Классовая, имущественная дифференциация среди кыпчаков в известной степени способствовала переходу к оседлости и в конечном счёте к земледелию. Обедневшие кочевники назывались ятуками. «Это те, — писал Махмуд Кашгарский, — которые живут в их городах, не переезжают (т.е. не кочуют — С.А.) в другие места и не воюют, называются ятук, т.е. заброшенные, ленивцы»[920]. Ятуков можно сопоставить с историко-этнографическими данными о казахских «жатаках». Этим именем называли всех проживавших в зимовках и неподвижных жилищах.
В этой связи очень важно заметить, что оседлые и полуоседлые стоянки в основном сосредоточивались по периферии кочевого мира, именно здесь возникали города и оседлые поселения. Внутри же ареальной зоны оседлое население никогда не могло бы найти устойчивой материальной основы для своего существования. В условиях засушливого и резко континентального климата только кочевое скотоводство в доиндустриальную эпоху могло быть основой материальной базы для жизни людей.
Одним из важнейших аспектов проблемы является вопрос о роли земледелия в процессах седентаризации номадов. По мнению ряда исследователей, занятие земледелием обязательно связано с процессом оседания. Если это так, то почему оседлое население почти не было зафиксировано в последующее время в степях Казахстана? Материалы показывают, что основное казахское население оставалось кочевым вплоть до начала XX в. В этой связи исследователи обратили внимание на то, что занятие земледелием, во-первых, является лишь подспорьем, вспомогательной отраслью хозяйства кочевников и никогда не приобретает самостоятельного значения, во-вторых, оно никогда не приводит в пределах ареальной зоны к прочной оседлости и даже те немногочисленные элементы, которые спонтанно и спорадически оседают, вынуждены в конечном счёте забрасывать земледелие и снова переходить к кочевничеству[921]. «Впрочем, земледелие, — констатировал А.И. Левшин в начале XIX в., — не делало их оседлыми. Они кочуют… у… пашен своих…»[922]. И, хотя эти слова относятся к казахам, они справедливы и для кыпчаков, т.е. той группы кыпчаков, которая вынуждена была заниматься земледелием.
Основным видом зерновых, разводимых кыпчаками, было просо, именно это имел в виду Рубрук, когда, сообщал, что небольшая часть кочевников высеивает просо[923]. «В Туркестане нет земледельцев, кроме сеющих просо», — писал Йакуби[924]. Согласно Петахье, «хлеба не едят в этой земле, а только просо, сваренное в молоке, а также молоко и сыр»[925]. Более поздний информатор ал-Омари также замечал, говоря о кыпчаках, «посевов… мало и меньше всего пшеницы и ячменя, бобов почти нельзя сыскать. Чаще всего у них встречается просо, им они питаются и по части произведения земли в них заключается главная еда их». В другом месте он отмечал: «Эта страна одна из самых больших земель, [изобилующая] водой и пастбищами, дающая богатый урожай, когда сеется хлеб, но они народ бродячий и кочующий, обладающий скотом, у них нет никаких забот о посевах и посадках…»[926]. Просо наиболее подходило кочевникам, так как неприхотливо и засухоустойчиво.
Помимо проса в очень ограниченном количестве кыпчаки возделывали пшеницу и ячмень, но в основном хлеб они получали в обмен на продукты скотоводства от земледельцев Средней Азии. Как рассказывает Рубрук, «бедные люди добывали себе хлеб… в обмен на баранов и кожи»[927].
Полуоседлые и стационарные поселения кыпчаков имелись не только в речных долинах, удобных для земледелия. Бытовали они и в горных районах, где кыпчаки вели скотоводство вертикального типа, т.е. так называемое яйлажное скотоводство. Такой тип отмечен грузинскими источниками, согласно которым кыпчакские стойбища делились на две категории: «сазамтро» (букв. — зимнее место) и «сазапхуло» (летнее место)[928]. В этих зимних поселениях кыпчаки селились в землянках и полуземлянках. Описывая события, когда грузинское войско потерпело поражение от кыпчаков в XII в., Киракос Ганзакеци писал: «…когда произошла между ними схватка, варвары спокойно вышли из своих нор (землянок) и, предав мечу уставшее войско иберов, многих взяли в плен»[929].
Таким образом, кыпчаки, оставаясь кочевниками, частично проживали в стационарных поселениях на зимних пастбищах. Эти зимние стоянки могли образовываться как на основе арбы с юртой, стоявшей на ней, так, очевидно, и в землянках, деревянных постройках, жилищах, сложенных из камня и, конечно, сложенных из глины-сырца, самана и другого подручного материала[930]. Но наличие такого рода жилищ и постоянных поселений не приводило к широкой оседлости кыпчаков, ибо земледелие в условиях их проживания не могло стать и не стало основой системы материального производства их общества. Более стабильным путём кыпчаков к оседлости было их проникновение в среду жителей уже издавна существовавших городов, располагавшихся на границах степей, где они смешивались с местным населением. Эти процессы носили по большей части инфильтрационный характер, когда в города проникали обедневшие и пауперизированные элементы. Другим источником пополнения городского населения были политико-военные явления, когда в городах, обычно также расположенных по периферии кочевой степи, поселялась кочевая знать и их военная гвардия. С течением времени как те, так и другие растворялись в среде городского населения.
Таким крупным торгово-ремесленным и административным центром восточных кыпчаков являлся город Сыгнак, который «издревле был столицей кыпчакской степи»[931]. Как город он существовал ещё до появления кыпчаков в бассейне Сырдарьи. «Сугнак — один из гузских городов»[932], — сообщал Махмуд Кашгарский. Со второй половины XII в. Сыгнак становится одним из политических центров кыпчаков, чьи кочевья вплотную соприкасаются к этому времени с окрестностями Сыгнака, Дженда и Янгикента. Кыпчаки также проникают в состав городского населения целого ряда городов на среднем течении Сырдарьи и северных склонов Каратау и, в частности, в Отрар, Сауран, Кумкент, Караспан, Баба-Ата, Сузак[933].
Согласно мнению авторов исследования «Древний Отрар», «тенденция к оседлости части скотоводческих племён кимако-кыпчакского круга должна была получить дальнейшее развитие в городах на Сырдарье и на склонах Каратау задолго до монгольского нашествия. Вполне вероятно, что в процессе длительной трансформации части бывших кочевников в оседлое население и происходило сложение тех своеобразных черт материальной культуры, которые прослеживаются, в частности, при анализе поливной керамики городищ Южного Казахстана…», относимых к кыпчакам[934] и появления традиции нанесения на определённый тип поливной и неполивной посуды традиционных тамг, принадлежность которых к кыпчакским и близких к ним племенам не вызывает сомнения[935].
Охотничьи промыслы
Подспорьем в преобладающем кочевом хозяйстве кыпчаков была охота, которая также несла в себе чисто степные, кочевнические традиции и обычаи. Сугубо кочевническим типом охоты были облавные действия по добыче диких животных. Они практиковались почти у всех кочевых народов Центральной Азии. Данные источников сообщают о широких, грандиозных облавных охотах у хуннов, сяньби, тюрков, киданей, монголов[936] (вовремя облавной охоты на куланов в степях Центрального Казахстана погиб сын Чингисхана Джучи).
