Минос вел его по тоннелям Чертогов, и Орфин снова чувствовал себя под конвоем. Но сейчас его волновало совсем не это. В ушах стоял чудовищный крик — совершенно нечеловеческий, но полный страдания. Он давно стих в отдалении, но Орфин продолжал слышать эхо в воображении. Ему страшно было представить, что произошло с Тис. И хуже всего… что он сам навлек на нее это. На несколько минут, пока они шли, его накрыло удушливой ненавистью к самому себе. «Ты снова ломаешь ей жизнь».

И ради чего? Какой толк, если даже они уничтожили одну партию эфиниола? Асфодель вырастит еще — проклятая ведьма! А те, кто уже грезит, только пострадают, потому что на время им придется столкнуться с темной стороной дурмана и утонуть в кошмарах.

Когда они проходили мимо анклава реальности в виде карточного стола, Минос вдруг остановился.

— Здесь, — сказал он. — Хозяйка велит узреть.

Орфин стиснул зубы. Его потряхивало от злости. Он ведь верил Асфодели! Но видимо ее «рай» такой же фальшивый, как и у Лукреция.

Он взял себя в руки, постарался успокоиться перед тяжелым разговором. Затем шагнул на шахматный пол и прислушался к ритму Бытого. Мир живых раскрылся перед ним, как бутон.

Здесь был просторный внутренний двор с пышными кустами сирени и шиповника. На скамейке сидела Асфодель в земном обличье — седые волосы, длинное платье. Она ласково улыбалась, но Орфин велел себе не поддаваться ее чарам и лжи.

— Здравствуй, дорогой. Что вы не поделили с моим могучим стражем?

— Пощадите Тис! — выпалил он. — Отчего она кричала? Прошу, прекратите это!

— Ты опять защищаешь гарпию? — удивилась Асфодель. — Она терзала мои саженцы. Ее жестокость, как всегда, выплескивается на самых беззащитных.

— Это… — он запнулся, но сумел продолжить, — это я попросил ее. Тис не виновата.

— С чего бы тебе это делать?

Орфин перекрестил руки. Стоило подбирать слова, но он не смог подавить едкую честность.

— Ну, это был единственный способ помешать вашим земным цветам стать отравой для людей.

— Прости, что? — спросила она вкрадчиво, как треск льда под ногами.

— Уверен, вы не намеренно продаете сырье для наркотика. Не так ли?

Он ужаснулся собственной дерзости. Но странное дело — Асфодель выглядела искренне потрясенной. Она потребовала разъяснений, и он сбивчиво рассказал всё, что помнил об эфиниоле и всё, о чем догадывался.

— Я не знала о таком эффекте, — заметила Асфодель сдержанно. — Покупатель не поставил меня в известность.

Орфин недоверчиво смотрел на нее. Да как она могла не знать?

— Зачем тогда, по вашему, их покупают? На букеты? — он не мог сдержать сарказма.

— Мне бывает трудно понять поступки и желания людей. Порой я даже не пытаюсь. Слишком уж странно они мыслят — как и вы, тени.

Он поджал губы.

— А продавали зачем? Разве вам нужны деньги?

— Нет. Но это здание, — она обвела рукой стены издательства, — обрекли на снесение. Есть бумаги, которые откладывают это событие. И вот они мне нужны.

— Ясно… Но, Асфодель, поймите, это не вариант. Если вам правда есть дело до людей — не отдавайте больше никому то, что растет здесь. Эти сны… они не для живых людей, понимаете?

— Я услышала тебя. Как я могу убедиться в правдивости твоих слов?

— Загляните к Медеш в «Сияние». Просто посмотрите там на клиентов, послушайте их. Те, кого подсадили, приходят только за эфиниолом, их больше ничего не волнует. Даже если вы плохо понимаете людей — такой сбой вы должны заметить.

Асфодель низко кивнула — это почти походило на легкий поклон. С долей отчаяния Орфин понял, что верит ей — опять. Захотелось влепить самому себе пощечину за глупость. Вместо этого он быстро добавил:

— И еще. Скажите этим людям, что им нужна эмоциональная встряска. Только она избавит от кошмаров.

— Благодарю за ценную информацию, дорогой друг. Я непременно разберусь с этим недоразумением. Но ты должен был сразу обратиться ко мне, а не терзать вместе с Тисифоной мой беззащитный сад.

Он сжал зубы, кивнул.

— Простите. Это не повторится.

— Хорошо.

— Значит, вы отпустите Тис? Она ни при чем.

— Орфин, — Асфодель неспешно поднялась со скамьи. — Даже если ты заказчик, это не снимает с нее ответственности за содеянное. К тому же не по ее ли вине ты сделался склонен к столь жестокому ходу мысли?

— Серьезно? Небо серое тоже из-за нее? — он всплеснул руками.

— Птичка плохо на тебя влияет. Не удивлюсь, если она опоила тебя мнемотиками, — женщина покачала головой. — Это они говорят в тебе, а не рассудок. Знаешь ли ты, какой ценой получил сию пьянящую легкость, что заставляет тебя всё ей прощать?

— В смысле?

— Мнемотики — есть результат перегонки душ. Кто-то был навеки уничтожен, чтоб дать тебе несколько глотков этого зелья.

Орфин поперхнулся. В горле встал ком.

— Теперь ты готов наконец поговорить о чем-то менее эгоистичном? Отвечай: научился ли ты видеть сквозь древа?

— Еще нет, но я…

— Быть может, пришло время для практики? — это звучало как приказ.

Орфин стиснул зубы. Было трудно перестать думать о том, что он только что пил чью-то душу. Вообще-то… он даже знал, чью именно. Бедолага Макс.

От уверенности в правоте Тис осталась блеклая тень. Парой решительных аргументов Асфодель сравняла позиции. Он снова понятия не имел, кому верить.

— Приступай, — велела Асфодель, кивнув на коряги.

Орфин слабо кивнул.

Вернулся в Пургу, обвел взглядом коридор, выбрал костяное древо и присел рядом с ним. Ветвь отозвалась на прикосновение тревожным гулом, похожим на звук трубы. Орфин убрал руку, закрыл глаза и прислушался к тишине. Сперва он войдёт в Бытое, а потом на ощупь коснется древа. Такая уловка казалась разумной.

Комната вокруг преобразилась, наполнилась запахами и звуками улицы. Не открывая глаз, Орфин протянул руку вперёд. Пальцы слегка подрагивали. Он медленно вел ладонь вниз, готовясь в любой момент отдернуть ее, но вспышка оказалась быстрее, чем он мог подумать. Он не успел даже почувствовать костяную ветвь. Пальцы пробило электричеством до локтя, и мир померк.

Орфин стоял в ярко освещенном игорном зале без окон. Вокруг смеялись и бранились люди. Его могла бы взбудоражить эта атмосфера, но он чувствовал лишь безотчетную тревогу. По вискам и между лопаток стекал пот.

Он сжимал в руках карты, выигрышную комбинацию — откуда-то он знал это, хотя никогда не играл в покер. Пальцы были широкие и загорелые.

Такому раскладу нужно радоваться, но к нему уже шли люди. Он видел их через зал. Знал половину по именам, хотя никогда прежде не встречал.

Мужчины в строгих выглаженных костюмах окружили его и повели из зала. Орфин чувствовал, как движется его рот, и слышал собственные отчаянные оправдания, но голос и слова были чужие. Сердце колотилось, как перед казнью.

Его толкнули в тесную комнату, двое вошли следом и заперли дверь.

— Это все клевета! Я не!..

— Заткнись!

Мужчина ударил его по лицу. Нос хрустнул с отвратительной взрывной болью.

Орфин попытался отстраниться. Он знал, что это только наважденье! Но чувствовал всю боль и ужас человека, в чьем теле оказался. И не мог вырваться. Не мог даже действовать по своей воле. Его захлестывали чужие эмоции, он был их марионеткой, играющей чью-то роль.

Он хныкал, скрутившись на полу, и умолял о пощаде. Но его обвиняли в том, что нагрел казино на большие деньги, и похоже, прощать не собирались.

Вошел третий мужчина, невысокий и толстый, с рыхлым лицом. Пиджак неприятно натягивался на нем, грозя выстрелить пуговицами.

— Я знаю один верный способ разобраться с трюкачами, — сказал он. — Держите-ка его покрепче, парни.

Он наступил широким каблуком на правую кисть пленника, навалился, и боль ослепила Орфина. Он пытался вырваться, но чьи-то колени и руки плотно удерживали на полу. Толстяк вжимал ладонь в пол все сильнее, проворачивая каблук. Тонкие косточки трещали, разламываясь под ним.