Я рассеянно провел рукой по бокалу с джином и тоником, находя странное утешение в его плавных изгибах.

— Когда новость станет достоянием общественности? — Спросил Доминик.

— Завтра. — Это означало, что в течение следующих четырех месяцев все взгляды будут прикованы ко мне, ожидая, что я облажаюсь. Чего я никогда бы не сделал. У меня было слишком много контроля для этого.

Хотя технически кандидатов было пять, я мог потерять эту должность. Не только потому, что был молод, но и потому, что я был лучшим. Мой послужной список в качестве президента североамериканского подразделения говорил сам за себя. У него были самые высокие прибыли, наименьшие убытки и лучшие инновации, даже если некоторые члены правления не всегда соглашались с моими решениями.

Я не беспокоился об итогах голосования, но меня беспокоил выбор времени, превращая то, что должно было стать кульминацией карьеры, в мутный омут беспокойства.

Если Доминик и заметил мой приглушенный энтузиазм, он этого не показал.

— На рынке будет день поля. — Я практически мог видеть, как в его голове проносятся вычисления.

В прошлом я бы сначала позвонил Данте и выплеснул свои переживания на боксерский ринг, но с тех пор, как он женился, оттащить его от Вивиан на незапланированный поединок было сложнее, чем вырвать кость у собаки.

Наверное, это было к лучшему. Данте увидел бы прямо сквозь мою невозмутимую маску, в то время как Доминика интересовали только факты и цифры. Если это не сдвинуло рынки или не расширило его банковский счет, ему было плевать.

Я потянулся за своим напитком, пока он излагал свои прогнозы. Я как раз допил остатки джина, когда взрыв сочного, хриплого смеха привлек мое внимание.

Мой взгляд скользнул через плечо Доминика и остановился на Изабелле, которая болтала с наследницей косметического бизнеса в конце бара. Она сказала что-то, что заставило обычно сдержанную светскую львицу улыбнуться, и они склонили головы друг к другу, как лучшие подруги, сплетничающие за обедом. Время от времени Изабелла дико жестикулировала руками, и еще один из ее характерных смешков наполнял комнату.

Звук проникал в мою грудь, согревая ее сильнее, чем алкоголь, который она мне дала.

С ее пурпурно-черными волосами, озорной улыбкой и татуировкой, покрывающей внутреннюю сторону левого запястья, она выглядела так же неуместно, как бриллиант среди камней. Не потому, что она была барменом в зале, заполненном миллиардерами, а потому, что она сияла слишком ярко для мрачных традиционных рамок Вальгаллы.

Боюсь, у нас не подают светящийся в темноте джин с тоником.

Крошечная улыбка скользнула по моим губам, прежде чем я подавил ее.

Изабелла была смелой, импульсивной и обладала всем тем, чего я обычно избегал при знакомстве. Я ценил приличия; у нее их не было, о чем свидетельствовал ее очевидный фетиш — обсуждать секс в самых неподходящих местах.

И все же в ней было что-то такое, что притягивало меня, как сирена, зовущая моряка. Разрушительно, конечно, но так красиво, что это почти стоило бы того.

Почти.

— Данте знает? — Спросил Доминик. Он закончил свои рыночные прогнозы, из которых я слышал только половину, и теперь был занят, отвечая на электронные письма на своем телефоне. Этот человек работал дольше, чем кто-либо другой из моих знакомых.

— Пока нет. — Я наблюдал, как Изабелла оторвалась от наследницы и порылась в кассе. — Это вечер свидания с Вивиан. Он ясно дал понять, что никто не должен прерывать его, если только они не умирают — и только в том случае, если все остальные люди в их списке контактов заняты чем-то другим.

— Типично.

— Хм, — рассеянно согласился я.

Изабелла закончила свою работу у кассы, что-то сказала другому бармену и исчезла в задней комнате. Ее смена, должно быть, закончилась.

Что-то дрогнуло у меня в животе. Как я ни старался, я не мог спутать это ни с чем иным, кроме разочарования.

Я успешно держался на расстоянии от Изабеллы почти год, и я был достаточно сведущ в греческой мифологии, чтобы понимать ужасные судьбы, которые ожидали моряков, привлеченных песнями сирен. Последнее, что я должен был сделать, это последовать за ней. И все же.

— Клубничный джин с тоником. За мой счет. Ты выглядишь так, будто тебе не помешает тонизирующее средство.

Черт возьми.

— Прошу прощения, что прерываю вечер, но я только что вспомнил, что у меня есть срочное дело, о котором я должен позаботиться. — Я встал и снял пальто с крючка под прилавком. — Может быть, мы продолжим наш разговор позже? Сегодняшние напитки за мой счет.

— Конечно. Всякий раз, когда ты будешь свободен, — сказал Доминик, звуча невозмутимо из-за моего внезапного ухода. Он не поднял глаз, когда я закрыл наши счета. — Удачи с завтрашним объявлением.

Рассеянные щелчки его зажигалки преследовали меня на полпути через комнату, пока нарастающий шум бара не поглотил их. Затем я оказался в коридоре, дверь за мной закрылась, и единственным звуком был мягкий звук моих шагов.

Я не был уверен, что буду делать, когда догоню Изабеллу. Несмотря на наших общих знакомых — ее лучшая подруга Вивиан была женой Данте, — мы сами не были друзьями. Но новость о генеральном директоре выбила меня из колеи, как и ее неожиданный, но продуманный подарок.

Я не привык к тому, что люди предлагают мне что-то, не ожидая ничего взамен.

Печальная улыбка тронула мои губы. Что это сказало о моей жизни, когда простая бесплатная выпивка от случайной знакомой стала изюминкой моего вечера?

Я поднялся по лестнице на второй этаж, мое сердцебиение было ровным, несмотря на тихий голос, призывающий меня развернуться и бежать в противоположном направлении.

Я действовал, основываясь на предчувствии. Возможно, Изабеллы там не было, и у меня, конечно, не было никакого права искать ее, если бы она была, но моя обычная сдержанность ослабла под более настоятельным желанием отвлечься. Мне нужно было что-то сделать с этим мучительным желанием, и если я не мог понять, что происходит с моей матерью, то мне нужно было понять, что происходит со мной. Что такого было в Изабелле, что держало меня в плену? Сегодня вечером, возможно, на этот вопрос будет легче ответить.

Моя мать заверила меня, что с ней все в порядке во время нашей беседы по телефону после конференции. Она не была больна, не умирала и не подвергалась шантажу; она просто была готова к переменам.

Если бы это был кто-то другой, я бы принял ее слова за чистую монету, но моя мать ничего не делала по прихоти. Это шло вразрез с самой ее природой. Я также не думал, что она лжет; я знал ее достаточно хорошо, чтобы распознать ее подсказки, и она не показала ни одной во время нашего разговора.

Разочарование нахмурило мой лоб. Что-то не сходилось.

Если дело было не в ее здоровье или шантаже, то в чем еще это могло быть? Разногласия с правлением? Необходимость снять напряжение после десятилетий руководства многомиллиардной корпорацией? Инопланетянин, захвативший ее тело?

Я был так поглощен своими размышлениями, что не замечал тихих звуков пианино, разносящихся по залу, пока не встал прямо перед источником.

В конце концов, она была здесь.

Мое сердцебиение один раз ускорилось, так легко и быстро, что я едва заметил это беспокойство. Моя хмурость рассеялась, сменившись любопытством, затем удивлением, когда вихрь заметок встал на свои места и щелкнуло узнавание.

Она играла «Hammerklavier» Бетховена, одно из самых сложных произведений, когда-либо написанных для фортепиано. И она играла хорошо.

Холодный прилив шока выбил дыхание из моих легких.

Я редко слышал, чтобы «Hammerklavier» играли с заданной скоростью, и ошеломляющее осознание того, что Изабелла может превзойти даже опытных профессионалов, разрушило все сомнения, которые у меня могли быть по поводу ее поиска.

Я должен был увидеть это своими глазами.

После недолгого колебания я взялся за дверную ручку, повернул и шагнул внутрь.