— Боренька, мне сейчас новый диван привезут, приходи смотреть.

Только что отпущенный бандитами Бахусов, улыбнулся непосредственности своего бывшего учителя йоги и потупил печальный взор.

Десять лет назад Каракозов на общественных началах после занятий в школе преподавал учащимся йогу. Иван Данилович, Боря Бахусов и многие другие, желающие нового, занимались в спортзале под руководством Михаила Андреевича.

Купили водки, пива, вина, закусок. Никандр всё это понёс в подвал, а Василий с Мишей пошли покупать постельное бельё. Когда подошли к прилавку, Каракозов с простодушием сообщил продавщице:

— Понимаете, мы с Васей сейчас купили себе диван леопардовой расцветки, хотелось бы такое же бельё дивану в тон.

Продавщица вопросительно взглянула на Грешнова и не могла сдержать улыбку.

— Не мы, Миша, а ты купил себе диван, — поправил Каракозова Василий. — И дома тебя ждёт законная жена. А то ты так всё это говоришь, что люди о нас плохо подумают.

— Или хорошо, — подыграла продавщица.

— Это я и хотел сказать, — стал оправдываться Миша Профессор.

Воспользовавшись тем, что продавщица закопалась в белье, ища подходящую расцветку, Грешнов приглушённо вспылил:

— Может, ты и хотел так сказать, но сказал обратное. Получилось, что мы с тобой — два «голубя» и пришли…

— Ну да.

— Что «да»? Ты не сечёшь самых простых вещей. И «Седого» в краску ввёл.

— Не понимаю.

— Если в гости зовёшь девушку и говоришь: «Приходи, новую двуспальную кровать смотреть», то она понимает, зачем ты её приглашаешь. И, если молодого смазливого парня зовёшь посмотреть раскладной диван, то все окружающие тоже понимают, что вы — два любовника. И ты это сообщаешь громогласно на весь магазин. А теперь и продавщице белья: «Мы купили диван, дайте нам простыней». Что может она подумать?

— Мне от всего этого ещё сильнее жить не хочется, — признался Каракозов.

— От чего «от этого»?

— От осознания собственной никчёмности.

— Да ладно, «жить не хочется». Надо на всё смотреть сквозь пальцы. Я измену имею в виду. Плюнь и разотри. Да не в прямом смысле слова. Уборщица сейчас убьёт нас с тобой. Я в смысле «забудь».

Купив постельное бельё, приятели пришли в подвал и сильно напились. До того сильно, что Миша не смог подняться из-за стола. принимать диван «клик-кляк» решено было отправить Никандра. Он же должен был разведать, окончательно ли Майя порвала с Мишей, или же рогатому мужу можно было на что-то надеяться.

Уздечкин со знанием дела исполнил роль хозяина. Грузчикам из мебельного он показал, куда ставить диван, а из данных ему для расчёта денег передал им только четвёртую часть. Грузчики стали роптать.

— Нас же четверо, — возмущались они.

— Вы бы ещё вдесятером пришли, — спокойно отвечал Никандр. — Вижу, вы всё перепутали.

— Чего мы перепутали?

— Вы, наверное, решили, что я у вас деньги прошу. Так я у вас не прошу, я вам даю. Идите и помните мою доброту.

Проводив недовольных грузчиков, Уздечкин вспомнил о втором поручении и постучался в комнату Каракозовой. Майя выглянула и для разговора предложила пройти на кухню.

Отказавшись от предложенного чая, Никандр выпил рюмку водки и, не мудрствуя лукаво, сказал:

— Послали узнать, всё у тебя с Мишей или Профессору можно на что-то рассчитывать?

Изменница заплакала. Всхлипывая, стала жаловаться на супруга:

— Хотя бы маленький перл, я же всё-таки женщина.

Много ещё разных слов говорила Каракозова. Уздечкин к ним не прислушивался, считая, что ответ получен. На прощание выпил ещё рюмку водки и ушёл.

Вернувшись в подвал, доложил то, что услышал:

— Что она? Как? — кинулся к нему протрезвевший Каракозов.

— Плохо. Плачет. Говорит: «Я ведь женщина, а Миша Профессор меня мало пёр».

Каракозов так и ахнул, подумав: «Пускаться в подобные откровения с человеком, которого видишь в первый раз?». Михаил Андреевич всмотрелся в глаза чайного цвета. Глаза не лгали. Цыган смотрел на него спокойно, во взоре преобладало сострадание.

Столь пристальное внимание к своей персоне Никандр растолковал по-своему. Решил, что от него ожидают более подробного отчёта. Подумал и добавил:

— Известное дело, женщина любит двух вещей.

— Каких? — с интересом спросил Каракозов, рассчитывая услышать мудрый совет от человека, прожившего немалую жизнь.

— Почаще, подольше. Да подлиньше, потолще, — с неподдельной искренностью поделился Уздечкин жизненной мудростью.

Василий глянул на вмиг побелевшее лицо Михаила, плеснул ему водки в стакан и закричал на Никандра:

— Молчи, дурак! Твоё мнение никому не интересно!

2

Вечером Василий зашёл к Начинкиной и стал жаловаться.

— Миша своим нытьём меня в могилу сведёт. Ходит по подвалу взад-вперед и твердит одно и то же. Больного человека слушать невозможно.

— А что он повторяет? — проявила интерес Нина.

— «Жить не хочу, хорошо бы умереть», и тут же хватает тонометр и начинает мерить себе давление. Откуда аппарат в подвале взялся, ума не приложу. Неужели от шарлатана остался?

— Серенький? Мой. Значит, у тебя его оставила, а сама обыскалась.

— Так говорю же, сидит и сиюминутно замеряет себе давление, боится внезапной смерти. Я раньше не знал, как выглядит сумасшествие, а теперь, насмотревшись на Мишу, знаю. Человека раздирают противоречивые желания. Он и жить не хочет, и умереть боится. Не может оставаться один, и рядом с собой никого не терпит. Закоренелый трезвенник, пить стал хуже алкаша. А главное, чудовищная злоба и ненависть ко всем, включая себя самого.

— Бесы мучают, — резюмировала Нина.

— Это точно. А через Профессора и всех нас достают.

Грешнов стал подробно рассказывать, как покупали они Мише новый диван, как посылали Уздечкина в качестве парламентёра.

Нина вполуха слушала и одновременно с этим занималась любимым делом, — заводила музыку, комментируя Василию то, что доносилось из динамиков. Это была её защита от неприятностей мира сего.

— Ладзарелла-озорница, — выкрикивала Начинкина смеющимся голосом, — в исполнении Альдо Конте на итальянском языке. Мужчина, пригласите девушку на танец.

Василий с неохотой оставил стол и подойдя, обнял Начинкину в тот момент, когда песня закончилась. Грешнов решил вернуться к трапезе, но «девушка» вцепилась в него маникюрными коготками и удержала кавалера подле себя.

— А это, — «Джонни, ты не ангел», поёт Эдит Пиаф, — объявила Начинкина новую песню, зазвучавшую из динамиков. — Румынская народная в переводе на французский.

— Румынская? — усмехнулся Василий. — Заставлю Никандра выучить.

— А это — «Белла Донна», поёт Вико Торриани. «Белла, Белла донна, Белла дорогая», — подпевала Начинкина, — «Я тебя на закате ожидаю».

Песня после первого куплета закончилась и началась другая. Нина прокомментировала:

— «Марина, Марина», — поёт Клаудио Вилла.

— Ты — как диск-жокей. Не успеешь в одну вслушаться… Зачем так нарѐзала? — спросил Василий, улыбаясь, прижимая к себе Нину всё сильнее.

— «Нарѐзала»? Это тебе не колбаса. Это — попурри из песен зарубежной эстрады. О! Слушай! Ренато Карасоне, «Эй, мамбό, мáмбо Италия».

— Приятная песня. Хоть и старьё, но они у тебя все хорошие.

— Я без ума от этих песен. Ой! «Лягушка», поёт Франсис Лемарк.

— И как ты только имена и названия запоминаешь?

— «Ослик», Альдо Конте. «Мой чучарелло» — это «ослик».

— А эту я знаю, — обрадовался Грешнов, услышав вдруг знакомую мелодию. — «У самого синего моря, со мною, ты рядом со мною, и солнце светит прямо в левый глаз…».

— Это японская народная песня, а наши переделали.

— Молчи, Нинка, молчи! — поймав кураж, начал выступление Василий. — Говорит и показывает Москва! Передаём в прямом эфире мечты о будущем!

— О будущем?

— Да. Ведь я же, взгляни на могутные плечи мои, большой художник. Но нет пророка в отечестве своём. Помнится, ещё на службе в армии я так оборудовал Ленинскую комнату стендами и наглядной агитацией, что замполит передо мной встал на колени. Говорит: «Ты, Грешнов, стопроцентный, без примеси гений». Его за то, что он передо мной на коленях стоял исключили из партии и выгнали из армии. Кто-то нас видел и донёс. Какая-то злобная и завистливая… Я даже знаю, кто. От тебя секретов нет. Я сам же на него и донёс.