— Как ты узнала, что я сегодня приеду? –- спросил я, когда мы наконец спешились у дворца.

— Я не знала, господин мой, — с притворной серьезностью отвечала она.

— Однако ты была готова и ждала.

— Я жду тебя каждый день с тех пор, как распустились цветы. — Мое изумление заставило ее рассмеяться. — Как же иначе! Неужто мой любимый застал бы меня врасплох!

— Я люблю тебя, Ганиеда, — сказал я. — Люблю сердцем и душой. И я по тебе стосковался.

— Давай никогда больше не разлучаться, — промолвила она.

В этот миг меня окликнули и появился Гвендолау.

— Мирддин Вильт! Тебя ли вижу? Когда б не эта волчья шкура, не узнал бы. Отпусти мою сестрицу и дай на тебя взглянуть.

— Гвендолау, брат мой! — Мы крепко взялись за руки, и он весело похлопал меня по плечам.

— Ты изменился, Мирддин. В плечах-то как раздался. А это что? — Он тронул мою гривну. — Золото? Я-то думал, золото носят одни короли.

— Ты отлично знаешь, что это так, — вмешалась Ганиеда. Я улыбнулся, услышав в ее голосе хозяйские нотки. — Разве он не король с головы до пят?

— Тысяча извинений, госпожа, — рассмеялся он. — Вижу, можно не спрашивать, как поживаешь. Вон какой вымахал!

— И ты, Гвендолау. — (Он тоже изменился за этот год — стал еще больше походить на Кустеннина, настоящий великан.) — Рад тебя видеть.

— Давай займусь твоими людьми и конями, — сказал он. — Вам с Ганиедой есть о чем поговорить, а мы побеседуем позже. — Он с размаху хлопнул меня по спине и тут же пошел прочь.

— Идем, — потянула меня Ганиеда, — пройдемся немного.

— Да, но сперва я должен засвидетельствовать почтение хозяину дома.

— Успеешь. Он на охоте, вернется после заката.

Мы пошли гулять, и дорожка завела нас в лес, где мы отыскали рощицу и присели на теплой от солнца траве. Я держал Ганиеду в объятиях, и мы целовались, и, если бы я мог остановить течение времени, я бы это сделал. Ощущать ее сладостное, отзывчивое тело было для меня небом и землей.

Великий Свет, я больше не вынесу!

Нет... нет, волчица, послушай, ум мой спокоен. Я продолжаю.

Кустеннин всем сердцем одобрил наш союз.

Полагаю, Гвендолау расписал моих родственников в самых лестных выражениях. Брачные узы между нашими домами должны были скрепить давнюю связь. Аваллах и Мелвис стремились к тому же.

Юг нуждался в севере, нуждался отчаянно. Набеги врагов, с каждым годом проникавших все дальше, шли с севера; именно здесь жили пикты, скотты, круитни и аттакоты. А ирландцы и саксы, которые год от года становились все более дерзкими, приплывали из-за моря и высаживались на Инис Придеин все на том же незащищенном севере.

Непрекращающиеся нападения заставили последних оседлых бриттов, живущих к северу от Вала, перебраться на юг, если они, как Эльфин, не сделали этого раньше. Ничто теперь не отгораживало цивилизованный юг от воинственного севера.

Без сильных союзников на севере южане становились все более уязвимыми. Римляне построили Вал — скорее символическую границу, нежели реальную защиту, хотя он и сдерживал натиск с севера, покуда его стерегли легионы. Однако по-настоящему юг берегла сила северных королей.

Сила эта ослабела. Не диво, что южные бритты с растущим страхом смотрели на север, хотя оттуда шли не только их беды, но и спасение. Союз был бы на пользу всем, так как нет связи прочнее кровной.

Родство устоит там, где не устояла чиновничья мощь Рима. Мы или победим, или погибнем вместе.

Это было мое дело, поскольку я был королем. Я видел, возможно, яснее других необходимость согласия между королевствами. Прежние редкие попытки наладить дружбу севера и юга, увы, ничего не дали.

Чтобы выжить, надо было как-то поддержать северные королевства. Это значило отбросить мелочное тщеславие, позабыть про междоусобицы ради общего блага. От этого зависело наше будущее. Мы или вместе выстоим, или погибнем вместе.

Я начал думать об объединении всех королевств в одно, в котором каждое оставалось бы независимым и каждое вносило бы свою долю в общее богатство и защищенность. Не империя, не государство: союз племен и народов, управляемый Советом королей, в котором каждый государь имел бы равный голос. Это очень важно: чтобы устоять перед натиском варваров, надо сплотиться и стать стеной, а не нынешней хрупкой россыпью удельных владений.

Я мечтал, чтобы этим королевством управлял один Верховный король, избираемый Советом. Верховный король, которому подчинялись бы все короли, князья, вожди и знатные люди.

Да, многие считали это глупостью, в лучшем случае блажью самоуверенного юнца. Нужно, говорили они, вспомнить, что мы граждане величайшей империи мира, и добиваться своих прав.

— Просить Рим! — кричали они. — Мы — граждане. Мы имеем право на защиту. Послать петицию императору. Пусть вернет легионы. Теперь императором Максим, он нас послушает. Не позволит, чтобы нас жгли и убивали варвары.

Однако Максим недолго носил пурпурную тогу и лавровый венок. Когда он пошел на Рим — как я и предвидел, точнее, как предсказал Пендаран Гледдиврудд, — то был разбит и взят в плен Феодосием, сыном Феодосия Завоевателя. Его привели в Сенат в цепях и через несколько дней обезглавили в Колизее. И не только он был убит в этот день — мечта об империи испустила дух на пропитанном кровью песке перед улюлюкающей, кричащей толпой.

Вернуть легионы!

Да, вернуть легионы. Много будет от этого проку! Неужто все ослепли? Неужто никто не видит?

Мы никогда не жили под сенью римских орлов. Мы были этими орлами. Когда первые римляне, построив первые дороги и крепости, занялись другими делами, кто продолжал строить по их образцу? Кто надел нагрудные доспехи, взял римский меч и пику? Чьи сыновья пополняли легионы все эти годы? Кто брал римские имена и платил налоги римской монетой? Кто возводил города и виллы?

Рим ли?

Да, пусть орлы вернутся. Пусть они увидят, как ловко бритт научился владеть оставленными орудиями. Потому что так оно и есть. Рим ушел давно, только мы этого не знали. Просто мы льстили себе и охотно внимали лести, говорившей о том, что мы — любимые дети Рима.

Приемные дети, может быть. Не скажу — приблудные, потому что когда-то Рим был к нам расположен и время от времени слал людей помочь разобраться в наших делах. Разумеется, не бесплатно. Наша дражайшая матушка-империя всегда больше интересовалась не нашим благосостоянием, а зерном, говядиной, шерстью, оловом, свинцом и серебром, которые мы производили и отправляли ей в виде податей.

И это, друзья, в самое лучшее время. Что, по-вашему, она думает о нас нынче и думает ли вообще?

Истина — горькая чаша, но, выпив ее, мы обретем силы. Мы не слабы, у нас есть надежда. Это наши сердца и острая сталь в наших руках.

Да, я видел, как вольный народ сам правит собой без вмешательства далеких бесчувственных императоров, бритты правят бриттами ради блага всех, кого приютила это прекрасная земля, — от первого до последнего...

Это было то, о чем мечтал Талиесин: Королевство Лета.

Небесное воинство звезд описывает круги, времена года проходят в медленном танце лет. Я сижу на камне, мои лохмотья трепещут на ветру.

Летнее солнце печет и сжигает кожу, зимний ветер срывает мясо с костей, весенний дождь просачивается в душу, осенний туман леденит сердце.

Да, Мерлин жив. Судьба ждет, покуда Мерлин сидит на камне под темными кронами Калиддонского леса. Владыка леса... Сын Цернунна...

Лесной дикарь... Мирддин Вильт... тот самый чародей, что некогда дружил с королями, а ныне в поисках пропитания собирает гнилую падалицу... Будущее же пусть потерпит.

Что-что, волчица? Вступление на престол? Не рассказал? Тогда слушай.

В день пира, когда мы отмечали победу, приехал Давид. Он и помазал меня на царство. Вместе с Мелвисом, Харитой и несколькими вождями мы отправились в церковь. Здесь, в сладостной тишине у алтаря, мы преклонили колени и призвали Божье благословение на мое царствование.