— Я не знал, что Горлас женился, — прошептал я на ухо Утеру (он остановился рядом со мной и следил глазами за Горласом и его спутницей, когда те въезжали в ворота).

— Это Игерна, его дочь, — сообщил Утер. — Дивной красы создание, не правда ли?

Я вытаращил глаза. Чтобы Утер, да так выражался?

— И впрямь, очень мила, — заметил я. — Однако Аврелий ждет. Что вас задержало?

Утер пожал плечами и ответил так, словно это все объясняет:

— С нами была девушка.

Девушка! Несмотря на всю ее красоту, я не замечал в ней особой хрупкости. Напротив, она выглядела цветущей и, как мне показалось, прекрасно перенесла дорогу.

— Пеллеас рассказал мне про нападение.

— Нападение? — переспросил Утер и рассеянно кивнул. — Ах, да. Пустяк.

— Ладно, Аврелий ждет. Вы пропустили коронацию.

Утер ответил беспечно:

— Могли бы — успели. Он зол?

— По правде сказать, — отвечал я, — он скорее всего еще не понял, что вас нет. Если поторопитесь, может и вовсе не заметить.

— Тогда поспешим, — спокойно отвечал Утер. — Однако, Мерлин, видел ли ты когда-нибудь такую красавицу? Видел ли когда-нибудь такие глаза?

Последний из спутников Горласа проехал в ворота.

— Езжайте, я подожду, пока вернутся ваши люди.

Не знаю, слышал ли меня Утер, потому что он без единого слова поворотил коня и потрусил за Горласом.

Долго томиться мне не пришлось. Один из людей Утера подъехал к воротам почти сразу. Я велел ему дождаться остальных и запереть ворота, как только все въедут в город.

Покончив с этим, я торопливо вернулся во дворец. Празднество продолжалось. Утер приказывал конюхам, чтобы те увели лошадей. Игерна и Горлас стояли чуть поодаль, поглядывая на веселье. Костры рвались в небеса, пиво из подвалов правителя текло рекой под стать всеобщему ликованию.

Отсвет костра упал на лицо девушки, и я смог разглядеть черты, пленившие Утера. Ей, наверное, было лет пятнадцать. Высокая, стройная, она изящно держала хорошенькую головку. В ней не наблюдалось угловатости, свойственной этому возрасту, напротив, угадывалась ранняя, не по годам, зрелость. И внешность не обманывала: жена Горласа умерла, когда девочка еще не выросла из пеленок, и ее сразу растили первой дамой королевства.

Все это я узнал позже, тогда же увидел лишь миловидную девушку, чья улыбка легко сводила мужчин с ума.

— Вас объявить? — спросил я Горласа.

— Нас что, не ждали? — в сердцах отвечал он, затем повернулся и узнал меня. — А! Это ты, Мерлин... — Мои имя прозвучало в его устах как ругательство. Он еще раз тихо чертыхнулся и наконец выдавил: — Как сочтешь нужным.

Да, Горлас не питал ко мне любви. Однако он уважал меня и, без сомнения, немного боялся — как всякий вельможа боится приближенных к королю особ.

— Тогда подойдем вместе, поскольку... — начал я.

— Я их проведу, — сказал Утер, протискиваясь между нами. Он взял Горласа под руку и, развернув, повел через двор. Я видел, как все трое прошли между двумя кострами в отблесках дрожащего пламени. Игерна легко ступала между Утером и Горласом. Внезапно все остановилось в моих глазах, звуки и движение замерли. Осталось лишь жуткое видение впереди: Игерна меж двух королей.

Вот она, безымянная опасность, которую я чуял утром! Игерна! Ах, красавица дочь, в твоих руках будущее нашего королевства. Сегодня тебе доверена нить судьбы. Осознаешь ли ты это?

Конечно, она ни о чем не догадывалась. В ней воспитали не только благородство, но и добродетель. По природной невинности она не пользовалась своей красотою в корыстных целях, как это свойственно не столь совестливым женщинам. Будь она годом-двумя старше — и весь мир мог бы сейчас рухнуть.

Я, спотыкаясь, двинулся за ними. Они как раз вступили в зал и приблизились к Верховному королю. Утер встал сбоку от брата. Аврелий приветственно похлопал его по спине — полагаю, до сего мига Верховному королю было не до брата — и вложил ему в руку чашу. Утер принял чашу, отпил и передал ее Горласу. Тот, отпив, принес клятву верности Верховному королю.

Тут взгляд Аврелия упал на Игерну, и он улыбнулся. Все его существо переменилось. Может быть, дело было в упоении торжеством, или в игре света на ее лице, или в зове юности, или просто в выпитом вине. А может, в чем-то другом... Однако я видел, как с этого первого взгляда зажглась любовь.

Увы, это видел не только я!

Утер напрягся всем телом. Будь он дикобразом, он бы ощетинился. Улыбка застыла на его лице, свет в очах потух. Он словно съежился на глазах, стоя в тени брата.

Кажется, Аврелий отпустил какую-то любезность. Игерна потупилась, мотнула головой и рассмеялась. Горлас положил руку дочери на плечо и легонько подтолкнул ее вперед. Вероятно, никто другой не заметил этого жеста, но я видел его и уловил скрытый смысл: Горлас предлагал свою дочь Верховному королю.

И Аврелий, бедный слепой Аврелий, не замечая брата, принял ее всем сердцем. Он протянул Игерне чашу и задержал ее пальцы в своих. Игерна робко взглянула на Утера.

Этот взгляд мог бы многое спасти, но Утер отрешенно смотрел прямо перед собой, словно ему одним ударом снесли голову и он сейчас рухнет.

Аврелий наклонился и что-то зашептал на ухо Игерне. Она робко улыбнулась. Аврелий запрокинул голову и рассмеялся. Долее терпеть было невозможно; Утер повернулся на каблуках и быстро затерялся в толпе. Игерна неуверенно посмотрела ему вслед и протянула дрожащую руку, словно хотела его удержать, но было поздно. Утер исчез, Аврелий снова заговорил, и Горлас, высоко подняв чашу, светился от удовольствия.

Я испытал такое чувство, словно собственная лошадь лягнула меня в живот или пол поплыл под ногами, как будто я выпил мощное снадобье, смешавшее мои чувства. Зал вращался, все превратилось в шум и колючий свет. Внезапно рядом возник Пеллеас.

— Что случилось, хозяин? Вам плохо?

— Уведи меня, — сказал я. — Я задыхаюсь.

В следующий миг мы стояли на улице. Воздух был холодный и чистый. В голове прояснилось, я снова видел и слышал все, но тошнотворный ужас не отступал. Что потеряно? Важнее: что еще можно спасти?

Я дивился на то, как стремительно все случилось. Мог ли я предвидеть? Да, мог. Еще в дороге меня преследовало чувство опасности, а я не попытался выяснить его причины. Если на то пошло, в Калиддоне я получил достаточное предупреждение. А я думал только об одном — как бы побыстрее водрузить корону на голову Аврелию. Дальше я не заглядывал.

Странно: когда человек все время сражается с одним врагом, он не замечает другого, злейшего. Теперь я его различил, но поздно. Беда стряслась. Война с саксами изгладится из памяти людей раньше, чем я сумею поправить нанесенный сегодня вред.

Великий Свет, мы неравны в этой битве!

Пеллеас держал меня под руку.

— Господин мой, здоровы ли вы? — Тревога в его голосе хлестнула меня наотмашь. — Что случилось?

Я глубоко, захлебываясь, вдохнул.

— Мир сбился с курса, Пеллеас.

Во взгляде его не было недоверия — только сочувствие.

— Что делать?

— Не знаю. Но, боюсь, мы еще долго будем заделывать пролом.

Он повернул голову и поглядел в пиршественный зал, где стоял Верховный король со своими придворными. Игерна и Горлас отошли, чтобы занять места за столом. Подавали яства. Как же сладостно было бы забыть, хоть на мгновение, то, что недавно произошло.

Но так устроен мир. Сказанное слово не воротишь, пущенная стрела не вернется на тетиву. Все, что случается, к добру или к худу, случается раз и навсегда.

Пир продолжался, но меня не тянуло есть. Я оставил Пеллеаса смотреть за Утером, зная, что он не покажется, а сам незаметно удалился в свою комнату. Изменить я ничего не мог.

Мне не спалось. Я встал с раскалывающейся головой и горьким привкусом во рту. Солнце всходило на сером дождливом небе. Лондон казался странно притихшим; большинство горожан поздно ушли спать и еще не поднялись. Из церкви донесся тихий удар колокола. Монахи служили заутреню.