У меня закружилась голова и я не могла постичь такого уровня корпоративной уловки; это звучало как что-то из телешоу, а не из реальной жизни.

— Он сосредоточился на том, чтобы победить нас с Тобиасом, поскольку мы были его самым большим конкурентом, — сказал Кай. — Он не мог шантажом заставить меня уйти, поскольку это компания моей семьи, и люди никогда бы не поверили, что я ушел добровольно, поэтому он атаковал по-другому. Он оставил большинство членов правления в покое. Единственные, на кого он оказал давление, чтобы они проголосовали за него, были те, кто уже был на грани срыва.

— Включая Ричарда?

Черты лица Кая посуровели.

— Нет. Сообщается, что Ричард голосовал за Пакстона.

Так что его обращение к Ричарду в последнюю минуту не сработало. Зная Кая, это должно было бесконечно раздражать его, учитывая, как он проглотил свою гордость, чтобы попросить поддержки у другого мужчины.

— Думала, ты сказал, что Рассел не хотел быть генеральным директором, — сказала я. Рассел проработал в Young Corporation более десяти лет. По словам Кая, он ненавидел заниматься внешними связями, так зачем же ему было заходить так далеко, чтобы быть публичным лицом компании?

Рот Кая сжался в тонкую линию.

— Я недооценил его.

Исходящее от человека, который привык всегда быть правым, это было огромным признанием.

Узлы у меня в животе затянулись, когда он описал свой план разоблачения Рассела и проведения голосования за нового генерального директора, которое он был обязан выиграть, если первая часть его плана увенчается успехом.

Я ни на секунду не сомневалась, что это удастся. Это был Кай. Когда он за что-то брался, он всегда доводил это до конца.

Помимо Рассела, единственная причина, по которой он проиграл, заключалась в том, что я отвлекла его. Если бы не я, он, возможно, раскусил бы Рассела раньше, и ему не пришлось бы иметь дело со всем этим.

— Хватит о работе. А как насчет тебя? — Спросил Кай. — Как прошло Рождество и Новый год в Палузе?

По какой-то причине, услышав, как он произносит это таким шикарным голосом, у меня перехватило горло

Он совершил так много нелепых, безрассудных поступков из-за меня, и я не стоила этого.

— Это было хорошо. — Я ковыряла корж от пиццы, не в силах смотреть ему в глаза.

— Точно так же ты сказала хорошо, когда я спросил, понравился ли тебе Джеймс Джойс, — сухо сказал он.

Я поморщилась от этого напоминания. Чтение «Улисса» укрепило мое мнение, что, во-первых, классика не для меня, а во-вторых, написание «потока сознания» вызывало у меня желание выколоть себе глаза.

— Было приятно снова увидеть свою семью. — Кроме Габриэля. — Но я... — Я отрезала еще кусочек корочки. — Я, эм, не закончила свою рукопись вовремя.

Учитывая суматоху, связанную с голосованием генерального директора, мы не обсуждали ход работы над книгой до моего ухода. Я чувствовала себя еще более дерьмово, признаваясь в своей неудаче Каю, чем перед своей семьей. Он так много пытался помочь с пишущими машинками и предложениями, и я все равно подвела его.

— Все в порядке, — мягко сказал он. — Все получится. Это не был жесткий крайний срок.

Когда-то давно его непоколебимая вера поддерживала меня. Теперь от этого мне стало только хуже, потому что я этого не заслуживала.

— Может быть, не с издателем, но это было для моей семьи. — Я вкратце рассказала ему о том, что произошло в день рождения моей мамы. Тревога гудела, пронзительная и напряженная, как будто я снова сидела в гостиной, съежившись под пристальным вниманием моей семьи.

Когда я, наконец, подняла глаза, мой желудок сжался от темноты, скрывающей лицо Кая.

— Твой брат, — сказал он, — засранец.

Это чувство было настолько прямолинейным и непохожим на него, что вызвало у меня быстрый взрыв смеха.

— Да, он гордится этим. — Моя улыбка растаяла так же легко, как и появилась. — Но он не был неправ. Ни то, ни другое... — Я с силой вдохнул кислород в свои легкие. Просто скажи это. — Как и твоя мама. О нас.

Просто так воздух сдвинулся. Легкомыслие исчезло, уступив место густому, ползучему напряжению, которое душило меня, как колючая лоза.

Кай устрашающе замер.

— Что это значит?

Мое сердце дрогнуло.

— Это значит, что мы не подходим друг другу, — сказала я, выталкивая слова сквозь твердый комок в моем горле. — И мы должны…мы должны повидаться с другими людьми.

Я запнулся на последней половине своего предложения. Он вышел неровным и сломанным, как будто его протащили через колючую проволоку по пути к моему горлу.

Я не знала, откуда взялись эти чувства, потому что последнее, чего я хотела, это видеть кого-то еще или Кая с кем-то еще, но разговор был единственным способом сдержать мои эмоции.

Глаза Кая были плоскими, бездонными гранитными равнинами.

— Встречаться с другими людьми?

— У тебя так много всего происходит с компанией и на работе, а у меня есть много жизненных проблем, с которыми мне нужно разобраться. — Я поспешила придумать оправдания, пока у меня не сдали нервы. — Мы бы отвлекали друг друга. Я имею в виду, это было весело, пока это продолжалось, но у нас никогда не было будущего. Мы слишком разные. Ты знаешь это. — Мои слова были на вкус как цианид — достаточно горькие и ядовитые, чтобы остановить мое сердце.

— Это то, что у нас есть. — Тихо спросил Кай. Он все еще не двигался. — Весело?

От горя у меня перехватило горло. Я снова тонула, отягощенная ненавистью к самой себе и беспомощностью. Если бы я была кем-то другой, наблюдающей за тем, что делаю, я бы закричала на себя, чтобы я перестала быть идиоткой. У меня был этот великолепный, блестящий, удивительный мужчина — мужчина, который поддерживал и ободрял меня, который целовал меня так, словно я была его кислородом, и заставил меня почувствовать, что меня видят впервые в моей жизни, а я отталкивала его.

Не потому, что я не заботилась о нем, а потому, что я заботилась о нем слишком сильно, чтобы сдерживать его или заставлять обижаться на меня в будущем. Однажды он проснется и поймет, что я была намного меньше той, кем он меня считал, и это раздавит меня. Я спасала нас обоих от неизбежного разбитого сердца, пока мы не зашли слишком далеко.

Ты уже увязла слишком глубоко, — прошептал голос, прежде чем я отодвинула его в сторону.

— Да. — Я выдавила свой ответ из одеревеневших губ. — Каникулы, секретная комната, частный остров ...Это были невероятные впечатления, и я не жалею о них. Но они не являются устойчивыми. Они были… — Фраза оборвалась, затопленная слезами. — Им никогда не суждено было быть вечными.

Что-то горячее и влажное скользнуло по моей щеке, но я не потрудилась стряхнуть это. Мои глаза были слишком полны, моя грудь слишком сжата. Я не могла дышать достаточно быстро или глубоко, и я была уверена, что умру здесь, за этим столом, с опустошенной душой и разорванным на куски сердцем.

Мускул дернулся на щеке Кая, его первая видимая реакция с тех пор, как я затронула эту тему.

— Не делай этого, Изабелла.

Стальные руки сдавили мои легкие при грубом, ноющем звуке имени.

— Тебе будет лучше с кем-то вроде Клариссы, — продолжила я, ненавидя себя все больше с каждой секундой. Мой голос был таким хриплым и водянистым, что звучал неузнаваемо для моих собственных ушей. — Она — это то, что тебе нужно. Только не я.

Еще одна слеза скатилась с моего подбородка на колени. Затем еще один, и еще, пока их не стало слишком много, чтобы их можно было сосчитать, и они не слились в одну непрерывную, нескончаемую реку горя.

— Прекрати. — Пальцы Кая сжались в кулаки с побелевшими костяшками. — Если бы я хотел кого-то вроде Клариссы, я бы был с Клариссой, но это не так. Я хочу тебя. Твой смех, твой сарказм, твои неуместные шутки и странная любовь к эротике динозавров...

Слабый смех расцвел в пустыне моего горя. Только Кай мог заставить меня смеяться в такой момент, как этот. Подумать только, я однажды сказала, что он скучный.