— Что тебе здесь нужно?

— Ничего.

— Тогда зачем ты пришел?

Я беспомощно поднял ладонь.

— Пришел... чтобы узнать...

— Уходи отсюда, мальчик, — сказал Аннуби, отводя от меня потухший взор. — Если она тебя здесь застанет... — Он вздохнул и добавил шепотом: — ...но поздно... поздно.

— Кто? — спросил я. — Ты сказал «она». О ком ты?

— Уходи. Я ничего тебе не говорил.

— Кто не должен меня застать?

Я заметил, как на лице его промелькнуло какое-то чувство. Это была не злоба и не отчаяние, но что именно, я не понял.

— Надо ли спрашивать? Кто, если не Моргана?..

Я ничего не ответил, и он снова поднял глаза.

— Это имя ничего тебе не говорит?

— А должно?

— Мудрый Мерлин... Прозорливый Мерлин... Сокол Познания. Ха! Ты даже не знаешь, кто твои враги.

— Моргана — мой враг?

Рот его свела судорога.

— Моргана — враг всякого человека, мальчик. Верховная богиня Ночи, она — алчность и ненависть. От ее прикосновения кровь застывает в жилах, от ее взгляда сердце останавливается в груди. Смерть ей отрада... единственная отрада.

— Где она? — чуть слышно прошептал я.

Он только мотнул головой.

— Если б я знал, ужели сидел бы здесь?

Пеллеас снова потянул меня за руку. Солнце садилось. Внезапно мне стало совсем жутко и захотелось поскорее уйти. Однако, может быть, что-то можно сделать?

— Да, иди, — хрипло проговорил Аннуби, словно читая мои мысли. — И не возвращайся, не то можешь встретить Моргану.

— Тебе что-нибудь нужно? — Он был так жалок в своем несчастье, что я не мог не спросить.

— Белин обо мне заботится.

Я кивнул и повернулся к лестнице. Мне пришлось бежать бегом, чтобы поспеть за Пеллеасом, который так мчался по ступеням, словно Моргана дышала ему в спину. Входную дверь мы оставили открытой, и юноша стремглав вылетел во двор.

Я не отставал, но, прежде чем уйти совсем, преклонил колени на пороге и прочел молитву о спасении от злых сил. Потом собрал с дорожки пригоршню белых камешков и выложил перед дверью крест. В предостережение. Пусть Моргана знает, с кем решила сразиться.

На следующий день наш отряд выехал в путь, но ощущение разлитой в воздухе обреченности преследовало меня еще долго. Безрадостный пейзаж только ухудшал и без того гадкое настроение. Гвендолау и Барам тоже ощущали что-то недоброе, но не так остро. Поначалу Гвендолау пытался, по обыкновению, балагурить, потом смолк и погрузился в мрачное молчание.

Тягость на душе сохранялась до тех пор, пока над болотами не возникла вершина Тора. При виде Стеклянного Острова сердца наши радостно забились. Мама встречала меня у ворот сначала я удивился, потом понял, что она догадалась про Моргану и Аннуби.

— Они пропали в ту ночь, когда погиб твой отец, — сказала она тихо. Было уже поздно, мы сидели в уголке у очага. Все остальные разошлись спать. — Я так и не знала, куда они делись.

— Но ты догадалась.

— Ллионесс? Да, могло быть и так. — Она повела ладонью. — Мне следовало тебе сказать.

Я молчал.

— Знаю, надо было все открыть тебе давным-давно... но я все не могла собраться с силами, а потом ты пропал. И вот... — Она повторила тот же странный жест, словно загораживалась ладонью от невидимого противника. В следующий миг она овладела собой, выпрямилась и расправила плечи. — Да, ты должен знать правду. После того, как в страшной резне убили мою мать... — Голос ее сорвался. — Прости, Мерлин, я не знала, что так больно будет произнести эти слова.

— Твою мать убили?

— С этого началась война между Аваллахом и Сейтенином. Так вот, на девятый год Аваллаха ранили в бою. Я ничего об этом не знала, я танцевала с быками в Верховном храме. Когда я вернулась, у отца была вторая жена, Лиле — молодая женщина, целительница, которая его выходила. В благодарность он женился на ней.

— Лиле? Не помню ее. Что с ней сталось?

— Ты и не можешь ее помнить. Она пропала, когда ты был совсем маленький.

— Пропала? — Слово меня удивило. — Что значит «пропала»?

Харита медленно покачала головой. В этом движении было больше недоумения, чем скорби.

— Никто не знает. Это случилось через несколько месяцев после гибели Талиесина, я как раз вернулась сюда жить. Мы с Лиле не были близки, но научились друг друга уважать и не ссориться. — Харита улыбнулась воспоминанию. — Ты ей нравился, Мерлин. «Как сегодня мой соколик?» — спрашивала она, когда тебя видела. Она любила брать тебя на руки, качать... — Она снова тряхнула головой. — Я никогда ее не понимала.

— Что с ней сталось?

— В последний раз ее видели в саду; Лиле очень любила свои яблони. Представляешь, многие саженцы она привезла из Атлантиды. Саженцы... в такую даль... сквозь все треволнения. И они прижились, плодоносят... так далеко от родины... — Харита сглотнула и продолжала. — Было темно. Солнце село. Чуть раньше конюх видел, как она выезжала: она сказала, что едет в сад. Она подолгу бывала там. Когда она не вернулась, Аваллах отправил на поиски слуг. Они нашли лошадь привязанной к дереву и обезумевшей от страха. Ее круп был в крови, на холке зияли раны, словно от когтей дикого зверя, хотя прежде никто не видел подобных отметин.

— А Лиле?

— Ее так и не нашли.

— И вы никогда о ней не упоминаете.

— Да, — призналась мама. — Если ты спросишь, почему, я не смогу ответить. Просто кажется, что не надо о ней говорить.

— Может быть, ее унес волк или медведь, — предположил я, прекрасно понимая, что это не так.

— Может быть, — отвечала Харита, как будто такая мысль впервые пришла ей в голову. — Или кто-то еще.

— Ты не рассказала про Моргану, — напомнил я.

— Моргана — дочь Лиле и Аваллаха. Когда я впервые увидела Лиле, Моргане шел четвертый год. Это была очень красивая девочка. Мне она нравилась. Впрочем, я редко ее видела, потому что готовилась покинуть Атлантиду, и это занимало все мое время. Помню, она играла в саду... и уже тогда с Аннуби. Она всегда была рядом с Аннуби.

— Сейчас она не с ним.

Харита задумалась.

— Да, наверное. Итак, после катастрофы мы оказались здесь, и она росла, как все дети. Я не очень обращала на нее внимание — у нее были свои интересы, у меня свои. Однако она за что-то невзлюбила меня, и мне всегда было с ней тяжело. Между нами возникла неприязнь, я так и не поняла, из-за чего.

Когда появился Талиесин, Моргана попыталась его у меня отбить. Делала она это неумело, и у нее, конечно, ничего не вышло. Она только сильнее меня возненавидела. — Харита помолчала, тщательно подбирая слова. — Вот почему я думаю, что в смерти Талиесина виновна она. Не знаю, как все вышло, может быть, она хотела убить меня. Во всяком случае, я всегда знала, что это ее рук дело.

Я кивнул.

— Ты права, мама. Аннуби сказал, что вина на нем, но он лгал.

— Аннуби? — В ее голосе была жалость и боль.

— Думаю, он хотел, чтобы я разозлился и прикончил его. Он мечтает об избавлении, но я не мог этого сделать.

— Бедный, бедный Аннуби. Даже сейчас я не могу презирать или ненавидеть его.

— Аннуби теперь во власти Морганы. Его страдание безгранично.

— А ведь мы когда-то дружили. Однако наш мир изменился, а он остался прежним. Грустно. — Она подняла взор от гаснущих угольков и улыбнулась печально. — Теперь ты все знаешь, сынок.

Она встала, поцеловала меня в щеку и ненадолго задержала руку у меня на плече.

— Я иду спать. Не засиживайся слишком поздно. — Она повернулась, чтобы уйти.

— Мама, — произнес я ей вслед. — Спасибо, что сказала. Она кивнула и ответила:

— Я не собиралась делать из этого тайны, соколик.

Я не стану рассказывать про обратный путь в Годдеу, замечу только, что все было иначе, нежели прошлой зимой.

То ли дело путешествовать летом! И Аваллах, и Мелвис отправили с нами людей — оба стремились заручиться дружбой Могущественных союзника на севере.