Эти действия русских войск являлись заключительной серией походов на донских половцев, организованных Владимиром Мономахом в начале XII в. против своих беспокойных южных кочевых соседей. Разгром половцев был полным и результаты были значительными. Угнанные «за Дон, за Волгу, за Яик» кочевники надолго прекратили набеги на русские княжества, о Шарукане источники больше ничего не сообщают, он, видимо, вскоре умер, а его сын Отрок (Атрак) со своим народом откочевал далеко на юго-восток — в Предкавказские степи, в Обезы. Значение этих событий хорошо понимали и современники, и летописцы, ведшие записи спустя 100 лет. В них неоднократно повторяется, что Владимир Мономах «пил золотым шеломом Дон» и приводятся его слова: «И сказал Владимир. Сегодня день, созданный богом, возрадуемся и возвеселимся в этот день, потому что бог избавил нас от врагов наших и сокрушил им головы змеиные (курсив наш. — С.А.)[505]…»
Можно предположить, что Владимиру Мономаху, крупнейшему политическому деятелю Древней Руси на рубеже XI–XII вв., многие годы ведшему борьбу с кочевой степью (по преданию, он хорошо знал половецкий язык), было несомненно известно, что во главе объединения донских половцев стояли правители, образовавшие «змеиную» династию, основателем которой был хан Шарукан, и поэтому в его эмоциональной речи определение «змеиные головы», скорее всего, было не данью политической метафоре, а отражало истинное положение вещей. Русские летописи не характеризуют эпитетом «змеиный» другие известные им половецкие объединения, существовавшие в тот период на южных границах Древней Руси. Этот термин относился только к объединению донских половцев, значительная часть, которых в начале XII в. из-за походов Владимира Мономаха, его союзников и сыновей, была разгромлена, а хан Отрок (Атрак), ушёл со своим народом в степи Северного Кавказа, где после определённой конфронтации установил дружеские и союзные отношения с обитавшими в этих краях аланами (ясами). Возможно, это было облегчено предыдущим совместным проживанием половцев и аланов (ясов) на берегах Северного Донца, в городках Шарукан, Сугров и Балин. Не исключено, что часть оседлого населения, это в основном аланы (ясы), после разгрома в 1116 г. городков ушла вместе с разгромленными половцами-кыпчаками хана Отрока к своим родственным племенам в Предкавказье. В установлении дружеских отношений между аланами и кыпчаками помогла и политика Давида IV Строителя, который, прежде чем пригласить к себе на службу кыпчакские племена Отрока, настоял на заключении между кыпчаками и аланами «мира и любви».
Одним из результатов этого союза было то, что аланы в 1118 г. пропустили кыпчакские войска через кавказские перевалы в Грузию, где Давид IV расселил их на восточных и юго-восточных рубежах своей страны. Теперь становится понятным, почему именно в этих районах и обнаруживаются нетипичные для грузинской лексики топонимы Ак-Уран и Кок-Уран — их, несомненно, принесли с собой тюркоязычные кыпчаки, во главе которых стояли предводители династийного «змеиного племени», т.е. уранийцы, а точнее, соплеменники хана Отрока (в русских летописях этот хан значится также под именем Атрак, настоящее, тюркское его имя было скорее всего Артык)[506].
Союз кыпчаков и грузин, кроме принятия кочевниками христианства[507], был закреплён женитьбой царя Давида IV Строителя на дочери хана Отрока — Гуран-духте. Если во второй части двухкомпонентного антропонима Гуран+Духт — слово духт-дохт переводится с иранского как дочь, девушка, что не удивительно, если помнить о долголетних связях донских половцев, с ираноязычными аланами, то о первом компоненте имени дочери половецкого вождя трудно сказать что-либо с уверенностью. Не считая предложенную версию семантики этого слова вполне убедительной с филологической точки зрения, рискнём всё же предположить, что имя Гуран является, возможно, искажённым небольшим дефектом (лишняя буква — г), названием племени, к которому принадлежала дочь Отрока. Следовало, скорее всего, читать это слово как Уран — «змея», и тогда имя юной супруги грузинского царя переводилось бы как «дочь змеи», «дочь дракона».
После смерти Давида Строителя, в 1125 г., значительная часть переселённых им кыпчаков вернулась обратно на Северный Кавказ, а сам хан Отрок после смерти Владимира Мономаха, также последовавшей в 1125 г. вернулся на берега Дона, уступив долгим уговорам своего старшего брата Сырчана, продолжавшего кочевать с немногочисленными соплеменниками в Донских степях. Отрок вернулся не один, а с сыном своим Кончаком.
Как пишет С.А. Плетнева, «благодаря Кончаку, не погас род старого Шарукана»[508], который после смерти половецких ханов, его отца Отрока и дяди Сарычана, возглавил их объединения и превратился, таким образом, в одного из крупнейших половецких предводителей конца XII столетия. Ему, видимо, удалось объединить многие разрозненные половецкие роды и племена, кочевавшие по берегам Дона и Северского Донца. В «Слове о полку Игореве», где основным противником князя Игоря является именно хан Кончак, в поэтической форме приводятся сведения о том, что в решающий день битвы, приведшей к разгрому войск Игоря, на стороне Кончака выставили свои отряды половцы, пришедшие «от Дона, и от моря, и от всех стран»[509]. Складывается впечатление, что против Игорева войска ополчилась вся половецкая степь: от Волги до Приднепровья и от русского пограничья на севере до предкавказских степей на юге. Большинство исследователей истории русско-половецких отношений пришли к мнению, что это, конечно, далеко от действительности. Поход Игоря был направлен против донских половцев и поэтому на стороне Кончака выступили, главным образом, те половецкие племена, чьи кочевья попадали непосредственно под угрозу разорения, т.е. объединения, которые кочевали на берегах Северского Донца и Дона.
Ипатьевская летопись приводит имена половецких ханов, принявших участие в битве. Большинство из них является персонифицированными этнонимами и поэтому при упоминании имени хана Токсобы, принявшего участие в сражении, следует иметь в виду, что на стороне донских половцев, возглавляемых Кончаком, в битве приняли участие и половцы-токсобичи, чьи кочевья располагались на среднем течении Северского Донца. Согласно источникам, они входили в Донской союз[510]. Поражение Игоря, несомненно, способствовало возвышению Кончака и росту могущества его объединения, которым он управлял до самой смерти, последовавшей в самом начале XIII в. Наследником Кончака, по всей вероятности, стал его сын Юрий Кончакович, упоминаемый в летописях с 1205 по 1224 гг., который помимо донских половцев имел влияние и на родственные ему племена, кочевавшие в предкавказских степях, и поэтому о нём русские летописи писали, что он «больший всех половец».
Как видим, объединение донских половцев, под контролем которых находились земли от северных отрогов Кавказского хребта до низовьев Дона и во главе которых стояла правящая династия Шаруканидов или «рода дракона, змеи», находившаяся уже под насильственной, переходящей от отца к сыну (Осень — Шарукан — Отрок — Кончак — Юрий) властью (а не по обычаю — от отца дяди к племяннику), начало уже в 1022 г. складываться в раннефеодальное кочевническое государство[511]. Однако этот процесс был прерван нашествием татаро-монголов в первой трети XIII в.
Первое появление татаро-монгольских войск на Кавказе и в северной части Предкавказья довольно подробно освещено исследователями. Для нас представляют интерес события, разыгравшиеся в 1222 г., участниками которых были, с одной стороны, кыпчаки, а с другой — рейдовый корпус монгольских войск под предводительством видного и опытнейшего военачальника Чингисхана — Субэдэй-багатура. На стороне кыпчаков были союзные с ними аланы. Этот союз был настолько силён, что монголы, не сумев первоначально их разбить пошли на хитрость: решив расколоть монолитность кыпчако-аланского войска, послали к кыпчакам своих дипломатов. Главным козырем в их хитроумной политике было утверждение об общем их происхождении, общем генетическом родстве. Вот какими словами монгольские послы внесли раскол среди алан и кыпчаков. «Мы и вы — один народ и из одного племени, аланы же нам чужие; мы заключим с вами договор…»[512]. Как ни удивительно, кыпчаки послушались монголов и покинули своих союзников. Остальное известно. Источники сообщают, что монголы сначала легко справились с аланами[514], затем набросились на кыпчаков, которые, «чувствуя себя в безопасности в силу заключенного между ними и (татарами) мира, разошлись»[515]. Застигнутые врасплох, кыпчаки бежали без боя и рассеялись по степным просторам. «Большинство их, собравшись, направились к Дербенту Ширвана»[516], а часть из них бежала на северо-запад, в междуречье Дона и Днепра, т.е. на основные свои земли. Согласно летописям, «Юрий Кончакович… не може стати противу лица их; бегающи ему и мнози избъени быша, до реки Днепра…»[517].