— Пожелай мне удачи, — говорит она Мине через плечо. — Кто знает, что я найду.

Пало-Альто, Калифорния, 2005 год

Сомер

— Представьте себе, что вы сильное, величественное дерево. Глубоко дышите животом.

Женевьева — инструктор по йоге — лавирует между десятками подопечных, и ее успокаивающий голос звучит то из одного угла зала, то из другого. Сомер стоит идеально: руки вытянуты над головой, ладони прижаты друг к другу. Стопа одной ноги плотно прижата к колену другой, а сосредоточенный взгляд направлен на маленькое белое пятнышко на кирпичной стене напротив. Врикшасана — поза дерева — не давалась ей с самого начала, когда она пару месяцев назад только пришла на йогу вместе с Лизой. Сомер всегда начинала шататься на одной ноге и падала, в то время как остальные спокойно стояли дальше. Однажды после занятия Женевьева сказала Сомер, что секрет упражнения заключается в том, чтобы успокоить мысли и сконцентрироваться на настоящем моменте. В едва заметном изменении точки сосредоточенности, в этом крошечном сдвиге сознания заключалась колоссальная разница. Вместо того чтобы пытаться сохранить равновесие, Сомер нашла точку на противоположной стене и направила взгляд на нее. Поток энергии сразу же выровнялся, и она перестала падать. Сегодня Сомер стоит во врикшасане идеально неподвижно вместе с остальными до тех пор, пока спокойный голос Женевьевы не призывает всех перейти к следующей позе.

Сомер ходит в студию йоги с амбициозным названием «Революция» два или три раза в неделю. Просыпаясь после первых занятий с болью во всех мышцах, женщина понимает, сколько воды утекло с тех пор, как она последний раз заставляла свое тело работать. Раньше она бегала, пока не начинало колоть в легких, или плавала до появления приятной усталости в мышцах, так бывало во время каждой ее короткой беременности. Когда двадцать с лишним лет назад тело перестало работать, как полагается, Сомер перестала считать его чем-то важным для себя. Если у нее начинала болеть спина или возникала аллергия, она только злилась на свой стареющий организм, который в очередной раз подвел ее. Каждая новая поза в йоге была для Сомер вызовом не только потому, что у нее отсутствовала растяжка или привычка к скручиванию, но еще и потому, что женщине приходилось изучать собственное тело заново, узнавать, какие мышцы оказывались самыми неподатливыми, какие суставы меньше всего гнулись. Ей приходилось быть осторожной, чтобы сначала понять границы своих возможностей, а уже потом начинать работать над тем, чтобы эти границы расширить. Со временем у Сомер начало меняться привычное отношение к телу, которое предало ее много лет назад.

Все изменилось в тот день, когда Женевьева обратила внимание группы на дыхание.

— Вы задерживаете дыхание? — спросила она учеников. — Если вы задерживаете дыхание после вдоха, спросите себя, почему вы боитесь выдохнуть? А если задерживаете после выдоха, то что мешает вам снова вдохнуть?

Сомер осознала, что она задерживает дыхание как на вдохе, так и на выдохе. А значит, не раз обвинявший ее Кришнан был прав: ею управлял страх.

Через три месяца независимой жизни Сомер обнаружила несколько способов борьбы с одиночеством. По четвергам она занимается итальянским с Джорджио, голос которого куда более сексуален, чем его тело старого седого сицилийца с выглядывающей из ворота рубашки растительностью на груди. Сомер начала изучать язык, готовясь к поездке в Тоскану. В рабочие дни, когда она была занята в клинике, а улицы Пало-Альто кишели студентами, новый уклад жизни кажется Сомер вполне сносным.

В выходные куда сложнее. Время едва ползет, и ей подолгу не с кем перекинуться словечком. Обычно Сомер планирует на вечер ужин или прогулку с Лизой, которая в совершенстве освоила стиль жизни немолодой одинокой женщины. И все-таки именно по выходным Сомер больше всего скучает по прежней жизни с Крисом. Ей безумно не хватает ленивого утра, когда они подольше оставались в кровати, читая газету. Когда день сменяется вечером, она мечтает о том, чтобы пройтись под руку с мужем до ближайшего тайского ресторанчика и съесть по миске густого карри с кокосовым молоком. Лежа в кровати, Сомер скучает по ощущению тяжести от руки Криса на своем теле. Глядя на студентов в городке, она пытается вспомнить то чувство беззаботности, которое они с Крисом испытывали во времена учебы. Она наслаждается воспоминаниями о тех днях, когда в их жизни только появилась Аша — маленький бутончик, раскрывавший перед родителями свои лепестки. Они смеялись над каждым ее словом и действием. Женщина вспоминает поход в зоопарк, когда они застряли у клеток с обезьянами, потому что дочка не давала им уйти, пока они оба не продемонстрировали, как животные кричат и двигаются. Вспоминает их отпуск в Сан-Диего, когда шестилетняя Аша закопала Криса в песок по самую шею и он заснул прямо на пляже.

Только со временем Сомер смогла понять, как много времени посвятила Крису и Аше. И хотя за все эти годы она многим пожертвовала ради них и порой сожалела о загубленной карьере, без мужа и дочери в ее жизни все равно не было бы ни смысла, ни полноты. Даже теперь больше всего Сомер ждет утра воскресенья, чтобы прийти домой и в назначенное время вместе с Крисом позвонить Аше. Крис разговаривает с дочерью намного дольше, но сейчас Сомер не придает этому такого значения, как раньше. Нередко у нее выступают слезы на глазах, когда она слышит голос находящейся за тысячи миль Аши. Сомер понимает, что они с Крисом только притворяются, изображая перед дочерью счастливую семейную пару. Но те тридцать минут разговора и чашка кофе на кухне с Крисом ничуть не кажутся ей притворством.

Сомер не успевает оглянуться, как наступает время шавасаны — расслабляющей позы, выполняемой в последние десять минут занятия. Поначалу женщина приходила от этой асаны в ужас. Лежать в зале без дела, наедине со своими беспокойными мыслями, вихрем проносящимися в голове! Она думала о том, что Аши нет рядом, о ее гневе, о собственном противостоянии с Кришнаном, об упущенных карьерных возможностях, о неустроенности в будущем. Шавасана — поза мертвеца — подразумевала полное расслабление ума и тела и была врагом Сомер, единственным моментом, когда ей приходилось оставаться наедине со своими страхами и темными мыслями. Как только они появлялись, от них было уже не отделаться. Когда Сомер оставалась одна, они заполняли собой все ее время. Душа болела от одиночества, а в квартире поселилась тишина.

Однажды воскресным утром Сомер лежала в постели, считая оставшиеся до звонка дочери часы. И вдруг ей пришло в голову, что все ее попытки защитить дочь привели к абсолютно противоположному результату. Страх не давал ей отпустить Ашу. Вцепившись в девочку мертвой хваткой, она добилась прямо противоположного — оттолкнула ее от себя. Как с позой дерева: Сомер теряла равновесие из-за чрезмерных усилий.

Как-то утром перед работой Сомер стояла под душем до тех пор, пока не пошла холодная вода. Сначала она спохватилась, что израсходовала всю горячую воду, но вспомнила, что после нее мыться уже некому, а потому воду экономить незачем. Именно тогда Сомер допустила мысль о том, что в какой-то момент перестала выстраивать отношения с супругом. Она всегда ждала, что Крис будет приспосабливаться к культурным традициям ее страны, как это и было поначалу. Так было, когда они взяли ребенка из Индии, когда муж скучал по дому, даже когда просил ее поехать с ним. Сомер казалось, что она и так много сделала для своей семьи. Мать всегда говорила ей, что секрет счастливого брака заключается в том, чтобы каждый из супругов отдавал столько сил, сколько может. И еще немножко. Где-то в этом «немножко», в том маленьком отличии, в великодушии без сведения счетов, и заключалась разница между счастливыми и не очень счастливыми браками. Каждый раз, когда Сундари задавала очередной вопрос об Индии, а у Сомер не находилось на него ответа, потому что это никогда не приходило ей в голову, женщина невольно осознавала, что ее жизнь могла бы сложиться иначе. Все, что она отталкивала от себя, можно было принять. Небольшой сдвиг в сознании, едва заметное изменение точки сосредоточенности, и разница могла стать колоссальной.