Он прикусил губу, не в состоянии ответить на подразумеваемую похвалу, не заплакав.

– Эти прожилки в камне не настоящее золото, да?

– Да, – согласилась она и немного нервно повела плечом. – Пирит. Золото дураков. Извини.

Черт, она тогда решила, что он критикует подарок, а это было совсем не так.

– Золото не сделает его прекраснее, чем уже есть, – заверил он и, подняв ее подбородок, поцеловал со всем обожанием, на которое способно сердце мужчины. – Спасибо. Мне нравится.

Может, она произнесла мало слов, но он понял важность ее дара. Это был не просто каменный шар, а…

Ее сердце. Она словно положила ему на ладонь свое сердце, несмотря на все свои страхи.

Когда дело касалось смелости, Эйприл ее было не занимать. Когда стало слишком поздно, он тоже поступил смело. Он рассказал всю правду. Он обнажил перед ней свое сердце без уловок или недомолвок и сказал ей: «Эта часть меня пирит – не золото».

И как только она узнала, то не захотела его. Он был лжецом, представлявшим ценность только для дурака, который принял его за что-то другое.

И теперь, когда она ушла, он больше не был ценен ни для кого. Он больше не был ярко-синим шаром в крапинку, гладким и красивым. Теперь он был лишь крупинкой мужчины. Одной из пылинок, парящих в солнечном луче внутри ее машины, сверкающей, бесцельной и неприкаянной.

Да, он злился на то, как пренебрежительно она отмахнулась от его опасений по поводу карьеры. Но сильнее он злился на себя. Все еще. Всегда. Он никак не усвоит урок.

Телефон на комоде зажужжал. Новое сообщение от Алекса, который, очевидно, наконец-то получил сообщение Маркуса.

«Приятель. Мне так жаль, – гласило сообщение на экране. – Я еду».

Маркус выдохнул. Слава Богу! Ему нужен его лучший друг и нужно что-то, что одновременно нарушало бы тишину дома и заглушало бы какофонию в голове.

Алекс с легкостью мог это сделать одной тирадой о несбыточных ожиданиях судей в телевизионных кулинарных конкурсах. Особенно если прихватит…

Еще одно входящее сообщение: «Я знаю, это не твое, но не хочешь ли ты напиться? Я могу захватить выпивку по дороге».

«Да, – написал Маркус. – Пожалуйста».

Он не стал разворачивать лазуритовый шар. Вместо этого он положил его, по-прежнему укутанный в газетную бумагу, в дальний угол шкафа, за коробку с парой туристических ботинок, которые он еще ни разу не надевал. Там камень не сможет дразнить его потерей и напоминать ему о том, чего он никогда по-настоящему не имел.

Эйприл больше не будет прятаться. А это, к сожалению, значило, что она отправится на Враткон. И сделать это предстоит уже завтра, когда еще недели не прошло после ее расставания с Маркусом. И плевать на пристальное внимание публики, потенциальное унижение и собственные страдания!

Она не обманывала себя. Будет некомфортно. После всех постов в блогах и статей слишком многие знают ее в лицо, знают ее тело. У нее не получится скрыться в толпе и скрыть тот факт, что они с Маркусом придут на конвент не вместе.

Циники закатят глаза и скажут, что с самого начала поняли, что это пиар-ход. Недобрые засмеются. «Вот тебе и белый рыцарь, – прокаркают они. – Даже такой одаренный актер не может долго притворяться, что хочет такую женщину». Плевать. Пусть идут со своим осуждением куда подальше.

И даже если ей хотелось спрятаться, она ни за что не позволит своему костюму Лавинии – результату многочасовых упорных усилий Мел и Пабло – пребывать в забвении в шкафу из-за трусости. И ни за что, ни за что на свете она не пропустит долгожданную встречу со своими ближайшими друзьями с сайта Лавиней.

Конечно, они заметят их с Маркусом отчужденность и начнут недоумевать. Но она надеялась, что им хватит такта не задавать вопросы. Или, в противном случае, хватит ума задавать их с коробкой салфеток под рукой.

Запихнув в чемодан последние вещи и дорожные туалетные принадлежности, Эйприл застегнула его и подкатила к входной двери. После чего села на диван, завернувшись в одеяло, и слушала подкаст.

Она старалась вникать, но постоянно думала, была бы тема интересна Маркусу. Не потому, что он особенно интересовался нераскрытыми серийными убийствами, а потому, что он как никто был жаден до знаний, его врожденная любознательность была под стать ее собственной.

Черт, она скучала по нему! Когда она поняла, что последние десять минут не слушает подкаст, она его выключила. В сгущающейся темноте гостиной она сидела, прижав декоративную подушку к груди, и перестала пытаться не думать обо всем. О них. О своей жизни без него.

Как быстро Маркус занял важное место в ее повседневной жизни и мыслях! Хотя, может, не так уж и быстро, ведь он же КБЭН… Но он не был всей ее жизнью и не был единственной важной ее частью. Ее работа, костюм и предстоящая встреча с друзьями по сайту служили достаточным доказательством интересов вне-Маркуса. Как и ее планы поужинать с Баширом и Мими на следующей неделе.

Ее жизнь не разбита, и она больше нечувствует себя потерянной. Даже если иногда его отсутствие в ее доме, в ее кровати, в ее объятиях приносит пустоту и боль. Даже если она смотрит британские кулинарные шоу, поедая доставленный ужин, потому что непропеченный бисквит и неподнявшееся тесто напоминают о нем. Даже если она любит его, и он тоже любит ее.

До сих пор она видит его за закрытыми глазами, когда поздно ночью выключает прикроватную лампу. Видит его скривившееся, пораженное и обожающее лицо, когда она ругалась на него в машине. Со слезами на глазах, но слишком благородного для того, чтобы вынуждать ее простить его, слишком благородного, чтобы манипулировать ее чувствами.

Иногда, переворачиваясь на бок и вновь взбивая подушку, она задумывалась, мог бы их разговор пойти иначе при других обстоятельствах. Если бы она не была взвинченной и выдохшейся после давно назревшей конфронтации с мамой, все еще на нервах из-за близкого нахождения с отцом и предательства Маркуса в доме ее родителей.

Он включил для нее печку, обогрев сиденья, держал ее лицо в ладонях, искренне извинялся.

Но ее ярость и боль были слишком свежи. Малейший пустяк, и она теряла самообладание. А его то, что случилось, было не просто пустяком. Своей ложью Маркус поразил ее в самое сердце.

Своими резкими словами, отказом простить она поразила его в ответ. Это было ясно. Она это видела по выражению его глаз, по языку его тела. Уходя из ее дома, он двигался как сломленный человек, погруженный в себя и остерегающийся дальнейших ударов.

С тех пор прошло пять дней. Проявляя уважение к ее пожеланиям, он не звонил и не писал. Тем вечером он прислал ей одно-единственное сообщение. Два простых слова, которые он уже говорил ей и которые, как она знала, были искренними: «Мне жаль».

Он боялся. Боялся, поэтому обманул ее, причинил боль. Она не могла винить его за это, но и простить тоже не могла. Она еще помнила мучительную боль из-за внезапного, теперь объяснимого отдаления КЭБН. Все те месяцы его притворного невежества, когда дело касалось чтения и написания фанфиков; все те месяцы, когда он не признавал своего близкого знакомства с ней, порожденного годами дружбы; все те месяцы, когда он скрывал от нее свое преимущество, понимание, кто и что он на самом деле.

Не удивительно, что ей казалось, будто она знает его много лет. Так и есть. Она не ненавидела его. Она больше не злилась. Она просто… устала.

Теплый, яркий свет его любви ушел, и ее устраивали оставшиеся потемки. Она в порядке. В полном порядке. Или будет, если сумеет убедить себя, что сделала правильный выбор.

Бесстыжая Фанатка Лавинии: Что ты делаешь, когда хандришь без причины?

КнижныйЭнейБыНикогда: Что случилось? У тебя все хорошо?

Бесстыжая Фанатка Лавинии: У меня скоро месячные. Все хорошо, но все плохо.

Бесстыжая Фанатка Лавинии: Надеюсь, ты не брезглив в этом плане, потому что если так, СЛИШКОМ ПОЗДНО, НЕУДАЧНИК.