Абсолютная чернота поглотила ее разум, сковала каждый мускул в теле. Во сне ей стало не хватать воздуха, она пыталась сделать вдох, но в пространстве, что окружило ее, воздуха не было вовсе! Элин задыхалась! Она на ощупь побежала, но пугающее черное место было бесконечным и безжизненным. Она не видела ничего перед собой, кроме своих же белых ладоней, не переставала пытаться вдохнуть, но ничего не выходило.

Элинор проснулась, и рывком села в кровати.

— Артур? — Привстав на локтях, она окинула взором спальню. — Артур!!! Артур!!! — закричала она, ощущая неистовую боль и жжение в груди. Кровать была пуста, как и комната. Как и весь их дом.

В расстегнутой на груди сорочке, Элин выбежала из спальни. Она сбежала вниз по лестнице, скользя босыми ступнями по отполированному дереву. На ногах ее надрывно звенели индийские браслеты. Слишком резкие движения, быстрые шаги, рывок… треск рвущихся звеньев… и вниз, преодолевая каскады ступеней, посыпались алые и золотые бусины и бубенчики, они врезались до боли в розовые пятки девушки, но она не сбавила шага.

Элинор бежала по длинным, увешанным картинами коридорам, по бесконечным гостиным, в которых и не бывала ни разу.

Зачем им нужны были все эти комнаты?

После венчания, вернувшись в этот дом, в них не было никакой надобности. Элли срывала белые простыни с мебели, будто ее любимый мог оказаться за ними. Она кричала, срывая голос, звала его, но знала, что он не откликнется. Она уже знала, что он покинул их дом. Уехал.

— АРТУР!

Полный боли и хрипов голос девушки сорвался. Последние белые простыни продолжали медленно оседать на пол, как и она сама. За ее спиной зияли провалы распахнутых дверей и анфилада пустых комнат. Даже слуги не решались показываться на глаза молодой госпоже.

Только когда рыдания полностью опустошили ее, щеки стянуло от высохших слез, а дыхание притихло, послышались осторожные шаги, и тонкие ладошки обняли ее, а перед глазами замаячили огненно-красные волосы.

Мэйбл аккуратно помогла ей подняться на ноги и выйти на улицу. Там они долго сидели на скамье, смотря вдаль. На луга и сады Иден Хауса, большое озеро с плакучей ивой на берегу, и на виднеющийся на горизонте Элторп.

Раннее утро было холодным и туманным. Лето подходило к своему концу. Туман застилал глаза Элинор, наполнял ее легкие, латал кровоточащие раны в груди. Легкая сорочка не грела, она дала телу девушки быстро остыть, но та упорно отказывалась от предложенной Мэй шерстяной шали. Холод, хоть немного притуплял боль и замораживал пульсирующее нутро и разум.

— Не уезжай. Не уезжай, пожалуйста… прошу тебя, вернись… — беззвучно шептали обескровленные губы Элинор. Это было отчаяние, все от него воспаленный разум отказывался принять действительность.

Небо заволокло тучами, и на землю крупными каплями стал падать дождь, но девушка оставалась неподвижна.

Мэйбл что-то приговаривала, повышала голос, но не решалась силой заводить госпожу в дом. Она накинула на плечи Элин шаль, ругаясь, и обещая прийти с подмогой.

Дождь омывал худенькое лицо, проявляя тени под глазами, очерчивал острые скулы и пропитывал ткань ночной рубашки, заставляя ее обнимать свою хозяйку.

Длинные фаланги пальцев девушки подрагивали, она слегка приподнимала их, будто подзывая кого-то, потом, обессиленно опускала вниз. Тьма снова окутывала ее, лишая воздуха уже наяву. Элинор поднялась на ноги, прошла сквозь усыпанные гравием дорожки, обошла сад и спустилась с холма вниз, к озеру, утопая ступнями в мокрой газонной траве.

Дождь, ледяными каплями струился вдоль ее тела, не оставляя сухого места. В душе была только боль.

Девушка зашла в воду. С начала по щиколотку, потом глубже — по колено.

Когда вода достигала пояса, Элли нырнула и долго плыла под водой, разрезая воду руками, чувствуя нарастающее давление. Когда легкие сжались от полного отсутствия кислорода, она вынырнула, жадно хватая ртом воздух, и часто моргала, смахивая с ресниц капли. Где то неподалеку ударила молния, осветив иссиня-черное небо.

— Раз, два, три… — зашептала Элин, пугаясь собственного надломленного голоса, и оглушающий рев грома заполнил всю долину.

Ей следовало бы вернуться в дом, согреться, успокоиться, но она не хотела этого.

Элинор легла на воду, подставляя лицо дождю, и считала вслух, когда молнии освещали все вокруг, дожидаясь грома. Ее тело практически полностью поглотила мутная черная вода, и лишь белая ткань сорочки во время глубоких вдохов показывалась на поверхности.

Она знала с самого начала, еще до того, как священник из пустующей церкви соединил их нерушимыми клятвами, что расставание с Артуром неизбежно. Указ молодой королевы нельзя оспорить. Но как можно было подготовить себя к этому? Какой разум смириться с потерей? Ведь он может не вернуться… С войны не многие возвращаются…

Элинор могла бы велеть оседлать жеребца, гнать со всей мочи в Лондон. Попытаться найти мужа. Проститься. Но она не хотела обманывать саму себя… она бы его не отпустила. Они бы ослушались воли монарха и оказались в изгнании, если не в Тауэре!

Воспаленный мозг прокручивал одну мысль за другой, а сердце ныло в груди. Время все шло. Элин перестала чувствовать руки и ноги, и в этот момент внутренности девушки свело резкой болью, а затем еще и еще.

— Нужно возвращаться домой… — прошептала Элинор. Она не должна быть врагом самой себе. Преодолевая боль, она перевернулась и, погрузившись снова полностью в воду, собралась плыть к берегу, когда ее щиколотки схватили чьи то руки и с силой потянули в черноту. Из последних сил, девушка сопротивлялась, она наглоталась озерной воды, раскрывая рот в немом крике, но неизвестное создание все продолжало ее тянуть, и резким рывком вытянуло вверх, обхватывая спину и колени.

— Большего безрассудства и глупости я в жизни своей не видел! Вы посмотрите на нее! Неразумное дитя в теле женщины! Отходить бы вас розгами, как следует! — полностью одетый, мокрый и извергающий проклятия Генри Нортингер вынес Элинор на берег и поставил на ноги. Элинор сотрясалась от сильного кашля, избавляющего ее легкие от воды. Глаза покраснели, подведенные черными кругами, а лицо и губы посинели. Сердце сурового мужчины сжалось, но то была не жалость… он был зол. Несколькими болезненными хлопками между ее лопаток, он остановил кашель и заскользил глазами от лица вниз.

Тонкая сорочка облепила тело Элинор, как вторая кожа, проявляя острые, замерзшие горошины сосков, выступающие немного ребра, плоский живот с впадиной пупка, покатые бедра с темным треугольником между ними.

Брови Генри сошлись на переносице. Шея, руки… вся кожа девушки бугрилась от проступивших мурашек.

— Вы леди! И такое поведение абсолютно не достойно этого громкого звания! Что вы запланировали в своей маленькой глупой головке, Элин? Утопиться? Свести счеты с жизнью, потому что объект беспрекословного обожания у вас отняли? — Резкими движениями он сдернул с себя пиджак и начал засовывать руки Элинор в рукава, и лишь обернув пиджак вокруг ее талии, он отстранился.

— Вы. Чуть не утопили меня. — Осипшим голосом отозвалась бледная статуя, некогда явившаяся перед ним благоухающим розовым цветком.

Даже сейчас, дрожащая, практически обнаженная, она привлекала Генри, манила к себе. Он был готов броситься к ее ногам ежесекундно! Оберегать и уносить с собой все ее печали… выбери она его! Все это долгое лето он мечтал о ней! Видел ее наяву у себя в доме, в своей спальне и на собственных простынях! Но то были лишь его мечты.

— Я чуть не утопил вас? — До Генри не сразу дошел смысл сказанных ею слов. — Вы верно бредите! — Он наклонился ближе, желая попробовать лоб девушки, но она яростно оттолкнула его руки.

— В бреду здесь явно нахожусь не я! — голубые глаза Элинор потемнели, превращаясь в два огромных, сверкающих сапфира. — Кто дал вам право находиться здесь? На моей земле? Касаться меня? Осыпать ругательствами и упреками, будто вы не лорд, а нянька? — с каждым словом ее голос крепчал и набирал силу.