Отлично. Теперь мои внутренние голоса спорили друг с другом. Я даже не знала, что у меня больше одного внутреннего голоса. Если это не было признаком того, что мне нужен сон, а не очередная ночь мучений над рукописью, то ничего особенного.

— Не за что, — сказала я немного запоздало. Мой пульс барабанил в ушах. — Ну, я должна…

— Извини, я опоздал. — Высокий светловолосый мужчина сел на сиденье рядом с Каем, его голос был таким же бодрым, как поздний сентябрьский холод, пробирающийся сквозь его пальто. — Моя встреча закончилась.

Он бросил на меня короткий взгляд, прежде чем снова повернуться к Каю.

Темно-золотистые волосы, темно-синие глаза, костная структура модели Calvin Klein и теплота айсберга с "Титаника". Доминик Дэвенпорт, правящий король Уолл-стрит.

Я узнала его с первого взгляда. Было трудно забыть это лицо, даже если бы его социальные навыки нуждались в улучшении.

Облегчение и раздражающий укол разочарования охватили меня из-за того, что меня прервали, но я не стала дожидаться ответа Кая. Я направилась на другую сторону бара, ненавидя то, как его комментарий о слабом месте задержался, как будто это было что угодно, только не брошенное замечание.

Если Кай был не в моем вкусе, то я определенно не была в его вкусе. Он встречался с женщинами того типа, которые заседали в благотворительных советах, проводили лето в Хэмптоне и подбирали жемчуга к костюмам от Шанель. Ни в одной из этих вещей не было ничего плохого, но это была не я.

Я списала свою чрезмерную реакцию на его слова на то, что сама наложила на себя "сухой период". Я так изголодалась по прикосновениям и ласке, что у меня, наверное, закружилась бы голова от подмигивания этого полуголого ковбоя, вечно бродящего по Таймс-сквер. Это не имело никакого отношения к самому Каю.

Я больше не возвращался на его сторону бара до конца вечера.

К счастью, работа в полсмены означала, что я могла уйти пораньше. Без пяти десять я передала оставшиеся счета Тессе, попрощалась и забрала свою сумку из задней комнаты, и все это, не взглянув на некоего миллиардера со склонностью к Хемингуэю.

Я могла бы поклясться, что почувствовала горячее прикосновение темных глаз к своей спине, когда уходила, но я не обернулась, чтобы подтвердить. Было бы лучше, если бы я этого не знала.

В этот поздний вечер в зале было тихо и пусто. Усталость смежила мои веки, но вместо того, чтобы броситься к выходу и уюту своей кровати, я повернула налево, к главной лестнице.

Мне следовало бы пойти домой, чтобы достичь своей ежедневной цели по количеству слов, но сначала мне нужно было вдохновение. Я не могла сосредоточиться из-за стресса, вызванного тем, что смотрела на чистую страницу, затуманивая мою голову.

Раньше слова лились рекой; я написала три четверти своего эротического триллера менее чем за шесть месяцев. Затем я перечитала это, возненавидела и отказалась от него в пользу нового проекта. К сожалению, креативность, которая подпитывала мой первый черновик, исчезла вместе с ним. Мне повезло, если в наши дни я писала более двухсот слов в день.

Я поднялась по лестнице на второй этаж.

В рабочее время доступ к услугам клуба был закрыт для сотрудников, но в то время как бар был открыт до трех часов ночи, остальная часть здания закрывалась в восемь. Я не нарушала никаких правил, посещая свою любимую комнату для некоторой декомпрессии.

Тем не менее, мои ноги легко ступают по толстому персидскому ковру. Вниз, вниз, весь путь мимо бильярдной, косметического кабинета и гостиной в парижском стиле, пока я не добралась до знакомой дубовой двери. Латунная ручка была прохладной и гладкой, когда я повернула ее, открывая.

Пятнадцать минут. Это было все, что мне было нужно. Потом я шла домой, умывалась после выходного и писала.

Но, как всегда, время ушло, когда я села. Пятнадцать минут превратились в тридцать, которые превратились в сорок пять, и я была настолько погружена в то, что делала, что не заметила, как позади меня со скрипом открылась дверь.

Пока не стало слишком поздно.

ГЛАВА 2

— Только не говори, что ты пригласил меня сюда, чтобы посмотреть, как ты в десятый раз читаешь Хемингуэя. — Доминик бросил равнодушный взгляд на мою книгу.

— Ты никогда не видел, чтобы я читал Хемингуэя. — Я взглянул на бар, но Изабелла уже перешла к другому посетителю, оставив джин с тоником вместо себя.

Клубника лениво плавала в напитке, ее ярко-красный оттенок шокирующе контрастировал с величественными землистыми тонами бара. Обычно я избегал сладких напитков; резкий привкус виски с приглушенным янтарным оттенком пришелся мне гораздо больше по вкусу. Но, как я уже сказал, у меня была слабость к этому конкретному вкусу.

Хорошо, но если ты передумаешь, у меня есть презервативы со вкусом клубники. Размер Magnum, ребристый для твоего...

Прошу прощения, что прерываю, но я бы хотел заказать еще выпивку.

Джин с тоником. Со вкусом клубники.

Невольное веселье пробежало по мне при воспоминании об испуганном выражении лица Изабеллы. Я прервал разговор о презервативах с ее подругой Вивиан на прошлогоднем осеннем гала-концерте и до сих пор помню это взаимодействие в ярких деталях.

Я помнил все наши взаимодействия в ярких деталях, хотел я того или нет. Она ворвалась в мою жизнь подобно торнадо, перепутала мой напиток во время своей первой смены в Вальгалле и с тех пор не покидала моих мыслей.

Это было невыносимо.

— Я не видел, чтобы ты читал его лично. — Доминик щелкнул зажигалкой, снова привлекая мое внимание к себе. Он не курил, но носил зажигалку повсюду, как более суеверный человек цеплялся бы за талисман на удачу. — Но я полагаю, что именно этим ты занимаешься, когда каждую ночь отсиживаешься в своей библиотеке.

Улыбка пробилась сквозь мое неспокойное настроение. — Проводишь много времени, представляя меня в библиотеке, не так ли?

— Только для того, чтобы созерцать, как печально твое существование.

— Говорит трудоголик, который большую часть ночей проводит в своем офисе. — Это было чудом, что его жена терпела его так долго. Алессандра была святой.

— Это хороший офис. — Включить. Выключить. Крошечный огонек вспыхнул к жизни только для того, чтобы быстро угаснуть от его руки. — Я был бы там прямо сейчас, если бы не твой звонок. Что такого срочного, что ты потребовал, чтобы я примчался сюда именно в понедельник, из всех ночей?

Я просил, а не требовал, но я не потрудился поправить его. Вместо этого я сунул ручку, книгу в мягкой обложке и блокнот в карман пальто и сразу перешел к делу.

— Мне сегодня позвонили.

Скучающее нетерпение Доминика исчезло, обнажив искру интриги.

— Так рано?

— Да. Пять кандидатов, включая меня. Голосование состоится через четыре месяца.

— Ты всегда знал, что это будет не коронация. — Доминик постучал по колесику зажигалки. — Но голосование — это формальность. Конечно, ты выиграешь.

В ответ я издал ни к чему не обязывающий звук.

Будучи старшим ребенком и предполагаемым наследником корпорации, я всю свою жизнь жил ожиданием того, что стану генеральным директором. Но предполагалось, что я приду к власти через пять-десять лет, а не через четыре месяца.

Новая волна дурного предчувствия прокатилась по моей груди.

Леонора Янг никогда бы добровольно не уступила власть так рано. Ей было всего пятьдесят восемь лет. Острая, здоровая, любимая советом директоров. Ее жизнь вращалась вокруг работы и приставаний ко мне по поводу замужества, но, несомненно, именно она в тот день по видеосвязи сообщила мне и еще четырем руководителям, что мы баллотируемся на должность генерального директора.

Никакого предупреждения, никаких подробностей, кроме даты и времени голосования.