В жилах застыла кровь: совсем рядом прозвучал жуткий потусторонний смех. Смеялась женщина.

– Не видать весны! Не видать тепла! Всё теперь уж кончится…

Колясика окружали. Неизвестно откуда выбирались уродливые грязно-ледяные звери, они скалились и щерили шипастые шкуры. Звери жаждали крови.

Миг, и первый из своры бросился на парня. Солнечный луч на мгновение выхватил длинный обломок льда, Колясик схватил его, словно меч, и быстрым движением снёс голову ледяной твари.

Свора напустилась гурьбой. Звери кусали, терзали, рвали. Ледяной меч горел в руках Колясика, пронзая страшные пасти и рубя безобразные тулова. Твари всё прибывали. Колясик рухнул на колени, спасения не было.

Внезапно бойня закончилась. Свора услужливо расступилась.

– Не успеешь! Всё теперь кончится… – прямо на Колясика шла страшная белая женщина. Рот перекошен отвратительной усмешкой, вместо глаз – льдины. В них он узрел свою смерть.

Она протянула длинную руку к Колясику, и его тело от колен начало покрываться ледяной коркой.

Колясик заорал. Заорал как никогда в жизни. Не от смелости, от отчаяния.

– ВРЁШЬ! – с диким криком Колясик метнул верный клинок. Меч угодил точно в цель. Ледяные глаза удивлённо воззрились на клинок в груди. Ведьма дёрнула меч и продолжила шаг.

Колясик пал ниц и зажмурился. Послышался нарастающий треск. Зияющая дыра в груди белой женщины дала трещину.

Ведьма истошно завопила, сделала шаг, другой и… взорвалась мириадами колючих осколков. Чудища сгинули без следа, на небосклоне воссияло закатное солнце.

Машенька!

Колясик заставил себя встать. К саням! Его повело в сторону, но шага он не сбавил.

Машенька уже не плакала. Она быстро и мелко дышала и смотрела на Колясика раскрытыми от ужаса глазами. Сани тонули в стылой воде. Девочка беспомощно вскрикнула, и через долю секунды ледяные воды сомкнулись над её головой.

Колясик был человек простой и любил, чтобы всё было правильно. Он понимал: прыгни он сейчас в воду, обратно может и не вернуться.

Колясика смерть страшила. Но было что-то страшнее, чем смерть. Что-то, чему он не мог дать названия. Он это чувствовал нутром. Чувствовал так же остро, как и то, что за зимою придёт весна.

Вдох. Кожу нестерпимо обожгло. Грудь сдавило, сковало морозом. Страшная судорога свела всё тело. Где-то рядом билась в конвульсиях Машенька. Обмякла.

Ты только дождись, маленькая!

Чудовищным, нечеловеческим усилием он заставил себя плыть.

Колясик не смог бы потом объяснить, как всё закончилось. Как он сумел с помощью ключа от конюшни разогнуть доски, словно капканом державшие ножку Маши. Как вытащил девочку на поверхность. Как обмороженный, обессиленный, израненный дотащил её до безопасного берега. Как услышал голоса людей совсем рядом. Как из последних сил дождался, когда леденящее душу безмолвие девочки сменилось мучительным кашлем и жалобным плачем, и только потом потерял сознание.

Колясик проснулся в красивой незнакомой комнате, залитой солнцем. За окном отбивала дробь капель. Что-то переменилось в окружающем мире…

Весна!

Перед ним сидела Машенька. Солнечный луч подсвечивал её спину, и силуэт девочки окаймлял золотой ореол. Внимательные глаза цвета талой озёрной воды глядели тепло и чутко.

– Весна как есть, – залюбовался Колясик.

Машенька улыбнулась, и Колясик улыбнулся в ответ.

Влетела Любаша. Волосы растрёпаны, глаза красные. Смотрела она по-иному. Как если бы Колясик вдруг вымахал за ночь сантиметров на тридцать да в плечах раздался раза в два.

– Колясик, ты… – девушка осеклась.

Внезапно в комнату ввалилась толпа. Сперва участковый Михей, за ним голова Егор Карпыч на пару с Максимом Дмитричем, отцом Мирона. Следом и сам Мирон.

– Мир вашему дому, – суетливо начал участковый Михей. Ответа не последовало, и Михей продолжал:

– Что же это ты, Коляси… То есть, Ковалёв, утварил? – качал головой участковый. – Кража, ущерб имуществу… Нанесение вреда здоровью! Инна с сотрясом, между прочим, лежит!

Михей распалился и сердито пушил усы. Карпыч согласно кивал. Дмитрич сверлил Колясика недобрым взглядом.

– Коней выкрал, – зло пропыхтел Дмитрич.

– Так уж и выкрал, – огрызнулся Колясик.

– Сани! Новые! С иголочки! Утопил! – смешно причитал Карпыч.

– Так уж и новые, – хмыкнул парень.

– Ты мне это брось! – гаркнул Михей. – Вот отлежишься малёк… Ладно Мирон хоть был!

Достало. Колясик уже поднимался, как вдруг…

– Врёт он всё, Мирон ваш! – голос Машеньки звенел от гнева. И откуда только смелость взялась!

– Цыц, мелкая. Что б ты понимала, – в голосе Мирона была угроза.

– Любаша, ну скажи ты им! – отчаянно закричала Машенька.

Любаша побледнела и опустила глаза.

Она рассказала. И про коней. И про сани. И про то, как увидела спину сбегающего Мирона на озере. Про Колясика с бездыханной Машенькой.

Дмитрич отвесил Мирону звонкую оплеуху и выгнал сына взашей. Следом засеменил Карпыч.

Участковый Михей растерянно захлопал глазами.

– Ух я вам тут! – для порядка пригрозил он пальцем и вышел вон.

Максим Дмитрич дело с участковым, конечно, утряс. Не последним всё-таки человеком в деревне был. Колясик на Мирона обиду держать не стал: уж больно у того отец был суровый. Тут и правда с катушек слететь немудрено. Вскоре Миронова семья переехала в город, с глаз долой.

Много тогда судачили. Про Колясика столько народ напридумывал, что хоть падай. Он и сам порой не знал, что правда, а что вымысел.

Колясик в деревне стал уважаемым человеком. Иные даже пророчили, что быть ему деревенским головой годков эдак через двадцать. И Колясиком его больше никто уж не называл. Звался он теперь не иначе как Николаем, а жену свою, Марию, он всегда величал своею весной.

Возле ресторана к Роджеру подбежал попрошайка. Темноглазый, лопоухий мальчишка лет тринадцати.

– Дядь, дядь! Возьми три дня! За десятку отдам!

Он поморщился и отвернулся от парня, делая вид, что закрывается от сквозняка, мешающего прикурить.

– За пятёрку! – крикнул мальчишка и снова встал перед Роджером.

– А ну-ка вали отсюда! – массивный охранник косолапо, как будто на овальных ногах, направился к попрошайке. Тот испугано зыркнул на амбала и быстро скрылся где-то за забором парковки.

Роджер невозмутимо курил, слушая отголоски тягучей, заунывной скрипки, игравшей в ресторанном зале.

– Что же вы отказались от такого выгодного предложения? – точно в тон этой скрипки раздался голос позади него. Он обернулся.

На лестнице у входа в ресторан стояла женщина. Высокая, в чёрном вечернем платье. На её острые азиатские скулы упала резкая тень во время затяжки. Роджер невольно залюбовался этим живым, но как будто бы постановочным портретом.

– Взяли бы сами, раз считаете это выгодным.

– А я и беру, – худые, полуобнажённые плечи женщины подпрыгнули вверх.

– И что, много уже вот так набрали?

– Много. На две жизни хватит. Могу и у вас купить.

Женщина была заметно пьяна, а Роджер не располагал настроением продолжать с ней беседу. Невнятно попрощавшись, он пошёл к парковке.

– Послушайте! – она махнула рукой. – Вы меня не подкинете? Здесь один поворот, до гостиницы. Не хочу ждать такси.

Скорее от неожиданности, чем из вежливости Роджер согласился.

Пошатываясь на каблуках, она пошла вслед за ним и села на заднее сидение. Машина начала медленно выезжать из парковочных рядов. Пьяная спутница настаивала на продолжении беседы.

– Я Энна.

– Что ж. Будем знакомы. Я Роджер.

– Роджер, вы не купили у этого мальчишки время, потому что это противоречит вашим принципам. Я права? Да? Да? – она ухмыльнулась и самоуверенно ответила на свой же вопрос. – Да-а-а. По вам видно. А я всегда покупаю. Всегда. Не потому, что хочу жить вечно, просто считаю, что время должно быть у тех, кто его действительно ценит. Вот вы… Вы ведь с юга? У вас сильный южный акцент.