Рядом, насупившись, стояли ребятишки. Кто палку в руках держал, кто полено, а кто и табурет. Бородатый школьный сторож охотничью двустволку на Тужилкина наставил.

— Крепко скрутили бандита! — похвалил Чапаев.

Сторож на это ответил:

— Сообща, всем классом крутили. Храбрый народ — мальчишки! На чердак, словно чертенята, ворвались с диким визгом. Бандит не ожидал. А тут еще и я на него с ружьем. Он и руки вверх. Сдернули мы его с чердака и стали вас ждать. В таком вот виде.

Чапаев глянул на школьников, улыбнулся.

— Спасибо, соколята, за доброе дело, за отвагу! — сказал.

Потом учительнице:

— Отличных соколят воспитали!

Учительница ответила:

— Когда-то у меня и Илюша Топорков учился…

— Да?! То-то Илья Васильевич такой командир отменный! — похвалил Чапаев.

Связанный Тужилкин вновь зашевелился, промычал сквозь тряпку.

Василий Иванович нагнулся, выдернул кляп у него изо рта. Сурово спросил:

— Как в Липовку попал?

Тот не ответил. Отвернулся от Чапаева.

Школьный сторож сказал за него:

— Вчера из Березова в Липовку на тачанке примчался. С офицерами. Пытался склонить мужиков к новому бунту. Да ничего не вышло.

Чапаев презрительно хмыкнул в усы и сказал:

— Ничего, теперь расплатится за все.

В тот же день под усиленным конвоем отправили Тужилкина в уездный ревком.

А вечером Чапаев попросил Петьку Козлова приклеить на двери штаба бумажку, подписанную самолично Василием Ивановичем. На бумажке четкими черными буквами было напечатано, что с контрреволюцией в селе раз и навсегда покончено, военное положение в Липовском районе отменяется.

Наступила весна. Шумливые грачи возвратились с юга, стали вить гнезда в лесу, на другом берегу Большого Иргиза.

И вдруг ранним утром басовитый гудок ворвался в грачиные переговоры, вспугнул птиц.

— Пароход! — радостно закричал я и потянул дедушку за рукав. — Побежим смотреть!

Пароход «Чапаев» на нашей мелководной речке, бегущей к Волге, появлялся лишь в пору большой воды. Его после ледохода ожидали с нетерпением. Особенно мы, мальчишки. Как только загудит, все бегом к реке.

На этот раз я побежал с дедушкой. Мы заняли место на берегу возле дощатых сходней.

— Кто желает прокатиться до Пугачева, — объявил с палубы матрос, — покупайте билеты!

— А не поехать ли и нам с тобой, внучек? — спросил дедушка и, услышав мой ликующий крик, махнул рукой: — Была не была! Беру билеты. А ты, Вова, быстренько мчись домой, попроси бабу Катю приготовить узелок с едой нам на дорогу. Да не забудь бинокль прихватить!

Никогда я не бегал так стремительно, как в то утро.

Возвращаюсь с узелком и биноклем, а дедушка уже ждет меня с билетами.

Вот это было путешествие! Если бы не дедушка, я бы ни на секунду не оторвался от бинокля. Так бы смотрел и смотрел. Столько красоты вокруг: цветут сады, зеленеют до самого горизонта колхозные поля, коровы пасутся на лужайке, и солнце ярко сияет, аж в глазах рябит!

Но как только наш «Чапаев» приближался к какому-нибудь селению, дедушка забирал у меня бинокль и сам наводил его на берег.

Это были те самые села, которые в революцию чапаевцы от белых освобождали. Дедушке очень хотелось посмотреть, какие они стали теперь.

И вот наш «Чапаев» причалил к пристани города Пугачева.

Мы сошли на берег, и дедушка первым делом повел меня к небольшому дому у реки. Оказалось, что в доме этом жила когда-то семья Василия Ивановича.

Теперь здесь музей. Под стеклом на стенах и столах много разных фотокарточек.

На одной большой фотографии, где засняты чапаевцы из Нового Петрограда перед отправкой на фронт, я сразу узнал дедушку Костю и даже запрыгал от радости.

Потом мы бродили по городу, и, когда вышли на широкую площадь, дедушка вдруг взял меня на руки, усадил себе на плечо и сказал:

— Запомни, внучек, это место. Мы с чапаенком Петькой Козловым и другими односельчанами — ты их видел сегодня на снимке в музее — находились тогда, весной восемнадцатого, вот тут, где стоим сейчас с тобой. Отсюда повел нас Чапаев в первый поход на Уральск…

Как сейчас помню — в полдень примчался из Пугачева в Новый Петроград гонец с недоброй вестью: в соседней Уральской области взбунтовались богатые казаки, разгромили они революционный Совет и принялись сколачивать огромное войско для похода на Москву.

Красногвардейским командирам — Илье Топоркову и Ивану Плясункову — велено было немедленно прибыть с красными добровольцами в уездный центр, чтобы оттуда отправиться боевым маршем в Уральск, где люто бесчинствуют казачьи атаманы.

Прибыли мы со своими командирами в город Пугачев. У кого винтовка за плечом, у кого сабля на боку и лишь у некоторых — и то и другое. Одни явились верхом, другие — на повозках, третьи — пешком. Оба наших отряда выстроились на площади рядом с чапаевским полком.

Посмотрел Василий Иванович на добровольцев: и старики есть, и пацаны. В дырявых шубенках, поношенных фронтовых шинелях, в лаптях и сапогах истоптанных. На лошадях вместо седел — подушки, пух из них лезет. Зато в конские гривы вплетены алые ленты. И сами бойцы глядят браво.

Понравились Чапаеву добровольцы.

— Сколько ж вас, соколики? — спросил ласково.

Отозвался командир первого отряда, серьезный кареглазый Илья Топорков:

— Триста красногвардейцев Нового Петрограда ждут твоего приказа, Василий Иванович!

Иван Плясунков громко дополнил, тряхнув рыжими кудрями:

— Умрем за власть Советов!

— Зачем же умирать? — возразил Чапаев. — Лихого солдата и смерть боится.

Подозвал он к себе наших командиров, меж ними встал и обнял обоих.

— Будьте знакомы! — громогласно представил их всей площади. — Это первые мои заместители в боевых делах. Подручные что надо! Правая моя рука — Топорков, левая — Плясунков. Надежные командиры!

Обходя боевой строй, Василий Иванович вскоре и к нашему конному ряду приблизился.

По правую сторону от меня по-геройски восседал на сивой лошади крепыш Петька Козлов, а по левую — два старших сынка моих, не пожелавших остаться дома, Николай и Александр. А третий в ряду — брательник Тимофей, прозванный за свою богатырскую силу Ермаком. Он прежде в кавалерии служил и сидел теперь в седле прямее, чем все остальные новопетроградские конники.

Петьку и меня Чапаев сразу признал. Почтительно по имени-отчеству меня назвал. Руку каждому пожал.

— Всю родню, выходит, позвали за собой, Константин Иванович? — весело спросил меня Чапаев.

— Нет, не всю, Василий Иванович, — ответил я ему. — Намеревался еще и малыш Васятка в наши ряды вклиниться. Помните, он, постреленок, бинокль у вас зимой похитил? Так вот Васятка ни за что нам этот бинокль отдать не хотел. «Пойду сам, — говорит, — в разведчики и буду Чапаеву докладывать, где белые прячутся». Пришлось силком отбирать бинокль. А самого Васятку мы на замок в избе заперли, чтобы не увязался за нами в поход на Уральск. Взял я с собой лишь тех из молодых, кто способен ружье носить и саблей рубать, Вот они, рядом. Так что, ежели мне трудненько придется, будет кому старика в бою поддержать. Не упаду с коня.

Василий Иванович приветливым взглядом окинул всю мою родню, задорно подмигнул Петьке Козлову. Сказал звонко, чтобы все слышали:

— Вот таких молодцов мне и надо! Налетят красны соколы на белое воронье — только белые перья посыплются!

Много, очень много лет прошло с той поры, как умер дедушка Костя. Умер, не досказав самого главного.

Я за эти годы сам стал дедушкой и давно уже живу не в маленьком Новом Петрограде, а в большом городе. Но дня не проходит, чтобы не вспомнил родного дедушку, родное село.

В Новом Петрограде уже не осталось тех, кто в гражданскую служил в Чапаевской дивизии. Значит, не найти больше человека, который бы смог продолжить дедушкины сказы…