Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Ты же говорил про каких-то своих Мхитарянов. Может, попытаемся разыскать их?

Всю дорогу Гарник думал об этом, а сейчас начал сомневаться. Это — последний шаг. Предварительно надо разузнать, что это за люди, и только тогда решать, стоит ли к ним идти.

Немного поразмыслив, Гарник сказал:

— В таком случае, Ваня, ты снова будешь армянин, как при встрече с Гюстом. И притом астраханский! Отец твой был армянин, а мать — русская. От нее твои глаза и волосы… Вырос же среди русских, поэтому не знаешь по-армянски. Такие исключения встречаются… Дядя мой говорил, что раньше армяне были светлые, и только потом почернели… Ну, вот! Значит, ты астраханский армянин. Из Астрахани уехал во Львов.

— Почему обязательно во Львов?

— Потому, что во Львове жило много армян. Там и армянская церковь есть.

Гарник почесал затылок.

— Впрочем, это худо, что есть церковь. Они начнут спрашивать насчет этой церкви — что ты скажешь? Сразу поймают!

— Возьмем такой город, где нет церкви. Ростов! Там нет армянской церкви?

— Не знаю, я там не бывал… Э-э, вот что! Саратов возьмем. Помнишь Бориса? Он был родом из Саратова, но армянин. Уж там-то, я уверен, нет армянской церкви. И зовут тебя Оник.

— Погоди, так какой же я армянин, — астраханский или саратовский?

— Саратовский! Но в Астрахани родился и вырос. Так тоже бывает. Оник Великян, запомни!..

Гарник вдруг умолк и беспокойно повернул голову. Он услышал чистую армянскую речь — на венской многолюдной улице!

— Ты сейчас туда? — спросил круглолицый молодой человек со светло-каштановыми волосами своего собеседника по-армянски. И они тут же распрощались.

Сердце Гарника встрепенулось. Нельзя было упускать из виду молодого человека. Догнав его, Гарник пошел рядом и несмело тронул за рукав:

— Извините, вы армянин?

— Да! И то, как говорится, сын попа… А вы тоже армянин?

— Да, мы армяне, и тоже, так сказать, поповские дети…

— Что же, познакомимся: Погос Бекмезян.

— Айдинян Григор, — тут же придумал себе имя Гарник.

Великанов сообразил, что знакомство состоялось, он протянул руку и своим густым басом отрекомендовался:

— Великян.

— Как вы сказали? — переспросил Бекмезян.

Этого Великанов уже не мог понять. Ему на помощь поспешил Гарник:

— Он армянин, но по-армянски не знает.

— Что вы говорите! — искренне удивился Бекмезян. — Может ли быть армянин, который не знает своего языка? Я вижу, вы не здешние?

— Да, господин Бекмезян, мы из другого места приехали, хотим немного познакомиться с Веной, но вот никого здесь не имеем.

— Сколько вы пробудете в Вене?

— Все зависит от того, как скоро сделаем все дела. Вероятно, не задержимся. Были бы очень благодарны, если бы вы нам помогли.

— С удовольствием! Если можете подождать меня немножко, я вас на минуту оставлю: у меня тут небольшое дельце… Одну минуточку, хорошо? А потом буду просить вас ко мне домой. Ведь вы с родины приехали?.. Минутку погодите! У меня тут дело — не хочу подводить приятеля…

Бекмезян зашел в ближайший подъезд.

— Ну, как? — спросил Великанов.

— Приглашает к себе домой… Не знаю, хорошо это или плохо, но сразу понял по выговору, что я из Армении.

— Кажется, не плохой человек, а?

— Поговорить любит…

— А вдруг сбежал? — поглядывая на дверь, проговорил Великанов.

— Не думаю. Подождем еще чуть-чуть!

Это «чуть-чуть» затянулось на полчаса.

Наконец, у парадного входа показался господин Бекмезян. Он улыбался:

— Извините меня! Разговор, кажется, затянулся… Должен вам сказать, что живу я довольно далеко отсюда. На самой окраине. Ну, что ж, сядем в омнибус?

— А разве в центре трудно снять комнату? — спросил Гарник.

— Не трудно, но я там купил маленький участок. Помимо своего дела, еще развожу клубнику на продажу, — пояснил он. — С радостью предложил бы вам сегодня осмотреть город, но я назначил свидание одной женщине. Вы видели Бельведер?

— Пока еще ничего не видели.

— Ну, так вот, это и есть Бельведерский сад. Я вас непременно поведу сюда. Ботанический сад рядом. Потом вы побываете в летнем дворце Шенбрунн. Приезжий в первую очередь обязан осмотреть его. Дворец начал строить отец Марии-Терезы, а она закончила. Там есть комната, которую называют миллионной.

Автобус шел быстро, и все более воодушевлявшийся Бекмезян не успевал остановить внимание невольных экскурсантов на чем-то одном. В голове Гарника, хоть и слушавшего внимательно, хаотически перемешалось множество названий, имен, исторических справок и анекдотов.

Вскоре, однако, Бекмезян умолк. Ему уже нечего было показывать. Остались позади пышные дворцы и нарядные улицы. Автобус добрался до окраины, где глазам путешественников представилось малопривлекательное зрелище скученных, ветхих домишек, то вплотную лепившихся друг к другу, то разбросанных среди садов.

Наконец Бекмезян привел своих новых знакомых к маленькому, с глинобитными стенами домику, который одиноко возвышался посреди плохо огороженного земельного участка.

Остановившись у калитки, хозяин широко обвел свои владения рукой, как будто здесь был второй Бельведерский парк.

— Вот и мой сад. Хотел посадить деревья, но — увы! — началась война… Теперь не до этого. Может быть, откроется путь на родину? Измучились мы, скитаясь от одного чужого порога к другому…

Он широко распахнул дверь домика:

— Прошу!..

— Так вы один живете?

Комната, в которую они вошли, была типично холостяцкой: кровать не убрана, на столе немытая посуда, на одном из стульев небрежно брошен домашний халат, на другом рубашка и галстук; одна из туфель валяется под кроватью, другая посреди комнаты.

— Я угощу вас вареной свеклой из моего огорода. С осени осталась. Сейчас ведь продукты по карточкам, не все успеваю получить. Вы устали? Господин Великян, садитесь, пожалуйста!..

До сих пор Бекмезян ни о чем не спрашивал своих гостей. Теперь, усадив их, он решил начать расспросы, но Гарник опередил его:

— Где же живут ваши родители, господин Бекмезян?

— Родители?.. Живы ли они вообще? В двадцатом году мы бежали с матерью из Полиса в Афины, там я ее и похоронил. Потом бродяжничал по городам Венгрии и Румынии, а незадолго до войны приехал сюда. Дядя у меня есть в Армении. Как я хотел к нему поехать, но большевики не пустили. Турция нас теснит, ни Греция, ни Италия не принимают в подданство, ваши большевики тоже нам отказывают…

— Почему «наши»? — спросил Гарник.

— Вы ж русские армяне? Потому я и говорю — ваши! Ну, а теперь расскажите, как вас сюда занесло?..

Трудным делом было для Гарника дать на этот вопрос исчерпывающий и убедительный ответ. Он хотел скрыть, что они из России, но Бекмезян понял это с первой минуты. Что же сказать — из какого они города? Из Ростова? Армавира? Харькова?.. Ну, конечно, — он ереванец, до войны жил в Харькове, потом во Львове. А про Великанова Гарник рассказал так, как было условлено.

— Очень рад, что вы хоть от Сибири спаслись. Это ведь правда, что большевики всех армян сослали в Сибирь? Теперь все наши надежды нужно связывать с Гитлером, — он спасет Армению. Мы должны помочь немцам в освобождении земли предков. Необходимо создать армянский легион. И он уже создается! Мне сказал об этом господин Дро. Я с ним близко знаком. В Румынии он мне очень помог, вместе работали в национальном клубе…

Только сейчас Гарнику стало ясно, с каким человеком он имеет дело.

Великанов молча следил за разговором. Не понимая ни слова, он старался прочесть все по лицу Гарника. Теперь и он заметил, что Гарник сразу помрачнел.

Правда, Гарник тут же улыбнулся.

— Когда же организуют этот легион, господин Бекмезян? — спросил он.

И Великанов заметил, что это была вовсе не та ясная, милая улыбка, которой его друг улыбался ему или, скажем, Терезе.

Бекмезян ответил на его вопрос с энтузиазмом:

— Скоро, скоро организуют! Пять дней тому назад я был в Берлине, там я встретил господина Тутунджяна. Это большой наш национальный деятель. На днях он должен прибыть сюда, провести собрание. Мне он тоже велел подготовиться к нему, я ведь член местного рационального комитета. Плохо, что армяне несколько ассимилировались, совершенно не интересуются национальными делами. Многие разбогатели, завели предприятия, скупают акции — забились, в общем, по темным углам. Есть Армения или нет Армения, для них все равно. Завтра я должен поехать к Мхитарянам. Это, братец, какие-то ископаемые, — для нации ничего не делают… Вот когда Армения освободится, каждый, небось, скажет: «Мы пахали!» Господин Дро утверждает: взятие Армении — вопрос нескольких месяцев. Будем надеяться! Но немцы ведь не обязаны освободить нашу страну, а потом расшаркиваться: пожалуйте к столу — вот вам!.. Мы тоже должны помогать. Хотят легион — не один, а четыре поставим. Я и вам советую записаться в этот легион.

57
{"b":"823514","o":1}