На прошлой неделе в цех с черного входа постучал босоногий молодой человек в рваной рубахе. За его спиной стояли четверо детей и беременная жена. Он сказал Джасу, что им негде остановиться. Он был почти сломлен, когда Джасу объявил ему, что на фабрике нет вакансий.

— Пожалуйста, сагиб, пожалуйста, — тихим голосом умолял он Джасу, так чтобы его семейство не слышало сквозившего в нем отчаяния. — Я буду делать все, что вам нужно. Любую работу. Хотите, буду подметать пол? Чистить туалеты?

Парень сложил ладони в умоляющем жесте, словно в молитве. Джасу дал бы ему работу, если бы только мог. Ведь даже в должности мастера у него не было полномочий решать подобные вопросы. Он протянул бедолаге банкноту в пятьдесят рупий и сказал, чтобы приходил через месяц. Ему становится не по себе при виде таких семей, тем более что себя он считает счастливчиком, поскольку его такая судьба миновала. Прошло без малого пятнадцать лет после того, как он покинул родной дом и приехал в этот чужой город. И только сейчас у него наконец появились хорошая работа, стабильный заработок и приличный дом. Да, он пахал для этого, как вол, и все же Джасу понимал, что во многом ему просто повезло.

На этом отрезке жизни у него было столько моментов, когда все могло обернуться плохо. Травма, которую он получил много лет тому назад, могла быть гораздо серьезнее. Он мог потерять руку или ногу, как это произошло со многими другими мужчинами, и ему пришлось бы просить милостыню на улице вместе с остальными калеками. В тот единственный период безработицы он почти сбился с пути: пьянствовал, спустил практически все деньги семьи и почти угробил собственную жизнь. Его спасла Кавита. С годами Джасу все отчетливее понимал, что все, чего им удалось добиться, произошло только благодаря жене: ее силе, любви и уверенности в своем муже. Если бы у них было несколько детей, возможно, он, как тот парень в рваной рубашке, отчаялся бы от катастрофической нехватки рупий. Хотя на самом деле, если бы у них было несколько детей, он, наверное, не возложил бы все свои надежды на Виджая, вставшего на преступный путь. Джасу вспоминает все важные решения, которые они принимали с момента рождения сына. Многие из них были сделаны ради Виджая. Джасу не может припомнить ни одного случая, когда их выбор был бы неверным. Он делал все, что, по его мнению, отец должен был сделать для сына, и все же Виджай разочаровал их. Джасу всегда был уверен, что хорошо понимает, как будет лучше для его семьи, но возраст и опыт смягчили его характер.

Джасу сходит с поезда на железнодорожном вокзале Викхроли и направляется к небольшому храму в паре кварталов от станции. После ночных кошмаров его часто сюда тянет. В последнее время он приходит в храм каждые несколько дней. Это скромное здание, которое внешне ничем не отличается от других построек поблизости. Джасу оставляет шлепанцы за дверью и проходит мимо расположенного у входа белого мраморного фонтана. Опустившись на колени и закрыв глаза, мужчина мысленно возвращается к единственному моменту за всю его жизнь, о котором он сильно жалеет: к той ужасной ночи, когда Кавита дала жизнь их первому ребенку. Это было сиюминутное решение, принятое всего за несколько секунд, но даже спустя двадцать лет Джасу не может смириться с ним. Он чувствует тело извивающегося на руках младенца и летящие ему вслед крики Кавиты. Он отдал девочку двоюродному брату, который должен был как можно скорее избавиться от малышки. Сам Джасу присел на корточки возле хижины, закурил биди и ждал.

Увидев возвращавшегося из леса с лопатой в руке брата, Джасу понял, что все кончено. В мимолетных взглядах, которыми они обменялись, каждый прочитал осознание жуткой правды. Джасу так и не рассказали, где похоронен ребенок. Он знал, что брат не стал говорить ему, решив, что Джасу это безразлично. Но на самом деле Джасу не спросил об этом, потому что не смог бы этого вынести. В тот день он всего лишь сделал то, чего от него ждали. Так же поступили другие его кузены, и точно так же сделают его родные братья. Джасу даже не думал, что у него была возможность выбора. Но только до тех пор, пока не увидел, как двоюродный брат возвращается с лопатой. Только тогда он понял, что ошибался.

Долгие годы Джасу не допускал и мысли, будто его решение было неверным, хотя он очень долго не мог найти в себе силы снова взглянуть в глаза Кавите и увидеть ее израненную душу. Боги избавили его от совершения того же греха во второй раз. Когда повитуха сказала ему, что младенец умер во сне, потому что был слишком слаб и не пережил первой ночи, Джасу вздохнул с облегчением. Но даже эта божья милость не облегчила глубокой скорби Кавиты. А у него не хватило духу защитить жену от осуждения своей родни. «Две дочери, — говорили родители, — значит в прошлой жизни нагрешила». Они хотели, чтобы он выгнал ее и нашел себе другую жену. Родители заставили их пойти на УЗИ во время третьей беременности и дали ему денег, чтобы Кавита прямо в той клинике сделала аборт, если бы это понадобилось. Тогда он и решил во что бы то ни стало уехать из родительского дома, пусть ради этого и придется покинуть Дахану и подвергнуть себя риску. Джасу всегда претил выбор между уважением к родителям и опекой жены, но они сами вынудили его. Даже несмотря на то, что мать с отцом изменили свое отношение к Кавите после рождения Виджая, Джасу уже не мог воспринимать их так, как прежде. И сейчас, навещая родную деревню, он не в силах смотреть на двоюродного брата без воспоминаний об утре, когда кузен шел с лопатой в руке.

Они с Кавитой никогда не говорили о той ночи, ни разу. Джасу не позволяли поднять эту тему как гордость, так и стыд. Он знает, что из-за содеянного выглядит чудовищем в глазах жены, а возможно, и перед лицом божеств. Большую часть жизни Джасу пытался воздать Кавите за ту единственную ночь, показать ей, что он может быть хорошим человеком, и доказать божествам, что достоин своей семьи. Он знает, что сделанного уже не изменить. И он отчаянно пытался оставить грех в прошлом и построить другое будущее: новый город, новый дом, новая работа. Все это позволило Джасу немного оправдаться перед собой, но не лишило его чувства вины, которое тяжким грузом лежало на сердце. Кошмары на время прекратились. Их не было на протяжении тех нескольких лет, когда все наконец наладилось. Но потом настал ужасный вечер, когда они обнаружили дома полицейских с обыском.

Как только у Виджая начались проблемы, кошмары не только вернулись, но стали мучить Джасу еще больше. Он понял: все, что было главным источником гордости в его жизни, в итоге обернулось величайшим разочарованием.

Мумбай, Индия, 2004 год

Аша

Аша слышит, как за окном воркуют голуби, и поворачивается лицом к утреннему свету, струящемуся сквозь темные хлопчатобумажные занавески. Она перекатывается на другой бок, сладко потягивается и выгибает спину. Даже через громкое гудение кондиционера ей слышно, как дадима рассыпает на балконе птичий корм. Она делает так каждое утро. Дадима говорит, что голуби не только священные создания, но и ее самые преданные друзья. Они составляют ей компанию каждое утро на протяжении пятидесяти с лишним лет, пока она живет в этой квартире — с самого переезда к родителям дададжи после свадьбы.

Дадима описала свою покойную свекровь как набожную женщину с доброй душой, каждое утро посещавшую расположенный за углом дома храм. Благодаря ее кротости и доброте, ладить с ней было легче, чем с большинством свекровей. Дадима считает, что именно это счастливое обстоятельство помогло ей с легкостью пережить первые годы замужества. После смерти свекров она унаследовала титул родоначальницы всего клана Тхаккар. Эту подробность семейной истории Аша узнала от бабушки во время утренней прогулки на четвертый день после приезда в Индию. И сейчас только предвкушение очередной задушевной беседы с дадимой заставляет Ашу подняться с кровати в столь ранний час.