Однако ревком принял новые меры предосторожности. В городе был объявлен комендантский час. Патрулировали грузовики, оснащенные пулеметами, конные разъезды.

В ночь на десятое в Астрахань вошли переброшенные с фронта Железный и Мусульманский полки. У важных объектов стояли войска, по улицам были выставлены дозоры.

Донесения с постов были спокойные. Бутягин, прикрыв глаза, сидел в кресле.

Вставало солнце. Уже розоватые лучи рассвета заиграли на белой стене.

«Очевидно, и сегодня не выступят», — подумал Бутягин и вдруг услышал пронзительный гудок. Прислушался и понял: на заводе Нобеля. «Уж не сигнал ли?» — вскочил, подбежал к окну. Завыл гудок на заводе Норепа, послышалась орудийная стрельба и треск пулеметов.

Вбежал встревоженный Киров:

— Кто стреляет?!

— Очевидно, мятежники. Наши посты молчат: должно, перерезаны провода.

Бутягин снял трубку телефона:

— Четвертый? Что видно? Докладывайте... Так, понятно. Продолжайте наблюдать, — и Кирову: — Бьют по мосту и губпарткому, стараются прорваться к Татарскому базару. Наши вступили в бой.

Снял другую трубку:

— Кто говорит? Так, Бутягин. Приказываю Каспийской флотилии подавить батарею противника, бьющую по мосту.

Снял третью трубку:

— Чугунов? Железный полк на Канаву, Коммунистический отряд к заводу Норепа. Закрыть мятежникам доступ к центру.

Опять зазвонил телефон. Взял трубку Киров:

— Алло. Слушает штаб... Киров. Что? Взбунтовалась первая запасная батарея тяжелой артиллерии? Сейчас пришлем подмогу. Да, да. Держитесь... Понял. Посылаю отряд командных курсов и сорок пятый батальон Реввоенсовета. — И сняв другую трубку: — Алло! Алло! Чугунов! Срочно сорок пятый и отряд курсов на подавление мятежа в первой запасной... Держать связь со штабом. Ясно? Выполняйте!

В городе усилилась стрельба, трещали пулеметы, ухали орудия. Один за другим стали появляться связные. Бутягин вместе с Кировым и помощниками едва успевали делать отметки на карте и отдавать распоряжения.

Только часам к восьми прояснилась картина боя. Мятежники укрепились на Бакалдинских улицах, овладели несколькими мостами через Канаву. Им удалось занять и разгромить плохо защищенные здания райкомов четвертого и пятого участков. Они сумели разоружить стоящий в саду кавалерийский эскадрон и занять завод Норепа. Жестокий бой шел у Земляного моста.

Теперь, когда картина прояснилась, стало легче руководить.

На помощь Коммунистическому отряду Аристова, ведущему бой у Земляного моста, послали моряков Ульянцева. Враг был отброшен. Завод Норепа освобожден.

Железный полк стал теснить отряды мятежников, просочившиеся к центру.

Неожиданно в Совет обороны вошел раскрасневшийся Атарбеков:

— Товарищи, штаб мятежников в особняке Розенблюма. Но прорваться туда невозможно: подступы прикрывают пулеметчики с колокольни церкви Иоанна Златоуста.

Бутягин тут же отдал приказ рабочему отряду и морякам Ульянцева приготовиться к штурму особняка.

— Помните, сигнал к наступлению — удар артиллеристов, — предупредил он, — как собьют колокольню — начинайте штурм.

Морякам миноносца «Карл Либкнехт» и артиллеристам кремля было приказано открыть огонь по колокольне одновременно.

Моряки Ульянцева и рабочий отряд стали сосредоточиваться в переулках, ведущих к особняку Розенблюма. Заняли исходные позиции. Ждали сигнала. И вот по колокольне церкви Иоанна Златоуста ударили с двух точек.

И тут же огонь был перенесен на особняк Розенблюма. Как только умолкли пушки, с громовым «ура» моряки и рабочий отряд бросились на штурм. Штаб мятежников был взят.

Части мятежников, огрызаясь огнем, начали отступать на окраину, а потом в сторону села Царева. Их преследовали красные войска...

В коридоре послышались голоса, топот ног, стук прикладов.

— Пропустите! — послышался гортанный голос, и Атарбеков первым вошел в кабинет председателя ревкома.

— Вот, товарищи, полюбуйтесь на главарей заговора.

В кабинет под охраной матросов вошли шестеро пленных. Двое из них были в военной форме, остальные — в штатском. За ними, грузно шагая, вошел Чугунов.

— Шестерых пригнали, товарищ Киров, остальные направлены в тюрьму, — пояснил он.

Киров кивнул и обвел взглядом арестованных:

— Кто такие?

Арестованные молчали...

Киров в упор взглянул на высокого офицера:

— Вы, очевидно, деникинец?

— Я офицер русской армии и горжусь этим! — с достоинством ответил тот.

— Вы офицер не русской армии, а деникинского полчища, которое воюет против народа, — ответил Киров и метнул гневный взгляд на смуглого человека в черных крагах, в замшевом пальто. — А вы?

— Я не есть мятеж... Я есть корреспондент инглиш «Дейли ньюс».

— Иначе, английский эмиссар. Ясно... А вы кто? — взглянул Киров на широколицего человека с маленькими глазками.

— Это рыботорговец Зимбер, — пояснил Чугунов, — мы его хорошо знаем. Шкура!

— Понятно...

Киров вдруг шагнул к рыжеватому господину в поношенном пальто, из-под которого выглядывал крахмальный воротничок:

— Синегубов! Это же вы?

Рыжеватый опустил глаза, съежился.

— Еще три дня назад вы потрясали партийным билетом и клялись, что честно работаете в рыбтресте...

— Я случайно попал в особняк... спасался от стрельбы.

— ЧК разберется, — сказал Киров и кивнул Атарбекову. — Увести всех...

Когда арестованных увели, Киров предложил друзьям присесть.

— Все они отпетые враги. Все! Но как Синегубов смог пролезть в партию и войти в доверие?

Атарбеков достал из кармана вчетверо сложенную бумагу, расправил, подал Кирову:

— Вот список арестованных мятежников, которые носили в карманах партийные билеты.

Киров просмотрел и подал бумагу Бутягину:

— Это чудовищно! Я не раз замечал, что у нас много бюрократов, но не думал, что столько предателей... Георгий, позвони Колесниковой. Попроси прийти в ревком. Надо что-то делать...

Колесникова пришла быстро. Поздоровавшись, спросила:

— О чем спорите, товарищи?

— Садись, Надежда Николаевна, — пригласил Киров, а сам продолжал ходить. — Садись, садись. Надо поговорить по душам.

Когда Колесникова опустилась в кресло напротив Атарбекова, Киров подошел к ним, присел на краешек стола:

— Вот какое дело, Надежда Николаевна. Атарбеков докладывает, что мятежникам помогали и даже участвовали в мятеже некоторые коммунисты.

— И раньше арестовано несколько человек, замешанных в спекуляции и в пособничестве врагу, — добавил Атарбеков.

— Знаю, товарищи. Шляпников оставил нам плохое наследство. Не воспитывал людей. Ведь вспыхнул же бунт в батарее.

— Вот видишь, — помрачнел Киров, — а сколько бездушных и вредных людей, прикрываясь партийными билетами, сидят и вредят в советских учреждениях, на больших постах? Мы должны обезопасить себя, обезопасить Астрахань от вспышки нового мятежа. Я предлагаю провести чистку в партийных рядах и в соваппарате.

— В соваппарате можно и нужно. Это в нашей власти. Я одобряю, — убежденно заговорила Колесникова, — а вот в партии без разрешения ЦК нельзя. До сих пор еще нигде не проводилось подобной кампании.

— Свяжись с ЦК. Давай вместе пошлем телеграмму. Эта мера назрела. Нас поймут, — настаивал Киров.

— Согласна. Давайте составим телеграмму.

— Пожалуйста, — Киров сел за стол и, быстро написав текст, подал Колесниковой.

— Хорошо. Спасибо! Люблю, когда все делается быстро, решительно. Сейчас же отправлю...

Разрешение из ЦК было получено.

Одновременно с чисткой парторганизации Киров приказал начать чистку соваппарата.

В газетных статьях, в выступлениях он призывал покончить с бюрократизмом, беспечностью, попустительством.

«Живое дело — вместо мертвой бумаги, революционная дисциплина — вместо начальствующего кнута, творческая деятельность — вместо пассивного выполнения приказаний. Каждый работник не только гайка и винт общего советского механизма, но и мозговой центр, источник энергии, созидающий новую, социалистическую республику рабочих и крестьян».