Эйнард нахмурился.

— Не близко. Да и путь небезопасен. Возьми кого-нибудь.

Тила кивнул.

— Эда возьму.

Эйнард удивленно хмыкнул.

— Ты прости, конечно, но он тебе в такой дороге только мешать будет. Хедин ему в ратном деле сто очков вперед даст.

— Хед весь в меня, — усмехнулся Тила, и на мгновение на его лице появилась непривычно умиротворенное выражение. — Но у него и недостатки мои. Он горяч, уперт и не видит дальше своего носа. Эд совсем другой. Он замечает то, что другим недоступно, и виртуозно умеет повернуть любую ситуацию в свою пользу. Мы с ним не пропадем. А Хед здесь сгодится под бдительным присмотром твоего братца.

Последние слова Тила адресовал Дарре, однако ответ получил снова от Эйнарда.

— Я тебя не узнаю, — заявил тот. — Где ты набрался осторожности и рассудительности?

— Нужда, брат, — усмехнулся Тила и поднялся из-за стола. — Ладно, пойду, а то мне завтра вставать затемно. Счастливо оставаться! И постарайтесь сделать так, чтобы к моему возвращению я застал всех вас в таком же цветущем виде, как покидаю.

С этими словами он вышел из кабинета. Эйнард посмотрел на Дарре и тяжело вздохнул.

— Его бы слова да Энде в уши, — сказал он. — Чего у Тилы не отнять, так это нюха. И раз он пророчит беду…

— Он только просил быть осторожными, — возразил Дарре, но Эйнард уверенно покачал головой.

— Что-то будет, — пробормотал он.

* * *

Путь до Хантесвила занял четверо суток, и то лишь потому, что Тила не жалел денег на свежих лошадей, а Эдрик собрал всю свою волю в кулак, чтобы не отставать от отца.

— Любое промедление чревато самыми серьезными последствиями, — говорил вместо ободрения Тила уставшему сыну. — А я даже не знаю, станет ли Хантесвил нашим конечным пунктом или придется двигаться в своих поисках дальше.

Эдрик стискивал зубы, и оба всадника снова пускались в путь. Дорога, на их счастье, была свободна; или, быть может, отец, частенько путешествовавший по этим местам будучи градоначальником, выбирал безопасные тропы, оберегая сына.

Как бы то ни было, до Хантесвила они добрались целыми и невредимыми. Объявили при въезде целью своего визита покупку целебных снадобий и отправились прямиком на постоялый двор, где отец снял лучшую комнату и отправил Эдрика отдыхать после дальней дороги. А сам остался о чем-то беседовать с хозяином.

Эдрик понимал, для какой именно помощи отец взял его в поездку, но после четырехдневной скачки сил у него хватило лишь на то, чтобы доползти до кровати, упасть на нее и, не раздеваясь, заснуть мертвым сном.

Когда пробудился, за окном вместо сумрака вовсю сияло солнце, а на соседней кровати мрачный отец полировал меч — как всегда делал в минуту растерянности и недовольства. Эдрик знал, что сейчас отцу лучше не лезть под руку, однако любопытство брало свое, и он, не совладав с ним, спросил, что случилось.

— Нет у них в городе драконов! — раздраженно ответил отец. — Жили, говорят, недалеко от крепостной стены два брата, которые держали ящеров, да только те дохли у них один за другим. А недавно братья разбогатели, скупили всех драконов в округе и исчезли: то ли ящеры вырвались и сожрали их обоих, то ли какая другая неприятность вышла… В общем, ни братьев, ни ящеров. А чтобы новых наловить, надо дождаться, когда ветер сменится и драконы в Долину вернутся. Устроят облаву, наберут детишек… Таких вот, как ты, Эдрик! Тьфу! Не зря я их как союзников не рассматривал. Мерзость одна!

Эдрик слушал разошедшегося отца с растущим удивлением. Тот нечасто выходил из себя, только когда сталкивался с откровенной тупостью или подлостью. Но то, о чем он говорил, под столь громкое определение никак не попадало, и казалось, что отец знает нечто такое, во что не хочет посвящать юного сына. Хедин обязательно спросил бы напрямик, за что столь же бесхитростно огреб бы неприятностей. А Эдрик предпочитал действовать иначе.

— Может быть, поискать не драконов, — предложил он, — а того, кто снадобья всякие готовит?

Отец махнул рукой.

— В этом городе тратить время стоило только на владельцев ящеров, — проговорил он. — Больше здесь ничего не развито: хлеб нормальный — и тот печь не умеют. Охотники, Энда их подери! Весь промысел — ловля драконов, в этом они мастера, да! Умей я ящером обращаться, честное слово, первым делом выжег бы этот городишко дочиста за дела такие! Не понимаю, что драконам мешает это сделать!

— Ты же сам раньше драконов ненавидел, — не удержался Эдрик, вспомнив отцовские рассказы о молодости. — А сейчас…

— А сейчас у меня дети есть, — вздохнул отец и исподлобья посмотрел на него. — А я с детьми не воюю. Не по-мужски это.

Он замолчал, а Эдрик подумал о Дарре. Тот ведь даже младше Хедина был, когда в плен попал. Работал на износ, голодал, а уж муки какие вытерпел… Добро, в Армелон попал: выручили его здесь, выходили, на ноги поставили. А сколько таких, как он, просто погибает в невыносимых условиях? Лишь потому, что умеют превращаться в ящеров. А подойди к ним с лаской, может, они бы выбрали человеческую жизнь, как тот же Дарре и его приемный отец? Разве боги не этого желают?

— А зачем братья скупили всех драконов? — осторожно спросил Эдрик, но отец промолчал, помрачнев при этом еще сильнее, и Эдрик не решился настаивать. — Пусть в городе не осталось драконов, — не слишком уверенно пробормотал он, — это же не значит, что у жителей не сохранилось после них то, что необходимо для сыворотки правды. Можно сходить на базар: даже если там такие вещи не продают, наверняка найдется торговка, которая подскажет, где искать.

В глазах отца промелькнуло удивление, тут же сменившееся радостью.

— Отличная мысль! — одобрил он. — Давай-ка быстренько подкрепимся и отправимся на Главную площадь.

…Только пройдясь по грязным, неухоженным улицам Хантесвила, Эдрик понял, сколь много отец сделал для Армелона. Булыжные мостовые вместо грунтовых дорог, каменные дома вместо деревянных халуп, веселые вывески разнообразных лавок вместо закрытых наглухо дверей; даже цвета светлые против местной серой убогости. Все время казалось, что из окон за ними с отцом кто-то с враждебностью наблюдает, и Эдрик вздохнул с заметным облегчением, когда они миновали дома и вышли на открытое пространство, гордо именуемое площадью.

Здесь было ничуть не чище, но пробивающееся сквозь тучи солнце хоть как-то скрашивало впечатление, старательно освещая площадной полукруг. Под рынок отводился совсем небольшой участок: очевидно, торговать в этом городе особо было нечем.

Отец между тем уверенной походкой направился к лавочницам, и Эдрик поспешил за ним.

Сначала они просто тщательно осмотрели весь представленный товар. Отец подолгу задерживался у каждого лотка, изучая предлагаемые для покупки вещи, уточнял какие-то мелочи, что-то даже приобретал, ссылаясь на дальнюю дорогу. Некоторым торговкам он доверительно рассказывал о тяжелой болезни матери, помочь которой, со слов ведуньи, могла только драконья кровь. Отец обещал баснословные деньги за самый маленький пузырек, но торговки только расстроенно пожимали плечами: и рады бы продать, да взять негде. Да и ведунья, по их мнению, глупости говорила: уж сколько пробовали в городе хворь всякую драконьими средствами лечить, а все без толку. Нет ничего особенного ни в их крови, ни в слюне, ни в чешуе: та и вовсе только что красивая, а проку нуль…

Выслушав почти одинаковые песни от половины торговок, Эдрик перестал чересчур тщательно вглядываться в их лица, надеясь увидеть скрываемую ложь, и принялся наблюдать за редкими покупателями. Брали в основном съестное, подолгу торгуясь, злясь, ругаясь, и Эдрик подумал, что и люди в Хантесвиле живут такие же серые, как и сам город, и эта серость поглотила не только их одежды и внешность, но и души.

И вдруг вздрогнул, поймав на себе взгляд невозможно розовых глаз.

Эдрик трижды моргнул, пытаясь убедить себя, что ему привиделось, но глаза так и не стали ни карими, ни серыми. Они затягивали совершенно девчоночьим леденцовым цветом, и Эдрик даже ущипнул себя, чтобы убедиться, что не спит.