— О-о-о! — поощрительно засмеялась Наталья. — Я-то, признаться, думала, что ты девственником и умрёшь. Слишком ты для этого неземной.

Иван Данилович закрыл лицо руками.

— Кто она? — осторожно поинтересовался Василий.

— Да не знаю я, позвонила матери, не представилась, — не отнимая рук от лица, сказал младший брат.

— Всё ясно. Она сделает аборт, безнаказанно убьёт его ребёнка, и мой брат не в силах этому помешать! Не сможет защитить своего сына, спасти его! — завопил Василий, как помешанный. — Разрежут малыша на куски и бросят псам на съедение!

Слушавшая всё это Наталья, не выдержала и сказала:

— Не сыночка его на куски будут резать, а живую плоть той самой дурочки, что доверилась ему. Её, прежде всего, станут убивать, калечить, уродовать. И всё это, Ваня, по твоей милости. Признай это и смирись с этой мыслью!

— Да почему по моей? Услышьте меня! Я-то в чём виноват? Я ни с кем…

— А тем виноват, что сопляк! Жизни не знаешь! Не думаешь ни о девушке, ни о последствиях.

— Сама она во всём виновата! — заорал Василий, выступая в качестве адвоката младшего брата. — Она сама должна была предпринимать защитные меры. В конце концов предупреждать.

— Все вы одинаковые. Никакой ответственности не хотите брать на себя.

Наталья махнула рукой и вышла из комнаты.

— Видал? — сказал Василий. — С кем приходится жить? И почему всё так глупо? Зачем человек так жесток? А всё потому, Ваня, что человек несчастен. Да и ловушек вокруг полно. Они как капканы на протяжении всего жизненного пути расставлены. В детстве взрослые жить не дают, во взрослой жизни — дети.

— Глупость какая-то, — отнимая руки от лица, сказал Ваня.

— Именно! Глупость! — подхватил Василий. — Много в жизни глупости! И даже такие одаренные талантами, как ты, не застрахованы от неразумных поступков. Одна надежда на мечты. Они являются светом для человеков. Говорят, если много мучился, то за гробовой доской светлые ангелы утрут человеку его слезы. Я так и вижу его, милого.

— Кого?

— Своего ангела-хранителя с вафельным полотенцем в руках. Но это сколько же полотенец надо, чтобы всему страдающему человечеству глазки от слез утереть? Ну, да там, где обещают это, видимо, знают, сколько. Так и вижу эшелоны с белыми вагонами. Белые паровозы, машинистов в белоснежной форме, белый пар из белой паровозной трубы валит. Ангелы по облакам полотенца для утирания слёз везут.

— Красиво, — сообразив, что триста долларов ему не видать, произнёс Иван Данилович.

— Согласись, ведь в этой жизни нам только и остаётся, что мечтать. Другого же утешения нет. Я, как подумаю, что есть такие люди, которые даже мечтать не умеют, — страшно за них становится. Им-то каково? Тут откинешься на спинку стула, зажмуришься и представишь себе всё, что только душе угодно. И веранду собственного дома, и лужайку перед ней, фонтанчик, слетающихся к воде белых голубей из собственной голубятни. Сидишь на веранде в кресле-качалке, до твоего слуха доносится воркование красивых птиц, шелест листвы собственного сада, смех детворы, играющей в саду. А там — рядами яблони, вишни, сливы, грядки с клубникой, огород с зеленью. Там, в теньке, прямо у грядочки с лучком особенный столик, тумбочка с холодильничком и крантик с водой. В холодильничке — водка, пиво, квас, без всяких там прикрас. Сыр, колбаса, буженина, сало. В тумбочке — хлеб, тарелки, вилки, ножики. С грядочки лучок вынимается, тут же, под крантиком вымывается. Стопочку стограммовую хлопнешь в жаркий летний денёк. Лучком, сальцем, хлебушком ржаным всё это закусишь, — и будет тебе счастье! А в саду зреют на ветках, наливаются соками яблочки. Птицы на ветвях сидят, песни поют. Солнце отражается в струях фонтана, играет с тобой, «зайчиков» пускает прямо в глаза. Ну, не прелесть ли?

— Я пойду, — твердо сказал Ваня.

— Ты не сомневайся, я полностью на твоей стороне, — стал уверять Василий. — В твои годы был таким же. Знаешь, что вспомнил? Как мы с соседским домом в футбол играли на ящик красного вина. Помнишь?

— Смутно, — признался младший Грешнов, обуваясь.

— А триста долларов отдам, как только смогу, — на прощание пообещал Василий.

2

Алла Дубровина работала в доме Льва Львовича гувернанткой, приглядывала за детьми, девочкой и двумя мальчиками-близнецами, кормила домашнюю кошку Алису.

С приходом гувернантки в дом совпало ещё одно знаменательное событие. По просьбе Дубровиной убрали сторожевых собак со двора, и в тот же день к ним кто-то подбросил кошку с котятами. Алла стала их кормить, в шутку называя себя Шулейкиным, персонажем Евгения Леонова из фильма «Полосатый рейс». Детям Льва Львовича так и говорила:

— Соня, Вадик, Володя, я — укротитель Шулейкин. Где мои полосатые тигры?

Дети смеялись.

А котята на самом деле были не полосатые. Котик — совершенно чёрненький, серенькая пушистая кошечка с раскосыми глазами и пятнистая кошечка в беленьких тапочках.

Ивантеевка — место тихое, дети неизбалованные, послушные, испытавшие горе в раннем возрасте, оставшись без мамы.

Стала Алла привыкать и к детям, и к просторному дому, и к новой работе. Забыла о проблемах с бытом, нехватке еды, оделась, отъелась. Казалось, что любой неприятности заказана дорога в этот безмятежный заповедный мир.

И вдруг заметила, что весёлые котята, бегавшие и резвившиеся в саду, не бегают и не веселятся. Серенькая пушистая кошечка прихрамывает на заднюю лапку, а чёрненький котёнок не может наступить на переднюю. Осмотрев котят, она увидела на их теле маленькие ранки. Вспомнив, что по поселку бегает такса, которая один раз залезала под их железные ворота, Алла предположила, что котят покусала собака. Но Лев Львович, посмотрев на красные пятна, сказал:

— Это мальчишки из «духовушки», не иначе. Сейчас много продаётся этого добра. Есть даже духовые пистолеты.

— А из духового ружья могли выстрелить? — поинтересовалась Алла.

— Ну, не потащат же его с собой. Оно громоздкое. Разве что из автомобиля. Котята выходили за ограду?

— Дело в том, что сосед ваш вчера из окна второго этажа своего дома стрелял по воронам, клюющим облепиху. Я видела его с духовым ружьём. И приглушённые хлопки вместо выстрелов раздавались. Я конечно не хочу сказать, что это он по котятам стрелял, я этого не видела. Просто обратила внимание, что котята стали невесёлыми, взгляд страдальческий. Чёрненького котёнка два раза стошнило. Есть ничего не могут, на лапку не в состоянии наступить. Я думала, они умрут. «Чертёнок», так я чёрненького назвала, смотрел в глаза, как старичок. А до этого был самый резвый, бегал, веселился, по деревьям лазил.

— Видимо, соседу это и не понравилось, — сообразил Лев Львович. — Пойду, с ним поговорю.

— Может, это не он, а мы зря обвиним человека.

— Мне, всё равно навестить его надо. Спрошу между делом, — успокоил Аллу Лев Львович.

Ласкин по-хозяйски зашёл в соседский дом. С виду этот дом ничем не отличался от других. Даже был загон для домашней птицы, где жили гуси, куры и петух. Женщина кормила птицу по утрам и вечерам. Был кирпичный сарай, сад с вышеупомянутой облепихой. На самом же деле, это был дом охраны, из которого днём и ночью велось наблюдение за основным домом Ласкина. Здесь жили охранники, деликатно охранявшие все подступы к главному зданию. Четверо на данный момент бодрствовали, а восемь человек отдыхали.

Бодрствующие охранники, заметив «папу», льстиво заулыбались.

— Михалыч, принеси своё ружьё духовое, — сказал Ласкин самому весёлому.

Немолодой уже человек метнулся, как подросток, принёс «духовушку», хотел что-то смешное рассказать, как по котам стрелял со второго этажа, но не успел. Лев Львович, взяв ружье за дуло, ударил его прикладом по голове. У Михалыча кровь побежала ручьём из рассечённой раны. Не обращая на это внимания, Лев Львович стал бить ружьём о каменный угол стены до тех пор, пока пластиковый приклад не разлетелся на мелкие осколки.