— Что мы будем делать? — спрашиваю у Найджела.

Бабушка подписала все бумаги, которые нужны были для продажи нашего хиленького домика. Мне нужно было обосноваться ближе к университету, в который я планировала поступать следом за Айком. Прошло больше недели, Айк позволил нам остаться у него, пока бабушка не разберётся с покупкой дома. Она едва ходила, пила таблетки, я помогала ей, как могла. Тогда мы с другом поняли, что долго это длиться не будет. Она умерла в четыре часа утра с кипой бумаг на коленях, в старомодном скрипучем кресле. Возможно, она знала, что её жизнь подходит к концу и нашла для меня удобное жильё. Его оставалось только купить, но она не успела. Она оставила меня без крыши, с большой суммой на руках. Мать Айка помогла устроить похороны, целиком распорядилась деньгами и стала заниматься моим опекунством, подняв все свои связи и связи моей бабушки. Безусловно, она недолюбливала меня, а напускная забота проявлялась только по просьбе её сына.

— Не выгнать же мне её посреди ночи! Мы войдём. Незаметно.

— Твой план не внушает доверия, — говорю я.

— Иначе нельзя.

Мы продвигаемся к дому. Конечно, первое, что мы делаем — дёргаем ручку, и дверь оказывается банально закрытой.

— В моей спальне окно можно открыть с улицы, — уже шёпотом вспоминаю я. — Раньше оно шаталось. Как сейчас — не знаю, но давай попробуем.

Найджел заглядывает в окно и мгновенно прячется за стеной, а я приседаю.

— Двинулась! — шипит он.

В сфере Голубой Бирюзы я бегло просмотрела общие законы мира сфер, после того как Найджел в очередной раз посмеялся, что нарушал почти каждый из них. Нам запрещено наведываться к людям без надобности, тем более показывать и рассказывать о своей силе.

Сколько тогда ему лет и сколько он был узником под вниманием блистающих от гнева глаз Владычицы? Я спросила его об этом, когда мы шли по ночному городу сферы, по мягкому после ливня песку в отдалённой от селения глуши.

— О, я слишком стар для тебя, — живо отозвался он. — Я уже двенадцать лет сокрушаю фаугов. Блещи умом, вспомни уроки математики, возомни себя великим калькулятором…

— Тебе тридцать?

Тогда я вспомнила мадам Бланчефлоер, семью Бодо, Джюель — все они выглядят фантастически молодыми. Кто-то кажется старше из-за причёски или наряда, однако их лица подтянутые, отсутствует какой-либо намёк на морщинки, которые в этом возрасте давно должны были атаковать их прелестные обличья. Найджел тоже красив и молод. Его худоба значительно снижает визуальный возраст. Зато в одежде, с прямой спиной и вздёрнутым подбородком, которые скрывают его «уязвимость», он смотрится опытным покровителем с двенадцатилетним стажем.

— Если хозяйка шевелилась, не значит, что она бодрствует, — возражаю я. — Она может во сне шевелиться, я тоже так делаю. На часах два, она точно спит.

— Ладно. — Найджел поддевает угол окна. Оно настежь открывается, запуская в тёплую спальню непривычный холодок.

— Сними доспехи и обувь, шелестеть будет. Ты же не на бой собрался.

— Нас вообще-то могут подстрелить. Я, по крайней мере, могу защитить тебя от пули своим металлическим сапогом.

Несмотря на возражения, он скидывает с себя всё необходимое.

Я лезу первой, не позволяя Найджелу подсадить меня.

— Ты хоть знаешь, от чего отказалась?

— Не привык получать отказы?

Я становлюсь на мягкий коврик, тепло моментально расходится по всему телу.

Девушка в кровати снова двигается и шерудит простынёй. Она переворачивается на другую сторону и крепко обнимает уголок одеяла.

— Остановись, — произносит она осипшим голосом. Найджел прекращает перелезать, зависши в дикой позе — одна его нога находит в воздухе, а другая на подоконнике. Мы переглядываемся. Он улыбается. Лучшее время для смеха!

Я рискую сделать шаг и заглянуть в лицо хозяйки. Выдыхаю, и заманиваю покровителя рукой — девушка разговаривает во сне.

Найджел ступает босыми стопами на линолеум и следует мимо меня. Он как можно тише открывает двери. Я выхожу за ним, напоследок взглянув на спящую владелицу моего бывшего дома.

Как гид, проводящий экскурсию для посетителей, я опережаю Гальтона, и без единого слова указываю, где искать.

Я отодвигаю некоторые шкафы, тайники, даже нишу в полу, где бабушка прятала соленья от жары, но там оказываются совсем незнакомое мне барахло или пустота.

— Милдред, — зовёт Гальтон. — Мы ничего здесь не отыщем. Есть кладовка, сарай, подвал?

— Кладовка! — вспоминаю я. Встреча с домом, где я выросла, выбил меня из колеи. Я борюсь с желанием ринуться в спальню бабушки и найти хоть какие-то пожитки. Мама Айка от них избавилась и не сообщила мне даже каким способом. Большинство моих вещей, которые мне больше не нужны были, эта противная женщина тоже утилизировала. Друг убеждал, что она сделает всё возможное, чтобы я не отправилась в дом для сирот, и просил потерпеть её ворчание и косые взгляды. Пиявка с такими же чёрно-коричневыми волосами, как у её собственного сына, забыла обо мне. Если бы она узнала, что это случится, то закурила бы очередную «сигарету после счастья».

Я отвожу Найджела наверх. Одна деревянная ступенька скрипит под тяжестью покровителя, а следующая ломается с громким треском.

Мы с ним без слов понимаем, что нужно делать. Бежать.

Мы несёмся в кладовую, которую бабушка строго-настрого запрещала посещать, не скрывая шума. Найджел зачёсывает руками свои волосы и падает на пол, доставая коробки.

Это вещи бабушки. Что-то здесь осталось нетронутым чёрной пиявкой. Я роюсь в какой-то огромной бумажной коробке, но только позже понимаю, что здесь нет знакомых вещей. Шарф, которым она укутывалась в зимнюю прохладу, оказался обыкновенным обрезком старой простыни, рамки с чёрно-белыми фотографиями изображали совсем иных людей, а не ту длинноволосую распрекрасную девушку. Я решаю помочь Найджелу, подлетаю к нему и вытаскиваю из ящика мешочки, тетради и справочники. Книга рецептов. Я заглядываюсь на почерк. Она расписывала каждый рецепт, несмотря на плотный рабочий график. Чтобы разнообразить рацион неблагодарной беловолосой дьяволицы. Ненавижу себя за это.

Почему? Почему я осознала свою вину, только когда единственный родственник исчез из моей жизни?

Дверь резко отворяется, ударяясь о стену с неимоверным грохотом. Хозяйка направляет на нас два пистолета. Я инстинктивно поднимаю руки, чтобы она не стреляла. Только я здесь боюсь за свою жизнь. Найджел даже при смерти будет ругать меня за то, что моя кончина свалилась на его плечи.

— Руки вверх, засранец! — рычит коп, устремляя взгляд на покровителя.

— Приветик, — весело произносит он, махая одной рукой, второй. Теперь мы застываем в одинаковой позе. — Закрой глаза, Милдред. Не будем утруждать криминалистов, когда они найдут нас в луже крови.

Я молниеносно выполняю его требования. Покровитель становится передо мной. В ушах шумит — мы больше не в моём душном и тесном домике.

Я опираюсь на дерево, попавшее в поле моего зрения.

— Всё было зря, — выговариваю я. — Только скажи, что о нашем нарушении закона никто не узнает. Особенно Владычица, готовая вцепиться в твою глотку за орфографическую ошибку.

— Пускай красавица с пистолетами будет долго обо мне вспоминать. Это ещё один из законов, на который многие плюют. Кто-то совокупляется с людьми — им ничего не говорят. Родятся новые покровители!

— Возможно, они не рассказывают о своих силах!

— Ох, как же ты ошибаешься, — в тон отвечает Найджел.

Мы ещё некоторое время спорим и я припоминаю ему, что он оставил свою обувь и доспехи у окна. Сейчас он в одних штанах и рубашке с босыми ногами. Покровитель отмахивается, ссылаясь на то, что мои возмущения напрасные.

— Я спешу обрадовать тебя. Не знаю, что внутри, но выглядит как что-то ценное. И личное.

Найджел достаёт из-за пазухи небольшую плоскую шкатулку. Я быстро оказываюсь подле него.

Заржавевшие петли протяжно скрипят. Сверху лежит спрессованная фотография в плохом качестве и чёрно-белой расцветке. Бабушка стоит под пышной берёзой, совсем молодая, а рядом мужчина. Он также молод и улыбается во все зубы, глядя на любимую. Это её муж, мой дедушка, родной отец Джюель.