— Признаю своим владыкой, — отвечал Аврелий, — и клянусь быть верным Ему одному.

— Обещаешь ли служить Ему во всем, как тебе служат, даже из последних сил?

— Обещаю служить Ему, как мне служат, из последних сил.

— Будешь ли ты кланяться Богу по своей охоте, чтить Его с радостью, верить Ему и любить Его больше всего на свете во все дни до скончания живота твоего?

— Буду кланяться Богу с величайшей охотой, чтить Его с величайшей радостью, верить Ему и любить Его больше всего на свете во все дни до скончания живота моего.

— Будешь ли ты блюсти справедливость, проявлять милосердие, искать истину прежде всего другого, править своими людьми с любовью и состраданием?

— Буду блюсти справедливость, проявлять милосердие, искать истину прежде всего другого, править своими людьми с любовью и состраданием, как если бы передо мной был Сам Господь Бог.

На все вопросы Давида Аврелий отвечал без малейшего колебания и громко, так что слышала даже толпа за дверью. Пеллеас нагнулся ко мне и прошептал:

— Все собравшиеся сегодня в церкви, равно христиане и язычники, узнают, что такое служить Высочайшему Богу.

— Аминь, — сказал я. — Да умножится такое знание.

Урбан вышел вперед с сосудом святого мира и, погрузив в него пальцы, начертал на лбу у Аврелия крест, потом кивнул монахам, держащим мантию: те подняли ее и опустили Аврелию на плечи. Урбан застегнул ее серебряной пряжкой.

Давид повернулся к Гвителину, державшему венец, и, взяв узкий золотой обруч, поднял его над головой Аврелия.

— Встань, Аврелий, — произнес он, — носи свою корону.

Аврелий медленно поднялся на ноги, и в тот же миг Давид водрузил венец на его чело.

Святой старец расцеловал Аврелия в обе щеки и, повернув его к народу, вскричал:

— Властители Британии, вот ваш Верховный король! Поручаю вам любить его, чтить, слушаться и служить ему так, как сегодня он обещал служить Царю Небесному.

И собрание королей разразилось приветственными криками, и все были едины в любви к новому королю. Аврелий улыбнулся и раскинул руки, словно желая обнять и принять в себя весь мир. Знаю, что сейчас ему это удалось, как мало кому удавалось прежде.

Когда крики смолкли, Аврелий вновь преклонил колени, чтобы получить благословение епископов. Давид и Урбан возложили на него руки и благословили его так:

— Ступай с миром, Аврелий, служи Богу, королевству и своему народу; веди его в святости и праведности, доколе хватит силы и жизни.

Аврелий торжественно спустился со ступеней. Покуда он шел, все преклоняли колени, но никто не мог оторвать глаз от короля. Когда он был посредине церкви, кто-то выкрикнул: «Аве! Аве, император!»

Тут же другой подхватил: «Здрав будь, император Аврелий!»

И все, повскакав на ноги, вновь подняли крик: «Император Аврелий! Аве, император! Здрав будь, император Аврелий, император Запада!»

Со времен Максена Вледига не было у бриттов своего императора. Они дали ему имя Максен Вледиг, чтобы сделать его бриттом, но он ушел брать Рим с цветом наших войск, да так и не вернулся. У Аврелия было римское имя, но британское сердце. Он знать не знал ни о каком Риме; этот император был бриттом до мозга костей.

Так народ провозгласил Аврелия императором и, сам того не сознавая, возвестил наступление новой эры для Инис Придеин, Острова Могущественных.

Аврелий вышел из церкви, и толпа вслед за ним хлынула во двор. Крики не умолкали. Факелы озарили ночь, откуда-то сверху донеслась песнь. Она постепенно крепла — это мужчины и женщины подхватывали мотив старой воинской песни бриттов, ставшей гимном нового Верховного короля. Аврелий стоял в кольце своих соратников, в лучащейся короне, и поворачивался, раскинув руки, а песня плыла ввысь, расходясь, словно круги по воде.

Вставайте, витязи,

Берите мечи –

Враг подступил к нашим стенам.

Бейте в железо, трубите в рог, берите щиты и копья;

День ясный для боя,

Слава близка сегодня.

По коням, отважные, смел предводитель;

К победе ведет нас,

К богатой добыче,

И барды прославят имя героя.

Эхо прокатывалось по узким улочкам; толпа провожала Аврелия к дворцу правителя Мелата. У того было время одуматься, и, вернувшись, Аврелий увидел совсем другого человека. Боясь оскорбить влиятельного союзника, Мелат предложил гостеприимство горожан — им, беднягам, пришлось размещать у себя всех королей и придворных, съехавшихся на коронацию. Так что теперь Аврелий направлялся во дворец, дабы отпраздновать Рождество с первыми людьми королевства.

Дворец ярко пылал в зимней ночи: горели свечи, факелы и костры во дворе. Даже большой зал не смог вместить всех, но это была не помеха: двери оставили открытыми, и празднество шло прямо во дворе.

О, это было радостное время — трапеза любви и света вопреки зиме. Меня беспокоило одно: Утер и Горлас так и не вернулись.

Что их задержало? Они давным-давно должны были приехать в Лондон.

Аврелий словно не замечал их отсутствия. Он пил за здоровье своих лордов и принимал от них клятвы верности. Однако я-то замечал. Начался пир. Тревога моя росла.

— Ты уверен, что они ехали за тобой? — спросил я у Пеллеаса, отозвав его в сторонку.

— Уверен.

— Что же их задержало?

Пеллеас нахмурился:

— Думаете, новые неприятности?

— Возможно.

— Что прикажете мне делать, господин?

— Пока ничего. Оставайся здесь. Может быть, я ненадолго выйду, чтобы узнать, что произошло с Утером. — С этими словами я покинул зал и направился во двор. Лондонцы, привлеченные светом и шумом, толпами стекались на торжество, и веселье уже выплеснулось на улицы. С каждой минутой веселящихся прибывало.

Я не надеялся добраться до конюшни, поэтому, закутавшись в плащ, протолкался через толпу к западным воротам, которые, как я ожидал, оказались заперты на ночь. Не ошибся и в другой догадке: привратники куда-то подевались — видимо, отправились веселиться.

Собираясь только взглянуть на другую сторону, я поднялся по лестнице на стену и взглянул на дорогу. К своему изумлению, я увидел Утера: он стоял в темноте с мечом в руке и осыпал проклятиями ворота. Видимо, он долго колотил в створки рукоятью, но никто, понятно, его не услышал.

— Утер! — крикнул я.

Он посмотрел вверх, но меня различить не мог.

— Кто там? Немедленно откройте ворота, не то, клянусь жизнью, я их подпалю!

— Это Мирддин, — отвечал я.

— Мерлин! — Он шагнул ближе. — Что ты тут делаешь? Открой ворота!

— Где остальные?

— Я отослал их искать другой вход. Горлас ждет на дороге. Мне уже это надоело. Впусти нас, Мерлин.

— Охотно, если сумею. Ворота на запоре, стража разошлась. Все на празднестве у правителя города.

— Так сделай что-нибудь. Мы устали и продрогли.

— Попробую что-нибудь придумать. Вези сюда Горласа, а я как- нибудь позабочусь, чтобы открыть ворота.

Утер вскочил на коня и поскакал за Горласом, а я поспешил обратно и, отыскав возле привратницкой факел, вновь подошел к воротам. Деревянный брус держала поперечная железная скоба с массивным замком. Шло к тому, что Утеру придется-таки поджечь ворота, разве что...

Я много лет почти не вспоминал о том, чему выучился у Подземных жителей, и еще реже прибегал к их науке. Однако что такое ворота в конечном счете, как не дерево и железо? Рядом никого не было, я быстро вытащил нож и очертил им замок. Потом проговорил слова на Древнем наречии, дивясь, что еще помню их.

Стоило коснуться замка, и он выпал, а деревянный брус легко отъехал в сторону. Одним пальцем я толкнул тяжелую створку, и она повернулась на скрипучих петлях.

Вскоре на дороге заслышался конский топот; я поднял факел над головой. Появились Горлас и Утер. Однако между ними ехал кто-то еще; когда всадники оказались в круге света от факела, я понял, что это женщина. Молодая, прекрасная, до подбородка закутанная в меха, с тонким золотом обручем на прелестном челе. Жена Горласа?