— А сам подобрал что попало…

— И не подбирал я вовсе! — рассмеялся отец. — Новую шашку мне командующий вручил. Прежде я других смельчаков саблями одаривал. А теперь, видишь, у самого — именная! Скажи по-честному, мог я от нее отказаться?

Саша отрицательно покачал головой.

Но прежнюю шашку ему все же было жаль.

— Та была острая, — сказал он. — А эта тупая, наверное.

— Не скажи, — усмехнулся отец. — Пошли во двор, покажу…

Всем детям захотелось взглянуть, как рубит новая шашка. Весело галдя, они побежали за отцом.

Во дворе, возле сарая, торчала длинная жердь. Василий Иванович остановился напротив нее и обнажил клинок. Хотел перерубить жердь, но повертел перед собой шашкой и неожиданно заявил:

— Нет, не буду!

— Палку жалко? — спросил Саша. — Тогда ударь по полену.

— Для полена топор существует, — ответил отец.

— Золотая шашка могла что угодно перерубить! — вспомнил Саша. — Попробуй хотя бы щепу лущить.

— Шашкой-то? Что ты — смеешься?

— А если по плетню ударить? — не унимался Саша. — Перерубит?

— Перерубить-то перерубит, но делать этого не стану.

— Ага-а, боишься? Шашка тупая, потому и боишься!

— И вовсе не поэтому, — любуясь шашкой, отец вскинул ее над головой. Отполированная сталь зеркально поблескивала. — Потому не рублю, что шашка эта заколдована!

— Как заколдована?.. Кем заколдована?

Дети окружили отца и стали разглядывать шашку. Маленькая Верочка притронулась к блестящему лезвию и тут же опасливо отдернула палец обратно, — а вдруг шашка и ее заколдует?

Василий Иванович убрал шашку и показал надпись на узорчатых ножнах:

— Вот в чем колдовство шашки…

Надпись была сделана золотом и состояла из волшебных слов: «Без дела не вынимай, без славы не вкладывай!»

И тут все поняли, почему отец не захотел рубить жердь и лущить щепу. Боевой клинок не для таких дел!

Саша теперь восхищенно глядел на шашку и просил отца дать ее подержать. Василий Иванович подвесил шашку к боку сына, нахлобучил ему на голову барашковую папаху и отступил назад.

Посмотрел на Сашу со стороны, сказал весело:

— Вылитый Чапай! Еще бы и усы, тогда вовсе не отличишь!

Аркашке отец отдал тяжелый полевой бинокль. Малыш прижал его к груди и закричал, что он тоже красный командир.

— Хоть сейчас в бой! — пошутил Чапаев.

Сыновья затеяли игру в войну.

— Беги вон туда и наступай на меня! — сказал Аркашка брату.

Саша помчался в дальний конец двора. Шашка болталась на боку, царапала землю, папаха закрыла глаза. Саша споткнулся и упал в крапиву.

Отец стоял в сторонке, наблюдал за сыновьями. Когда они начали расстреливать друг дружку из деревянных наганов, он неодобрительно закачал головой:

— Так не годится! Это белым генералам выгодно, чтобы Чапаевы Чапаевых били…

Он выдернул кол из плетня, взмахнул им, как саблей, показал на заросли крапивы:

— Вот они, белогвардейцы!.. Слушай мою команду! Сашка с эскадроном обходит врага с левого фланга. Аркаша с полком наступает с правой стороны. Мой отряд атакует в середине… В атаку марш-марш!

Домашняя армия Чапая понеслась к плетню, где особенно густо разрослась крапива. Сыновья что есть мочи кричали «ура!». Саша топтал «врага» ногами, Аркаша рубил палкой.

И вот жгучая крапива придавлена к земле, порублена, повержена в прах.

Сражение закончилось. Клава, Верочка и Лима стояли на крыльце, смеялись и во все ладоши хлопали победителям.

Василий Иванович оглянулся, вытер взмокший лоб рукавом:

— А лихо мы белую гвардию, а? — спросил он. — Вон сколько врагов поубивали! Целые горы! Придется, видно, территорию от крапивы очищать. Заодно и остальной мусор уберем.

Пока Саша относил в дом наганы и саблю, Василий Иванович приказал Аркашке и дочуркам построиться в одну шеренгу. Малыши вооружились метелками и встали вдоль завалинки.

— На уборку территории шагом марш, — скомандовал отец. — Чтоб ни одной соринки!

— А про меня-то забыли! — послышалось с крыльца. — Я тоже хочу двор подметать.

Чапаев обернулся и увидел Сашу. Сын важно выпячивал грудь. Рядом с боевой медалью и красным бантом у него на рубахе висели три Георгиевских креста.

— Не успели врага разгромить, а уже награды! Откуда они у тебя? — спросил строго отец.

— Из маминого сундука. Она всегда, когда ты на фронте, ордена нам показывает.

— Ишь ты… Все еще хранит, значит.

Чапаев подошел к Саше и стал отцеплять с рубахи кресты и медаль. Подержал их на ладони и сунул в карман:

— На отцовской доблести далеко не уедешь. Свою заимей! А двор можно убирать и без наград…

Саша подметал бойчее всех. Шаркал размашисто, усердно, так, что прутья у метлы трещали и ломались. Отца (он граблями собирал мусор в кучу) в клубах поднятой пыли вовсе не стало видно. Аркаша прикрывал лицо ладонями и чихал на весь двор. Сестренки ругались на Сашу, который все время теснил их и мешал подметать тропинку. Чтобы окончательно не задохнуться пылью, они убежали на другой конец двора. Но Саша не оставил их в покое, — закончив уборку своей территории, он пришел помогать сестренкам. Земля окуталась новым пыльным облаком. И сестренки стали чихать громче Аркашки.

Отец вывез на тачке остатки мусора в овраг. Прошелся по тропинке, осмотрел двор. Придраться было не к чему. Удовлетворенно сказал:

— Поработали славно! Теперь, Чапаята, марш умываться! Мать всех вас за труд щами отблагодарит. А Сашке за особое усердие награду вручаю. Получай!

И он прицепил возле алого банта на груди сына сверкающую медаль.

Дети с отцом вернулись в избу, сели за стол обедать. В тот год с питанием в стране было худо — война разорила народ. Не хватало хлеба и в семье Чапаева. Перед обедом отец положил каждому из детей по ржаному кусочку. Старшему сыну досталась горбушка.

Саша был очень голоден. Он схватил хлеб еще до того, как мать подала щи.

Горбушка оказалась черствой, не поддавалась зубам ни в какую! Тогда он стал долбить ее ножом. Хлебные крошки разлетались в стороны.

Отец глянул на сына с укором, сказал:

— Хлебом не шутят!

— Я не виноват, что горбушка не жуется, а только крошится, — ответил Саша.

— Крошка тоже хлеб. Белые воюют против нас не только ружьями и пушками, но и хлебом.

— Буханками пуляются? — засмеялся Аркашка.

— Они не такие глупые, как другие озорники! Белые себе загребают весь хлеб подчистую, прячут зерно в лесах и на задворках, закапывают в землю. На прошлой неделе наши красноармейцы раскопали на огороде у кулака десять мешков с мукой.

— И что они сделали из муки? — спросил Аркашка. — Напекли пирогов?

— Нет! Красноармейцы десять мешков муки и другой хлеб, отобранный у богатеев, — весь до последней крошки — погрузили на поезд и отправили в город. Там сейчас голод. Сегодня на митинге наши красноармейцы приняли решение: хлебный паек, который отпустят им на обед, отдать голодающим детям. И я тоже буду есть щи без хлеба.

Жена Василия Ивановича принесла из кухни миску. Поставила ее на стол.

Аркашка взял в руку ложку, а кусочек хлеба отодвинул от себя подальше.

И Клава отдала свой ломоть отцу.

— Обойдусь без хлеба! — сказала она.

Лима и Верочка тоже отказались от своих кусочков.

— И я обойдусь!

— И я!

А у Саши от горбушки остались лишь мелкие крошки в горсти. Он протянул их отцу:

— Возьми мои крошки… В следующий раз, когда мне дадут новый кусок, я его весь отдам, как ты свой паек.

Отец одобрительно кивнул головой:

— Это вы хорошо придумали. Крошка по крошке — и наберется целый каравай.

Он сгреб куски в кучу, положил сверху свою ржаную порцию:

— Кому прикажете хлеб отдать?

— Голодным детям, — подсказал Саша.