– Конечно. Но вряд ли захотите. ОуДи меняет жизнь к лучшему, вы в этом скоро убедитесь. Степень удовлетворенности нашим продуктом составляет 99,9 %.

Молодой человек оказался прав – Тихорецкий действительно быстро привык к браслету и не хотел снимать его даже ночью. Счастье началось с бытовых мелочей: Павел Николаевич больше не колебался между чаем и кофе, не терял время в магазине в тщетных попытках выбрать рубашку нужного цвета, не сомневался, какой фильм посмотреть субботним вечером и что съесть на ужин. Он даже купил машину, перестав наконец бесконечно обдумывать, стоит ли комфорт в теплом салоне по пути на работу баснословных трат на бензин и стоянку.

Павел Николаевич попытался было поспорить с ОуДи всего один раз, когда тот предложил ему вместо бортпроводницы Ирины обратить внимание на неприметную продавщицу сувениров Машу. Впрочем, спор быстро угас после того, как браслет вывел на экран кривую вероятности побега Ирины с одним из пилотов-международников, а также степень фрустрации, которая неизбежно накроет Тихорецкого по этому поводу. Павел Николаевич сник и молча стер сообщение, предназначавшееся Ирине, а наутро возле здания аэропорта купил для Маши большой букет крашеных голубых гвоздик. ОуДи бесстрастно моргнул, одобряя выбор как цветов, так и дамы сердца, и переключился на другие задачи.

С Машей Павел Николаевич быстро набрал пару – тройку килограммов и мог бы набрать ещё, если бы ОуДи не гонял его три раза в неделю на пробежку. Браслет тщательно следил за здоровьем подопечного, хотя порой и позволял Павлу Николаевичу расслабиться, если тому это было действительно нужно. После тяжелой смены он даже автоматически загружал в автомобильный навигатор маршрут до ближайшего магазина со спиртными напитками. В общем, ОуДи был идеален.

Постепенно Павел Николаевич стал полагаться на браслет во всем и, сам того не заметив, вообще перестал что-либо решать. Случайные воспоминания о том, как он вел себя в прошлом, не приносили ничего, кроме чувства стыда, и Тихорецкий постарался запрятать их как можно дальше. Никогда еще жизнь не казалась такой безмятежной, спокойной и легкой. Если он о чем-то и жалел, так только о том, что не обратился в Центр Совершенного Человечества раньше. Подумать только, ведь он мог избавиться от страхов и стресса еще 10 лет назад. Что ж, от ошибок в прошлом никто не застрахован. Хорошо хоть, в будущем их можно избежать. С небольшой помощью, конечно.

Смена подходила к концу, оставалось принять лишь небольшую Цессну, отправленную к ним из Осинки на запасной аэродром. «Да, Осинке сегодня не позавидуешь, – Павел Николаевич вспомнил метеосводку и поежился, – в Снежино, конечно, тоже подморозило, но хоть не критично». Правда, капитан только что севшего боинга из-за изморози на полосе проскочил рулежку, но диспетчера это не беспокоило – уберут минут за десять, а Цессна пока покружит. «Пусть посидят в тепле еще немного», – подумал он о пассажирах боинга: чартер прилетел из Таиланда, и Павел Николаевич представил, как люди в салоне нехотя меняют сланцы на сапоги и забираются в колючие свитеры, ойкая, если узкая горловина царапает обгоревший нос. Стюардесса тщетно уговаривает всех занять свои места, но пассажиры, осмелевшие – ведь сели уже – не слушают, толкаются, тянут с полок мятые пуховики… Интересно, как там в Таиланде? Может, поехать? Надо вечером посмотреть, что на это выдаст ОуДи, можно, наверное, даже с Машей вместе собраться…

– Снежино-подход, Голд 38, – в наушники ворвался знакомый голос. Игорь, друг Павла Николаевича, работал пилотом у Голдов – частной авиакомпании, перевозившей в основном небольшие группы вахтовиков. Обычно их самолеты гоняли в Осинку, но, когда Осинский аэродром закрывался по погоде, как сегодня, сажали в Снежино. «О, Игореха, – обрадовался Павел Николаевич, – классно, смены совпали». Предвкушая скорую встречу с товарищем, он отдал тому команду уйти пока на второй круг: пассажирский боинг все еще занимал полосу.

– Не имею возможности, – отрапортовал Игорь сухо, сделал паузу и добавил не по уставу, – нас сначала в Сырой Лог отправили.

Павел Николаевич почувствовал, как ладони внезапно стали холодными и мокрыми: фраза Игоря могла означать только одно – на второй круг борту не хватит топлива. Он вспомнил, как друг как-то давно по секрету жаловался, что руководство Голдов экономит и заправляет самолеты с минимальным запасом. Если из Осинки они ушли сначала в Сырой, а Сырой закрылся около часа назад по метели, то к Снежному Голд-38 подошел почти пустым. «Он упадет, – с ужасом подумал Павел Николаевич, – в лучшем случае на полосу, в худшем – на город». По инструкции Тихорецкий не мог дать разрешения на посадку: полоса занята, там пассажиры, может, даже дети, это угроза, риск, господи, какой же это риск… Павел Николаевич сглотнул, внезапно разозлившись на Игоря – тот не признался в эфире, что идет на остатках, за такое ведь не просто лицензии лишат… Формально ситуация штатная, по регламенту диспетчер обязан отправить борт на второй заход, но ведь он, Павел, знает! Он догадался, и сейчас эта жуткая догадка тикала в голове, как старые антикварные часы: тик-так, тик-так, время идет, что же ты будешь делать, мальчик в облезлых кроссовках?

Павел Николаевич, колеблясь, посмотрел на запястье – браслет переливался всеми цветами радуги, привлекая внимание, и яростно вибрировал: кортизол зашкаливает, ситуация опасная, необходимо срочно открыть протокол оптимального решения. Успокаивая себя, Тихорецкий потянулся к кнопке вызова протокола – решение будет логичным, максимально адекватным ситуации и единственно правильным. Каков бы ни был исход, его оправдают: технология не подразумевает ошибки, она и разрабатывалась для таких критических ситуаций – исключить человеческий фактор, а выбор подружек и бургеров на ужин – всего лишь приятный бонус. Всё, что нужно сделать – это открыть и принять протокол. А он, Павел, лишь исполнитель, не более. Но руки трясутся… Впервые в жизни, судорожно прикидывая размеры полосы и габариты Цессны, Павел Николаевич боялся чужого выбора. Он догадывался, какое решение примет умный браслет, и от этого решения веяло болью и злостью. В висках стучало: Я могу их посадить. Шанс есть, пусть небольшой, но… Шанс для восьми вахтовиков и двух пилотов. А что такое этот шанс для ОуДи? Степень удовлетворенности составляет 99,9… Одна человеческая жизнь – ей сколько процентов отводится? Семьсот тридцать седьмой – 189 пассажиров… В голове Павла мелькали не связанные друг с другом картинки: люди в пуховиках, уставшая бортпроводница, похожая на рыжую Польку, молодой человек в белом халате, тайские пляжи, ракушки, мама, успокаивающая маленького Пашу после разговора с отцом, вечно улыбающаяся Маша с кастрюлей борща, Альбина в узких джинсах – калейдоскоп остановился, Альбина посмотрела на него разочарованно: «Дурак ты, Паша, ох какой же ты дурак!» Павел Николаевич сделал глубокий вдох, снял браслет, бросил под стол, чтобы не отвлекал своей цветомузыкой:

– Голд 38, приступайте к снижению…

– Фитиль горел пять минут двадцать секунд. Обычно мы с Кравченко прыгали в шлюпку-двойку и гребли к мине. В это время катер уходил на безопасное расстояние. Мы поджигали бикфордов шнур, вешали патрон на рог, делали последний толчок вёслами и «бежали». Катер полным ходом шёл навстречу, метрах в шестидесяти мы пересаживались на него, шлюпку крепили на буксир, тральщик отрабатывал полный назад. У нас оставалась пара минут, чтобы уйти от взрыва. Обычно. Тридцатого декабря сорок пятого года всё пошло не так.

СИД передёрнулся от воспоминаний, номер 761 на его груди пошёл рябью. Душа БОТ 3311 слушала, и он продолжил.

– В тот день мы утюжили минное поле без Кравченко, потому что у Зины съехал серенький фильдеперсовый чулок и она заскочила в ближайшую парадную, чтобы поправить туалет. Через три секунды туда же влетел Кравченко, увидел её румяное бедро и понял, что готов смотреть на него всю жизнь. У них было сорок восемь часов на свадьбу, медовый месяц и заодно Новый год, а у нас – тёплая зима и приказ очистить фарватер.