Красноармейцы удивлялись: откуда у шорницы такое чутье? А секрет был прост. Кулацкие замашки ей были хорошо известны. К тому же крестьяне по знакомству сообщали ей обо всем подозрительном.
Почти в каждом селении от Самары до Уфы встречала Даша знакомых людей. С их помощью она не только хлеб обнаруживала, но и секретные военные сведения добывала. Потрепанные в боях колчаковские части сосредоточивались то в одном, то в другом месте. И Дашу нередко направляли разузнать, где находятся вражеские силы. О том, что шорница Заглядина стала в Красной Армии служить, мало кто знал, и это помогало ей вести разведку. Даша свободно проникала туда, куда другим вход был строго заказан.
Отправляясь в колчаковский тыл, она брада с собой хомут и уздечку. Бродила по селам и предлагала свои шорные услуги. Никому и в голову не приходило, что перед ним чапаевская разведчица. В здешних краях слыла слава о шорницах сестрах Заглядиных. Задержал, правда, однажды колчаковец Дашу, в штаб повел. Но там ее без допроса освободили: нашелся человек, знавший шорницу по прежним годам, когда она на помещика батрачила. В дивизию разведчица всегда возвращалась с ценными сведениями.
Как-то встретила Даша на дороге Чапаева. Он впереди эскадрона на белой лошади скакал. Увидел разведчицу, остановился:
— Чтой-то ты, Заглядина, хомут на себя натянула? И без него жарко.
— Да вы ж сами, Василий Иванович, наказали хомут для Колчака приберечь. Вот и стараюсь.
— Старайся, старайся, — весело подмигнул ей Чапаев. — Недолго ждать осталось. Скоро мы белого адмирала в твой хомут загоним!
И со смехом поскакал дальше.
А через неделю услышала Даша страшную весть: погиб Чапаев в кровавом Лбищенском сражении. Сообщил ей об этом Сережа Иштыков, прискакавший из города Уральска.
— Ленин приказал нам взять Урал к зиме, — сказал Сергей. — Мы исполнили его приказ. Урал очищен от колчаковцев. Я получил новое назначение — ехать в Сибирь, штурмовать столицу Колчака город Омск. Так что далеко от нас Колчаку не убежать! Хомут твой еще пригодится!
В то время, когда Даша по поручению командования находилась в Бугульме и вместе с сестрами помогала Красной Армии собирать в ближайших деревнях хлеб для голодающей Самары, Иштыков с боями продвигался к Иркутску. Приехавший из Сибири раненый красноармеец рассказывал Даше, будто бы Иштыков самолично участвовал в поимке «верховного правителя всея Руси» Колчака. И когда белогвардейский отряд во главе с генералом Войцеховским захотел прорваться в город, чтобы спасти своего «правителя», Иркутский ревком вынужден был срочно издать приказ — расстрелять Колчака. Ранним морозным утром на берегу реки Ушаковки приговор был приведен в исполнение. Труп расстрелянного адмирала красноармейцы бросили в прорубь.
Даша очень сожалела, что в решающем сражении не была рядом с Сергеем, а хомут этот хранился у нее до самого конца гражданской войны.
А далее случилось вот что. Выступала как-то Даша в школе перед пионерами отряда имени Чапаева. Ей до того понравились смышленые ребята-чапаята, что оставила она им в подарок старый хомут. Наказала при этом:
— Берегите. Он и вам, глядишь, еще пригодится.
Случись, какой новый безрассудный Колчак на нас войной пойдет, так вы его — прямо в этот хомут. Не вырвется! Любого врага можно обуздать, коли по-чапаевски воевать!
ПОСЛЕДНИЙ ЧАС
Служил при штабе дивизии связист Тимоша Зуйков, расторопный и лихой парень. За храбрость в бою Чапаев подарил ему после Уфимского сражения свои часы. И с той поры Тимоша всегда был при часах. То и дело подносил их к уху и слушал, как они звонко и ладно тикают.
— Смотри, Тимошка, заводить не забывай! — весело сказал Василий Иванович, застав его как-то за этим занятием. — Часам, как и бойцу в строю, отставать не положено.
Принимая от начдива военные сводки для передачи командованию армии, связист Тимоша первым узнавал о новых победах родной дивизии, и это несказанно радовало его.
Но в последнее время он все чаще и чаще стал замечать в чапаевских донесениях тревогу и беспокойство. Начдив докладывал, что патронов в дивизии осталось совсем мало и отбиваться от врага нечем. Он просил прислать также хлеба для красноармейцев и сена для лошадей. Запасы продовольствия кончались, и бойцы голодали. К тому ж их страшно мучила нехватка воды. Казаки, отступая, бросали в колодцы отраву и дохлых лошадей. Пить такую воду было нельзя, а в уральских степях стояла невыносимая жара. Земля трескалась под солнцем, листья сгорали на деревьях.
А еще Чапаева, судя по донесениям, сильно беспокоило то, что соседние воинские, части отстали от его дивизии, разбросаны на дальние расстояния друг от друга. И он предлагал командованию немедленно подтянуть отставшие полки: «Части могут быть легко разбиты противником, — предупреждал он в донесении, — а поддержка не придет…»
Узнали белоказаки о трудном положении дивизии и задумали этим воспользоваться. Они разработали коварный план ночного налета на город Лбищенск: там в то время находился Чапаев с небольшим отрядом красноармейцев…
В ту ночь Тимошу разбудил оглушительный грохот на улице. Не понимая, в чем дело, он выскочил на крыльцо. И вдруг совсем рядом, за плетнем, разорвался снаряд.
Тимоша бросился в избу, крикнул спящим товарищам:
— Вставай! Тревога!
Они схватили винтовки и побежали за ним.
Ночь была темная. Ни звезд, ни луны. Только видно, как там и тут по всему городу синеватыми огоньками вспыхивают выстрелы да кое-где ярко пламенеют взрывы. Неприятель прятался за домами и брал на прицел всякого, кто появлялся на улице.
Чаще всего выстрелы доносились с Соборной площади — там штаб дивизии.
— Бежим к штабу! Надо спасать Чапая! — Тимоша взвел курок нагана и повел товарищей по темным закоулкам.
Пробраться к штабу мешали пулеметы. Они беспрестанно обстреливали площадь. Лишь одному из Тимошиной группы удалось добежать до штаба. Потом он приполз обратно и сказал, что Чапаев с горсточкой командиров и бойцов ведет бой с казаками. У них кончились патроны, и начдив просил прислать сколько можно. Тимоша отдал разведчику четыре патронных ленты и сказал:
— Ползи к штабу. Одному безопаснее. В случае чего мы тебя огоньком прикроем.
Разведчик нырнул в переулок. И вдруг — что такое? — слева от площади зашевелились черные фигурки. Тимоша пригляделся — казаки ползут. Хотят незаметно обойти отряд Чапаева и ударить с тыла.
Тимоша повел бойцов наперерез врагу — через ограды, задворками. Опередили они казаков. Набросились на них из-за угла, пустили в ход штыки и приклады. Белоказаки не ожидали такой встречи, растерялись. Пользуясь суматохой, Тимоша с товарищами пробились к штабу.
Первое, что они услышали, — это голос Чапаева:
— Патроны есть в запасе?
Патронов не было.
— Такая досада! — поморщился Чапаев. — Придется отходить к реке.
Он стоял рядом со своим порученцем Петром Исаевым, без гимнастерки, в галифе и сапогах. Из-под козырька красноармейской фуражки выбивались растрепанные русые волосы. Разгоряченное лицо его было опалено порохом, на лбу и на рукавах рубахи — пятна крови. Окровавленная рука, пробитая пулей, висела неподвижно.
— Мы защищались, как могли, — сказал Чапаев. — Но врагов вокруг тысячи, а нас малая горсточка. Одно спасение — Урал переплыть. А там, глядишь, и подмога от наших придет. За мной! На прорыв!
Уже совсем рассвело, когда чапаевцы штыками пробились к берегу.
Бойцы помогли раненому начдиву спуститься по песчаному откосу вниз, а Петр Исаев, стреляя в казаков из пулемета, не подпускал их к воде.
В револьвере Василия Ивановича кончились патроны. Тимоша протянул ему свой наган. Один из казаков закричал с насыпи:
— Сдавайся, Чапай! Не то…
Чапаев нажал курок, выпустил все пули в казачью ораву. Потом быстро обернулся к Тимоше:
— Что ж ты мешкаешь?! Жизнь недорога? Немедленно в воду! Вместе поплывем…
Он резко толкнул Тимошу вниз и сам бросился следом. Вместе с ними прыгнули с берега еще два бойца. Но их сразили казачьи пули.