мог исследовать самостоятельно, — об их видах, особенностях, зависимости приливов от Луны. Наблюдение, подразумевавшее как доверие к собственному опыту, так и его ценность, включалось Бедой в способ изучения устройства мира. Главы, посвященные приливам, дают пример того, как в «книжной» культуре могло опровергаться суждение предшественников на основе наблюдения и изучения[377]. Иные по своей природе материалы инкорпорировались в корпус знания «древних». Беда производил такое соединение органично, подавая свои изыскания не как «новшество», а в качестве продолжения уже известного. Такое отношение Беды к космологическим вопросам отчасти напоминает его же способ репрезентации исторических событий, когда новый материал мог быть включен в текст произведения, если его рассказывал достойный доверия свидетель, очевидец. И если этот ход был вполне распространенным при написании истории, то для повествования об устройстве мира он был редким. На этом примере прослеживается важная черта, характеризующая подход англо-саксонского автора к исследованию: знание здесь рассматривалось не как нечто готовое и завершенное, подлежавшее одной лишь трансляции, но и как то, что могло быть произведено, открыто, преумножено.
В рассуждениях Беды важной категорией, организующей знания о вещах, существенной для постижения порядка творений и для описания земной и небесной жизни было «similitudo» — «подобие»[378]. Все в мире могло быть сопоставлено одно с другим, быть понятым через другое, через «сходство». Если между различными вещами можно было провести аналогию, то незнакомое могло быть «присвоено» и включено в систему знания при помощи сравнения с известным. Общая целостность, связь, установленная среди творений, одновременно «замыкала» мир на себе самом. В этот «круг» входил и небесный мир, и между земным и небесным выстраивалась своеобразная череда отражений.
