Я покачал головой.

— Нет, как и у тебя, это было только видение.

— А... — Он сел и положил мокрый шест на колени. Молчание заполняли тихий плеск воды под днищем да кваканье лягушек. Аваллах снова заговорил. Теперь он впервые в жизни обращался ко мне, как к брату.

— Знаешь, — сказал он, — до сей минуты я думал, что чаша Господня ускользает от меня из-за великого греха моей жизни...

— Ну, дедушка, ты грешил не больше других. Меньше, чем многие, которых я могу назвать. И потом, Бог простил тебя...

Из моей попытки утешить его ничего не вышло, сомневаюсь, что Аваллах вообще слышал мои слова, потому что он продолжал:

— Я дал жизнь Моргане.

При звуке этого имени сердце в моей груди налилось свинцовой тяжестью. Моргана... Что-то поделывала она, пока я жил вдали от мира людей? Чутье подсказывало мне, что она не сидела сложа руки. Она представилась мне жутким черным пауком, плетущим паутину смерти.

— Где Моргана? — спросил я, со страхом ожидая ответа. Мне надо было это знать.

Аваллах устало вздохнул.

— Она на Оркадах — это группа островков в Северном море. Думаю, для нее это самое подходящее место — по крайней мере, отсюда далеко.

Я слышал об этом островном королевстве. На языке бриттов его зовут Инисоедд Эрх — Острова Страха. Теперь я знал, почему.

— Что она там делает?

Король-Рыбак устало вздохнул. Тот, кто не испытывал такого раскаяния, не поймет страданий родителя, чей ребенок сбился с пути. Однако он нес свою муку, как пристало королю,— без самооправданий и жалости к себе.

— Что делает Моргана, знает только она сама. Впрочем, недавно мы слышали, что она вышла замуж за короля по имени Лот и у них есть дети. Я ничего не знаю ни о нем самом, ни о его злополучном потомстве, но с севера доходят вести о неописуемых мерзостях и ужасах. Разумеется, это ее рук дело, но что она затевает — я угадать не могу.

Я более-менее догадывался, что она затевает.

— Что-нибудь говорят о ее детях?

— Только то, что они живы. Но даже и это неточно... Так, россказни путешественников да неясные слухи.

Моргана, надо отдать ей должное, выучилась терпению. Она выжидает, без сомнения, совершенствуясь в своем искусстве и запретной науке древних, набираясь силы и черной мудрости. Вероятно, она понимает, что время нанести удар еще не пришло. Вскоре в стране наступит хаос — ей только того и нужно. Тут-то она и выступит, и мы — тут обольщаться нечего — это почувствуем.

В этот момент мне стало ясно, что беды Британии нельзя рассматривать отдельно от Морганы. Сам факт, что она выбрала в мужья бритта — жители Оркад скорее бритты, чем пикты или ирландцы, — означает, что с нашей последней встречи ее притязания только выросли. Тогда ей было довольно терзать одну-две души, теперь понадобилось целое королевство.

Великий Свет, будь крепким щитом Твоим воинам, будь самой сталью в их руках!

Мне приходило в голову воспользоваться провидческой чашей, чтобы узнать, что там затевает Моргана. Как ни мало хотелось мне с ней встречаться, я мог бы это сделать. Все же мне представлялось, что лучше не привлекать к себе ее внимания. Кто знает, какие силы ей подвластны? Вполне вероятно, она уже проведала, что я вернулся к живым, а нет — так скоро узнает. Пусть лучше ждет и гадает. Не стоит сообщать врагу, где ты и каковы твои силы.

— Послушай меня, Аваллах, — сказал я, — тебе нечего корить себя за Моргану. Ты не отвечаешь за ее зло.

— Не отвечаю? — Он скривился, словно во рту у него была какая- то гадость. — Я ее отец, Мерлин. О, чего бы я ни отдал, чтобы... чтобы...

— Чтобы да кабы! Ты сам слышишь, что говоришь? — воскликнул я в сердцах. — Нельзя ничего вернуть!

Дед взглянул на меня с мягким упреком.

— Да, Мерлин, ничего не воротишь, — печально сказал он. — Все свои промахи мы унесем с собою в могилу.

Больше мы об этом не говорили, перейдя на более приятные темы. Однако я продолжал думать, почему его слова вызвали во мне такой резкий отклик.

— Он действительно корит себя, — сказала Харита, когда я пересказал ей наш разговор. — Считает, что это его вина.

— Никто не может отвечать за другого, — упорствовал я.

Мама улыбнулась.

— Такое уже было, разве ты забыл? Почему бы этому не случиться снова?

Я не забыл, но сейчас увидел это в несколько ином свете. Хотела ли Харита сказать, что Аваллах намерен как-то искупить грехи Морганы? Мысль эта была для меня новой.

— Не позволяй ему, — сказал я. — Ни в коем случае.

— Мерлин, — произнесла она успокаивающе, — в чем дело? Что тебя гнетет? Скажи мне!

Я вздохнул и покачал головой.

— Пустяки, пройдет. — Почему-то я вспомнил о Мелвисе и заговорил про него. — Скажи мне, как умер Мелвис?

— На Маридун напали, — объяснила Харита. — Мелвис разбил противника на побережье и возвращался с частью своих людей. Он попал в западню, виллу сожгли...

Пока она говорила, мое воображение наполнили картины столь жуткие, что по телу прошла дрожь. Мама прервала рассказ.

— Что случилось, Мерлин?

Прошло несколько мгновений, прежде чем я смог заговорить.

— Грядут великие испытания, — сказал я. — Многие падут во тьме, многие ей покорятся. — Я мрачно взглянул на нее; перед глазами еще стояли ужасные видения. — Воистину, никто из живущих не переживал таких бедствий.

— Я пережила, Мерлин, — молвила она в ответ на нотку отчаяния в моем голосе. — Я, и Аваллах, и все, кто были с нами.

— Мама, оглядись, их все меньше и меньше год от года.

То были жестокие слова. Не знаю, почему я их произнес . В следующий миг я готов был ослепнуть, лишь бы вернуть их назад.

Харита печально кивнула:

— Да, соколик мой. Нас меньше с каждым годом. Мой брат Майлдун умер прошлой зимой. — Она опустила глаза. — Раньше я надеялась, что твой отец... что мы с Талиесином... что в этом будущее. Однако этому не суждено было сбыться. Да, дни наши на этой земле сочтены, и вскоре мы вслед за остальными первенцами Земли уйдем в прах.

— Прости, мама, мне не следовало так говорить. Прости.

— Это чистая правда, Мерлин. Не надо извиняться за правду. — Она подняла голову и взглянула мне прямо в глаза. — Но есть более великая Правда, которая не должна умолкнуть: Царство Лета. Покуда я жива, живет и оно. И в тебе тоже, Мерлин, и во всех, кто верит и идет следом.

Царство Лета, что это? Сон о рае? Или оно может сделаться былью здесь и сейчас? Могут ли люди из плоти и крови обитать в таком месте?

С тех пор как Талиесин замыслил его, выстроил в своем сердце, облек в песню, от него нельзя отвернуться. Отречься от Царства Лета сейчас — значит признать поражение, а в конечном счете — покориться врагу. Ибо всякий раз, как миру людей предстает видение более великого блага, за него надо бороться, пусть даже ценой собственной жизни. Все остальное оскорбляет Великий Свет, который пронизывает и оживотворяет эту мечту. Отвернуться от заведомого блага — значит сознательно повернуться к злу.

Талиесин взвалил на мои плечи огромное бремя, ибо это мне выпало въявь создавать Царство Лета. Будь у меня его голос, его дарования! Я бы песней вызвал к жизни блаженный край!

Вот! Я вижу его с арфой в руках, из-под пальцев рвутся дрожащие ноты, лицо лучится отраженным сиянием песни... да какой песни!

Слова льются из его рта, словно из живой двери Иного Мира, волосы поблескивают в свете факела. Весь мир, затаив дыхание, вслушивается в захватывающую красоту его песни... Я вижу его и плачу. Отец! Я так тебя и не знал!

Я пробыл в Инис Аваллахе до новолуния, вбирая душой безмятежную тишь острова. Я знал: спокойствие понадобится мне в предстоящие бурные дни.

Потом холодным и ясным утром мы с Пеллеасом выехали на долгий, непосильный труд: спасать Остров Могущественных.

Я разыскал Аврелия и Утера в дороге: они возвращались, разгромив Вортигерна. Старый Лис плохо кончил — сгорел вместе с башней, в которой укрылся, покинутый соратниками. Даже его сын, Пасцент, бежал, бросив отца на произвол судьбы. В итоге бой получился короткий и решительный. Братья все еще были полны возбуждения, когда я встретил их чуть севернее Глева, возле которого они окончательно разбили Вортигерна.