— Иза. — Феликс уставился на меня недоверчивым взглядом. — Это нелегко для любого из нас. Ты знаешь, сколько времени мне потребовалось, чтобы понять, чего я хочу? Насколько трудно было Мигелю выбрать специальность? Даже Гейбу трудно заставить людей слушать его, потому что он так молод.

— А Ромеро?

— О, он урод. Я почти уверен, что он родился с компьютером вместо мозга.

Смех немного снял напряжение с моих плеч.

— Он воспримет это как комплимент.

— Я уверен, что он так и сделает. — Феликс улыбнулся. — Дело в том, что ты на правильном пути. Ты начала свою книгу, а это больше, чем то, чего добилось большинство населения. Может показаться, что мы опережаем тебя в кавычках, но мы также старше. У нас больше жизненного опыта. — Он ущипнул меня за щеки. — Малышка, ты просто ребенок.

— Остановись. — Я отбросила его прочь с очередным смешком. — Не веди себя так, будто ты такой старый и мудрый. Ты всего на четыре года старше меня.

— За четыре года ты можешь прожить несколько жизней. — Феликс откинулся назад и вытянул ноги. — Дело в том, что ты не отстаешь. Ты все еще молода. У тебя есть достаточно времени, чтобы разобраться в этом.

Это было то, о чем я думала, когда мне было двадцать два и я была убеждена, что стану следующей великой ведущей ток-шоу. Теперь мне было двадцать девять, и я ничуть не приблизилась к разгадке, что бы это ни было.

Я ценила попытки Феликса успокоить меня, но чем больше мы говорили об этом, тем хуже я себя чувствовала. Заверения от кого-то столь успешного звучали покровительственно, даже когда это не входило в его намерения.

— Знаю, — сказала я, больше потому, что хотела закончить разговор, чем потому, что была согласна с ним. Мой взгляд упал на его обнаженную шею. — Где твое ожерелье? — спросила я.

Его наставник, какой-то ву- ву-типа «будь на одной волне», подарил его ему после его первой выставки. Я никогда не видела Феликса без него.

Он почесал затылок, его щеки необъяснимо покраснели.

— Я, э-э, потерял его.

Мой сестринский радар пришел в полную боевую готовность. Он лгал, но прежде чем я смогла расспросить дальше, дверь снова открылась. Появился Габриэль, его подсвеченный силуэт казался зловещим пятном тьмы в дверном проеме.

Феликс быстро встал.

— Становится поздно, и я устал. Увидимся завтра, ребята. Ты справишься с этим, — добавил он тихим шепотом, когда проходил мимо меня.

Если под этим он имел в виду абсолютный ужас, то он был прав.

Третья, самая напряженная тишина за день повисла, когда Габриэль занял освободившееся место Феликса и дверь закрылась за другим моим братом.

Я засунула руки под бедра.

Он постучал пальцами по скамейке.

Я уставилась на бассейн.

Он прожег дыру в моей щеке и, наконец, заговорил.

— Я пытаюсь помочь тебе, Иза.

— Помочь? — Возмущение вырвало слово из моего горла. — Как унижение меня перед всеми поможет?

— Я не унижал тебя, а просто попросил кое о чем, что ты нам обещал. — Рот Габриэля сжался. — Все всегда нянчились с тобой, потому что ты самая младшая, но теперь ты взрослая. Слова и действия имеют последствия. Обещания требуют выполнения. Мы были терпеливы в течение многих лет, пока ты «разбиралась во всем» в Нью-Йорке. — Он изобразил пальцами воздушные кавычки. — Очевидно, это не сработало.

Каждое слово поражало с силой и точностью управляемой пули. Непрочные стены моего негодования рухнули так же быстро, как и были воздвигнуты, оставив меня беззащитной.

Теперь ты взрослая.

Обещания требуют выполнения.

Это всегда было моей проблемой, не так ли? Я никогда не могла сдержать обещание, данное самой себе.

Я поклялась, что закончу книгу к сегодняшнему дню, но не смогла. Сказала, что откажусь от мужчин после своего бывшего, но я этого не сделала. Я пообещала расставить приоритеты в своей работе в Вальгалле, и, что ж, мы все знали, чем это обернулось.

Я не жалела, что сошлась с Каем, но тяжесть моих неудач оставил пустоту в моей груди.

— Ты знаешь, что говорится в этом пункте, — сказал Габриэль. — Найди свою страсть и сделай карьеру к тридцати, как рассудили мы с мамой, или ты лишишься своего наследства.

Этот пункт был самой большой властью, которую Габриэль имел надо мной. К тому времени, когда наша мама добавила это, он уже работал на нее и был фактическим главой семьи, поэтому имело смысл добавить его в качестве судьи.

Тяжесть на моей груди давила все тяжелее и тяжелее, выжимая слезы из моих глаз.

Я не так сильно заботилась о деньгах. Очевидно, я не хотела его терять, но лишиться своего наследства значило больше, чем отказаться от миллионов. Это означало, без тени сомнения, что я потерпела неудачу там, где преуспели все остальные.

— Тебе не нужно напоминать мне, — тихо сказала я. — Я знаю.

— У тебя остался год. Переезжай домой. Мы разберемся с этим вместе.

— Переезд домой ничего не изменит, Гейб. — Я не могла уехать из Нью-Йорка. Помимо моей семьи, там были все, кого я любила. — Это сделает им только хуже.

Его рот еще больше сжался.

— У тебя нет никакой ответственности в Нью-Йорке. Никто тебя не подталкивает. Если ты останешься там, ты никогда...

— Остановись. — Тысячи голосов теснились в моей голове, борясь за внимание. Мой. Габриэля. Моих родителей. Кая. Леонора Янг, и Паркер, и Феликс, и все остальные люди, которых я так или иначе подвела.

Я не унижал тебя. Я попросил тебя о том, что ты нам обещала.

Преследуй свои мечты.

Ты закончишь это. Ты слишком сильна, чтобы не делать этого.

Ты и мой сын — плохая пара.

В клубе действует строгое правило, запрещающее отношения. Это четко прописано в вашем контракте.

Это почти закончено, верно?

— Просто остановись. — Эмоции расщепили слоги пополам. — Я не собираюсь возвращаться. Позволь мне разобраться с этим самой, хорошо?

Я не знала, что я собиралась делать, но я знала, что не смогу этого сделать, когда Габриэль нависает надо мной. Его суждение выбило бы из меня всякую свободу мысли.

Последовала долгая пауза.

Затем он встал, его тень окутала меня под светом фонарей во внутреннем дворике.

— Это твой выбор, — сказал он, его тон был холодным от неодобрения. — Но не говори, что я тебя не предупреждал.

Секунду спустя дверь за ним закрылась, оставив меня одну в темноте и страдании.

ГЛАВА 36

— Я хочу, чтобы это было сделано чисто. Никакого шантажа, никакого обхода закона, — сказал я. — Я не хочу, чтобы хоть одна незаконная деятельность привела ко мне.

— Если ты настаиваешь. — Плавный протяжный голос Кристиана Харпера растекся по всей линии. — Должен сказать, что прошло много времени с тех пор, как я имел дело с кем-то, у кого такая непоколебимая мораль. Это почти освежает.

Только Кристиан мог произнести слово «мораль» с таким сильным презрением.

Откинувшись на спинку стула, я постучал ручкой по столу. Я старался свести свои отношения с ним к минимуму, но когда дело доходило до обнаружения цифровых следов и выкапывания компромата, ему не было равных. Он был единственным, кто мог дать мне то, что мне нужно, до церемонии перехода генерального директора на следующей неделе.

Фрагменты из моего разговора с Тобиасом в пятницу врезались в память. Поначалу он неохотно разговаривал, но горечь и обида оказались эффективным средством, развязывающим язык. В течение получаса он раскрыл истинную причину снятия своей кандидатуры — конверт, содержащий откровенные фотографии его дочери, сделанные в течение двух месяцев, и анонимную записку с угрозой причинить ей вред, если он не выйдет из гонки за пост генерального директора.

Бурлящая ярость обожгла мои вены, но я отогнал ее в сторону, чтобы сосредоточиться на текущей задаче. Мне нужно было тщательно спланировать свои следующие шаги, иначе все это развалилось бы.