— Нет, дорогая! Я всего лишь пригласила его на наш бал вечером.

— Тогда все ясно. — Всплеснула руками рыжая экономка. Спорить с госпожой она не решалась. Никто не решался в Иден Хаусе. Все слуги просто начали подготовку к балу.

Стоило теням упасть на сад, как зажглись яркие фонарики, запели диковинные птицы, привезенные, когда то Артуром из Индии, и тихо заиграли музыканты.  К н и г о е д . н е т

Хозяйка в красивом бархатном красном платье встречала недоумевающих гостей.

Она была прекрасна, как никогда! Голубые глаза сверкали, губы налились цветом, щеки были теплыми и румяными.

Пряди были собраны по бокам и заколоты на затылке, по спине спускались длинные темные кудри.

Тонкую шею обнимала цепочка, а между грудей лежал диковинный кулон с неизвестной росписью.

Вся съехавшаяся на бал знать перешептывалась меж собой, но хозяйке дома лишь улыбалась. — Как же мне не хватает здесь Виктории и Генерала Хейли! — вздохнула Элинор, когда приехал ее брат и невестка. — Эдвард, сможем ли мы однажды собраться как раньше, все вместе?

Ее средний брат Эндрю уже очень давно не навещал семью, ссылаясь на усердную учебу. И даже рождение племянницы не смогло заставить его посетить отчий дом.

— Элинор, как ты, милая? — Приобняла девушку Анна. Все это мероприятие казалось лишь следствием глубокой боли и печали Элинор Иден.

— Анна, все хорошо! — девушка расцеловала Эдварда и Анну. — Мне пора! Мне нужно идти! Повеселитесь хорошенько!

Девушка свернула к дому, потом к скрытой стороне сада, алле, ведущей к главным воротам поместья, на дорогу, усыпанную гравием. Элинор шла вперед, быстро передвигая ноги. Потом она побежала, спотыкаясь о длинные юбки красного бархатного платья. Она поднимала полы все выше и выше, лишь бы ткань не мешала бежать.

Вдалеке показался всадник. Его черный конь начал сбавлять ход, перешел на галоп. Всадник, не дожидаясь, пока конь перейдет на шаг и остановится, спрыгнул с седла и отпустил поводья.

В ушах у Элинор звенело от перенапряжения и гула собственно сердца и тяжелого дыхания. Она следила за тем, как расстояние между ней и бегущим ей навстречу человеком стремительно сокращается. Считала про себя:

«Один, два, три…»

Высокий, темноволосый мужчина бежал Элинор навстречу.

Каждый ее шаг был нитью, а его — иглой, и огромная дыра в ее душе понемногу стягивалась. Игла вонзалась, протягивала нить и сшивала рваные края.

— Артур… — только и смогла вымолвить девушка, когда их тела столкнулись друг с другом на огромной скорости, выбивая воздух из легких. Сильные, до боли знакомые руки, сжали ее плечи и талию. Пальцы вонзились в плоть, даже через слой тяжелого красного бархата, а дыхание замерло.

Жесткие обветренные и потрескавшиеся мужские губы касались ее растрепанных волос, лба, щек, шеи, рукавов платья и дрожащих ладоней.

Голова Элинор закружилась, из глаз полились двумя быстрыми ручьями слезы. Впервые за долгое время — слезы несли с собой облегчение.

Мозолистые подушечки коснулись мокрого лица, и растерли влагу, смешивая ее с румянами и пудрой.

Артур не проронил ни слова.

Темно синие глаза, казалось, стали больше, скулы разрезали лицо резкими линиями, на щеках виднелись порезы от бритвы, будто он брился на ходу, или очень торопился в этот момент.

Его смуглая кожа, почерневшая от палящего солнца, была покрыта дорожной пылью. Имперский мундир напротив казался новым. Наврятли он возвращался из Афганистана в нем.

Грубая ткань не скрывала его тяжелого дыхания и суматошного биения мужского сердца. Глядя прямо Элинор в глаза он наклонился к ней, замер… а потом с силой впился в соленые от слез губы. Он целовал ее дико, жестко, местами причиняя боль, царапая раненой кожей, и привлекая руками ближе к себе.

Он зарывался в шелковистые волосы, втягивая носом уже почти позабытый аромат, и сам был готов разрыдаться, если бы вспомнил, как это делается.

Артур видел много крови и боли, видел, как умирают сотнями люди, корчась в предсмертной агонии. Он был в эпицентре сомой настоящей войны! Но рвала его на части, и в то же время поддерживала на плаву только боль этой маленькой женщины. Он не мог оставить ее. Он был обязан вернуться ради нее, и забрать ее боль себе.

Сколько раз он представлял, что именно скажет, когда они встретятся? Десятки? Сотни? Тысячи раз? Где сейчас затерялись эти красивые слова?

Поцелуй стал замедляться. Элинор обняла лицо Артура руками, и нежно, будто ветерок, ласкала его. Она вдыхала в него тепло прежней жизни. Не упрекала, не кляла его, и не прогоняла.

Элинор была его Элинор. Принимающей и прощающей. Теплой и нежной. Родной и любимой.

Самым волшебным существом, которое когда-либо доводилось встречать Артуру Идену, за всю его жизнь.

— Помнишь, ты обещала убить меня, как только я вернусь домой живым? — Прошептал мужчина прямо ей в губы. — Подождешь совсем немного? Потом я готов принять любое наказание.

Подбородок зафиксировали большой и указательный пальцы. Элинор перевела взгляд на руку мужа и не смогла сдержать испуганного вскрика. На правой руке Артура не было двух пальцев. — Не бойся… — он не прерывал зрительного контакта, гипнотизировал, успокаивал. — Тшшш… — только этот бархатный, немного с хрипотцой баритон имел власть над разумом Элли. Синие глаза хитро заблестели, губы изогнула улыбка.

— Поверь мне, милая моя… драгоценная… родная… — он ласкал ее губами после каждого сказанного слова. — Это досадное недоразумение нисколечко не помешает мне «любить» тебя, как раньше… и доставлять ни с чем не сравнимое удовольствие. Дразнить… Баловать… Баюкать в своих руках.

Над пустынной дорогой, усыпанной мелким гравием, словно музыка, разлился громкий смех двух молодых людей. Над их головами мерцали яркие мартовские звезды, готовые в любую секунду посыпаться на их головы и окатить волшебной пыльцой. Деревья на обочине мерно покачивались из стороны в сторону, шелестели листвой, беззлобно сплетничали.

Артур и Элинор вернулись в свой дом, держась друг за друга, каждое мгновение встречаясь взглядами, проверяя, не сон ли это?

Артур отбросил в сторону заплечный мешок. Элли стерла с лица и шеи мужа дорожную пыль, и поцеловала каждый оставшийся палец на его руках, и каждый шрам…

— Нужно поздороваться с гостями? — ласково спросил мужчина. — Думаю, мы произведем фурор! — Ты не изменился! — Улыбнулась Элинор, и щеки ее запылали от яркого румянца так сильно, что никакая пудра не смогла бы его скрыть.

— Как же я мог? — Обнял Элли за талию муж.

Артур никогда не расскажет, как сильно он изменился, возмужал и повзрослел. Элинор сама почувствует это.

Сотни маленьких садовых фонариков подсвечивали игристое шампанское в бокалах гостей. Громкие и тихие разговоры, перья в шляпах. Попугаи, признавшие в оперении дам — своих сородичей, и не желающие улетать с их голов.

Общество было именно таким, каким его покинул Артур почти полгода назад.

Оркестр заиграл польку.

— Наш выход, любовь моя.

Под оглушительные возгласы толпы, звон разбитых бокалов и всхлипы лишающихся чувств дам, Артур и Элинор закружились в самом центре танцевальной поляны.

Они смотрели лишь друг на друга.

Лорд Нортингер смотрел на них.

Генри сжал в руке початый бокал, сжал челюсти. Глаза его повлажнели, и картинка начала расплываться.

Холодная женская рука легко разжала его пальцы и спасла ни в чем не повинный бокал с виски. Рядом стояла Сара Лефортен.

— Вы любите ее? — она сделала глоток горячительного напитка и поморщилась. — Кто же пьет виски на балу?

Последний вопрос был явно к провидению, не к самому лорду, так что она не ждала ответа.

— Я хочу, чтобы она стала моей женой. — Ответил Генри, не отрываясь от пары, кружащей на танцплощадке. Он не мог поверить своим глазам.

— О, лорд Нортингер, согласны ли вы быть вторым и далеко не самым любимым мужем? — Она снова глотнула виски, и снова поморщилась.