Поверите? Они хотели убить Артура. И убили бы, если б не я. Глупцы! Да как они смели!

Конечно, Утер никогда не блистал умом. А вот от Игерны я ждал большего — у нее было наследственное чутье. Однако она боялась. Да, боялась пересудов, своего внезапного возвышения, боялась Утера и стремилась во всем ему угодить. Она была так молода.

Итак, Артура надо было спасать, как бы дорого мне это ни стоило. Я своими путями проведал о страшном замысле и немедленно отправился к Утеру. Разумеется, он стал отпираться.

— Я что, по-твоему, рехнулся? — орал он. Он всегда орал. — Это может быть мальчик, — продолжал он, пряча лукавую усмешку, — и тогда речь идет о моем наследнике!

Утер — воин, и здесь все по крайней мере без обмана: сталь не врет. Счастье его — он родился в свое время. Он никогда не сумел бы достойно управлять городом, тем паче провинцией: он лжец, каких поискать. Страной он повелевал, держа в одной руке меч, в другой дубинку: меч для саксов, дубинку для подвластных ему удельных князьков.

От Игерны тоже трудно было добиться толку. Она стояла молча, ломала длинные белые пальцы и завязывала узлами край шелковой пелерины, глядя на меня огромными ланьими глазами, которые пленили Утера. Живот ее только-только начал круглиться — она была месяце на четвертом-пятом, не больше.

Однако и это достаточный срок для того, чтобы задуматься о предстоящем злодействе. Сомневаюсь, чтобы мать смогла хладнокровно убить дитя или спокойно смотреть, как это сделает другой. Насчет Утера не знаю... у него крепкая рука и блуждающий взгляд. Пендрагон Британии. Он не останавливался ни перед чем — и в этом больше чем наполовину таилась разгадка его власти над местными вождями. Да, он бы исполнил задуманное, не дрогнув.

За окном били о черную скалу волны и кричали белые чайки. Игерна коснулась рукой живота — погладила его пальцами; я понял, что она услышит доводы разума. Игерна будет союзницей.

Значит, неважно, что скажет или чего не скажет Утер, в чем он сознается, а в чем нет. Все равно будет по-моему...

По-моему... Вышло или нет? Не знаю.

Но я забежал вперед. Как всегда. Это будет история Артура. Но, чтобы понять Артура, мало знать историю его рождения. Надо понять страну. Нашу страну, Остров Могущественных.

И надо понять меня, ибо Артур — творение моих рук.

Много лет пришло и ушло с тех пор, как я проснулся в этом царстве миров. Слишком много смертей и болезней, тьмы, войны, зла. Да, великого зла.

Однако сперва жизнь сверкала красками, словно восход на море или лунный свет на воде, словно золотая гривна на шее моего деда Эльфина. Она была яркой, говорю я вам, и полной радостей.

Знаю, воспоминания детства у всех подернуты золотистой дымкой, но это не умаляет их правдивости. Все и впрямь было прекрасно.

Мерлин... Кречет... Странное имя. Без сомнения, отец выбрал бы мне другое. Однако простим матери эту причуду. Мерлин — Мирддин на языке отца — мне подходит. И все же у каждого человека — два имени: то, что ему дали, и то, что он заслужил.

Эмрис — это имя я заслужил, и оно мое по праву.

Эмрис — бессмертный... Эмрис — божественный... Эмрис Вледиг, король и пророк своего народа. Амброзий для говорящих по-латыни и Эмбреис для жителей Южной Британии и Логрии.

Однако для кимров с холмистых просторов запада я — Мирддин Эмрис. И поскольку среди них рос мой отец, я считаю их своим народом. Мать давным-давно объяснила, что это не так, но вера в наше родство согревает меня, как, думаю, согревала отца в минуты сомнений.

Сомнений в мире ничуть не меньше, чем зла. Они тоже слуги лукавого, и не из последних. А сколько еще других....

Ладно, ладно, довольно бормотать, Мерлин. Что за сокровища из своей опустошенной казны выложишь ты перед нами?

Я беру посох, ворошу уголья и вновь вижу образы самого раннего детства: Инис Аваллах, Остров Аваллаха. Дом моего деда, царя Аваллаха, Короля-Рыбака, первый дом, который я помню. Здесь, в блестящих залах его дворца, я сделал первые неуверенные шажки.

Видите, вот яблоневые рощи в белом цвету, соленые болота, зеркальная гладь озер у подножия Тора, беленая церковка на соседнем холме. А вот и сам Король-Рыбак: черноволосый, насупленный, как летняя гроза, полулежащий на алом шелковом ложе, он внушал трех летнему ребенку страх, хотя и относился ко мне с большой добротой.

А вот и моя мать, Харита, высокая и стройная, неподражаемо величественная, настолько прекрасная, что рядом с ней меркнет обычная красота. Златовласая дочь Ллеу-Солнца, Владычица Озера, хозяйка Аваллона, королева фей (ее имена и звания, как и мои, множатся со временем) — этими и другими словами называют ее люди, и они правы.

Мать никогда не скрывала, что я — ее единственное сокровище. Добрый священник Давид объяснил, что я — возлюбленное чадо Живого Бога; рассказы о Сыне Божьем, Иисусе, воспламенили мне сердце верой, а верховный друид Хафган, мудрый и преданный слуга, пробудил во мне ненасытную жажду знаний.

Если на свете чего-то недоставало, я об этом не ведал, как не ведал страха или чувства опасности. Дни моего детства были исполнены покоя и изобилия. Время и события остального мира почти не достигали Инис Аваллаха — приглушенный рокот, тихий, словно завывания черных человечков банши в каменных кольцах на вершинах далеких холмов, и далекий, словно вой пурги над могучею Ир Виддфа на скалистом и мрачном севере.

Разумеется, все вокруг было не так гладко, но в солнечно-сладкие дни моих первых воспоминаний мы жили, как древние боги, свысока взирая на дрязги простых людишек. Мы были Дивным Народом, волшебными существами с Западных земель, обитателями Стеклянного Острова. Те, с кем мы делили этот болотистый край, страшились нас и почитали.

Нам это было с руки — отгоняло нежелательных чужаков. Мы не были сильны той силой, которую обычно уважают, и паутина слухов защищала нас не хуже мечей и копий.

Если вам, живущим в эпоху разума и мощи, такая защита покажется слабой и ненадежной, то я скажу, что вы ошибаетесь. В те времена человек жил, окруженный верованиями, древними, как сам страх, и предрассудки эти сложно было изменить, не то что рассеять.

Только взгляните! Вот и сам Аваллах стоит передо мной росистым утром. Он по обыкновению держится за бок, как всегда, при виде меня улыбка сверкает в черной бороде. Он говорит: «Идем, соколик, рыбки зовут — соскучились. Возьмем-ка ладью и посмотрим, не вызволим ли щуку-другую из воды».