— Все, просто нужно было немного освежиться. Я готова. Идемте, — Аша старается говорить как можно убедительнее. Они идут дальше, пока девушка не останавливается перед халупой, возле которой сидит женщина в выцветшем зеленом сари. Одной рукой она держит маленького ребенка, еще двое детей жмутся к ее ногам. Левая рука от локтя до края сари покрыта черными синяками. Женщина время от времени что-то помешивает на огне и кормит рисом младенца.

— Как думаете, она поговорит с нами? — спрашивает Аша Парага и наблюдает за тем, как они переговариваются.

Женщина показывает рукой на свой рот.

— Она спрашивает, дадите ли вы ей что-нибудь… немного денег на еду, — поясняет Параг. Аша достает из кармана банкноту достоинством в пятьдесят рупий и протягивает женщине. Та прячет деньги в складках сари. Когда она улыбается, видно, что у нее нет передних зубов.

Аша набирает побольше воздуха.

— Спроси, как давно она попала сюда и откуда приехала.

Параг долго беседует с женщиной. Во время разговора та машет свободной рукой, показывая на лачугу, а затем на какое-то место в отдалении.

— Она живет здесь, в этом доме с тех пор, как вышла замуж два года назад. Раньше она жила там, — Параг указывает куда-то вглубь трущоб, — с родителями.

— Здесь в Дхарави? Как долго она прожила здесь с родителями? — переспрашивает Аша, не в силах поверить, что в таком месте люди могут жить поколениями. Городские власти преподносили трущобы как временное пристанище.

— С детских лет, сколько себя помнит, — передает ответ женщины Параг. — Она говорит, что этот дом лучше, чем у ее родителей. Здесь живут только они с мужем и дети. А там ютились восемь или десять человек.

Он говорит так, будто просто докладывает о погоде, будто в содержании его сообщения нет ничего шокирующего. Аша предполагает, что, возможно, он делает это нарочно, чтобы вывести ее из себя.

— Ей нравится… она счастлива здесь? — задает очередной вопрос Аша, понимая, насколько глупым он может показаться женщине, которая всю жизнь живет в трущобах, но девушке не приходит на ум ничего лучше.

— Она говорит, ничего. Ей бы хотелось когда-нибудь жить в нормальном доме, но денег пока недостаточно.

Аша думает о банкноте в пятьдесят рупий, припрятанной в сари этой женщины, и о том, сколько таких же бумажек в кармане у нее самой. Их общая сумма равна примерно десяти американским долларам.

— А где работает ее муж?

— Он работал рикшей, — говорит Параг и замолкает, чтобы дослушать ответ. — Работал с напарником посменно, но два месяца назад потерял место, потому что пил и опаздывал.

— Чем они теперь зарабатывают на жизнь?

После того как Параг переводит вопрос, женщина смотрит на котел. Она опускает ребенка на землю, и тот шустро убегает вместе с другими детьми. Женщина отвечает, понизив голос.

— По вечерам она ходит в бордель, — говорит Параг. — Тут рядом есть один. За несколько часов ночной работы она получает пятьдесят рупий, потом возвращается домой. Она говорит, что детей с собой не берет, оставляет с соседкой. Она не хочет, чтобы дети видели это место и знали, что там происходит. Она не хочет, чтобы они что-то поняли.

Аше с трудом верит в услышанное.

— Этого достаточно? Я имею в виду, пятидесяти рупий…?

— Она говорит, этого хватает на то, чтобы накормить семью. И надеется, что муж скоро устроится на работу, чтобы ей больше не пришлось ходить туда.

У Аши снова все плывет перед глазами, потому что она опять не знает, о чем еще можно спросить. К тому же девушка не уверена, что сможет вынести еще что-то. Она смотрит на Мину, и та кивает ей. Аша пробегается глазами по списку вопросов в блокноте и усиленно моргает, пытаясь сосредоточиться.

— Сколько ей лет? — задает последний вопрос Аша.

Переводчик разговаривает с женщиной, которую тянут за сари подбежавшие к ней дети. Мать наклоняется, чтобы снова взять на руки малыша.

— Двадцать, — отвечает она.

Аша невольно содрогается при виде женщины, которая живет в нищете и вынуждена продавать себя ради того, чтобы просто выжить. Несчастная провела здесь всю свою жизнь. У нее трое маленьких детей, пьяница муж и почти нет надежды на лучшую участь.

Они с Ашей ровесницы.

На обратном пути в редакцию журналисты не разговаривают. У Аши перед глазами проплывают только что увиденные сцены, она будто снова слышит немыслимые истории. Девушка чувствует на себе взгляд Мины.

— Ну, что скажешь? — прерывает молчание наставница. Ее вопрос звучит мягче, чем ожидала Аша.

Признаться ли ей, в каком она ужасе оттого, что в этой стране люди живут вот так? Что у маленьких девочек никогда не будет возможности пойти в школу, потому что они вынуждены заниматься работой по дому уже в три года? Что отсутствие ног у ребенка никому не кажется чем-то ненормальным?

— Я думаю, для начала неплохо, — говорит Аша. — А тебе как кажется?

— Думаю, ты хорошо справилась. У нас появились хорошие истории, очень характерные для Дхарави. Есть ли что-нибудь, что ты упустила и хотела бы узнать в следующий раз? — спрашивает Мина.

— Мы не поговорили ни с кем из мальчиков. И мужчин. На самом деле, я что-то и не увидела ни одного.

Аша смотрит из окна на переполненные в разгар рабочего дня тротуары.

— Почему, когда я иду куда-нибудь, на улицах полно мужчин, а в Дхарави сегодня мы видели одних только женщин?

— Понимаешь, Аша, — объясняет Мина, — так же как существуют две разные Индии для богатых и бедных, существуют и разные Индии для мужчин и женщин. Территория женщины — это дом. Она заботится о семье, дает распоряжения слугам. Территория мужчины — за пределами дома. Работа, походы в рестораны. Вот почему, когда ты, будучи женщиной, идешь здесь по улице, то ощущаешь себя в меньшинстве. На улицах только мужчины. И они порой не прочь повысмеивать тех из нас, кто отважился высунуть нос из дома.

Аша вспоминает не один раз попадавшихся ей на улицах мужиков, которые присвистывали и пялились ей вслед, тем самым вызывая острое желание применить приемы самозащиты, отработанные на занятиях в студенческом общежитии.

— К тому же это не просто так кажется, это факт, что в этой стране нас меньше. Ты же знаешь о том, что за уровнем рождаемости в Индии следят очень плохо? У нас появляется около девятисот пятидесяти девочек на каждую тысячу мальчиков.

Мина смотрит прямо перед собой и добавляет:

— Похоже, Индия-мать любит своих детей не одинаково.

Мумбай, Индия, 2004 год

Джасу

Джасу просыпается обессиленным, хотя день еще не начался и до смены есть время. Прошлой ночью он опять проснулся в поту и подскочил на кровати, пытаясь дотянуться руками до вечно ускользающей лопаты. Она всегда исчезает, стоит ему открыть глаза. Джасу задыхался, его сердце бешено стучало, а лицо и грудь были мокрыми от пота. Кавита положила мужу на лоб влажную тряпку и попыталась успокоить, чтобы он снова заснул. Но ничего из того, что предпринимает жена или в чем он сам пытается себя убедить, не помогает. Сегодня, перед тем как отправиться на фабрику, ему придется зайти в храм.

Он бежит и вскакивает на подножку уже отъезжающего поезда. В то утро мужчина понимает, что его молодость ушла, и в какой-то момент его охватывает страх, что он может соскользнуть с подножки. Джасу не верится, что он ездит на этом поезде каждый день с тех пор, как поселился в Мумбай четырнадцать лет назад. Его передергивает при мысли о том, как мало он знал тогда о жизни в этом городе и тех трудностях, с которыми ему пришлось здесь столкнуться. Порой он видит того себя среди новоприбывших: каждый день на фабрику в поисках работы приходят мужчины в простой деревенской одежде. Теперь он мастер, и именно ему приходится отказывать им, зная, что из-за этого несколько деревенских семей могут остаться вечером голодными. Джасу заглядывает этим мужчинам в глаза и видит все трудности, которые выпали на их долю, и страхи, которые их терзают. Все они, как когда-то он сам, приехали сюда в ожидании, что большой город обеспечит им хорошую жизнь и достаток, но получили полную противоположность.