В геометрическом орнаменте в качестве основных элементов можно выделить крест и его половину, угол и точку, а также уже встречавшееся нам пересечение лент. Крест и его половинки образуют здесь розетки с зеркальной симметрией, как крин и полукрины в растительном орнаменте. Более сложных розеток с многократным повторением этих элементов в геометрическом орнаменте нет (табл. 118, 2; 119, 2).
В геометрическом орнаменте есть розетки с осевой симметрией, образованные пересечением лент, т. е. плетением (табл. 118, 5). Они могут быть воспроизведены только вращением вокруг своей оси, как редко встречающиеся розетки с осью вращения в растительном орнаменте.
Кружок и угол образуют примитивные мотивы в розетках и более сложные — в бордюрах.
Бордюр в геометрическом орнаменте рукописей богаче, чем в растительном. В нем участвуют три основные элемента, но больше всего разнообразия дает один из них — пересечение, многочисленные варианты которого мы находим в плетенке (табл. 118, 6-10; 119, 6-10).
В целом растительный и геометрический орнамент в рукописях находится в равновесии, в гармонии. Ее сообщают одни и те же принципы построения композиции при других основных элементах. Излюбленной в обоих случаях остается розетка с зеркальной симметрией или ее половина (табл. 116, 1, 2; 118, 1, 2). Бордюры геометрического орнамента состоят из горизонтальных или вертикальных лент повторяющегося мотива (табл. 116, 6–8; 118, 6–8). Существенным отличием геометрического орнамента является преобладание осевой симметрии, обусловленной такими элементами, как пересечение лент и круг с точкой.
Все виды переплетения, образующие характернейшую композицию геометрического орнамента — плетенку, — дают примеры осевой симметрии, в растительном орнаменте рукописей не популярную.
Богатство орнаментации рукописей стимулировалось технической простотой воспроизведения любого мотива путем простого калькирования, в других видах искусства невозможного.
По другому обстоит дело с орнаментом перегородчатых эмалей, фресок и мозаик Софии Киевской, тех вариантов блестящей полихромии средних веков, знакомством с которыми Русь обязана Византии. В них, бесспорно, господствует растительный орнамент, геометрическому же отведена второстепенная роль. Однако его основные элементы те же, что и в рукописном орнаменте (табл. 116, 118). Бедность геометрического орнамента восполняется здесь разнообразием растительного.
В резьбе по дереву и кости он, напротив, преобладает (табл. 119). При тех же основных элементах он образует, особенно в костерезном деле, множество оригинальных композиций. Присутствует здесь и розетка с осевой симметрией (табл. 118–119, 4), и промежуточные между розеткой и бордюром формы (табл. 118–119, 5). Растительный орнамент, особенно в дереве и кости, значительно беднее.
В черневом деле с гравировкой, столь близкой рисованию, таились большие возможности для орнамента. И действительно, на украшениях с чернью наряду с богатым растительным получил развитие геометрический орнамент. В первую очередь это касается плетенки, различные варианты которой часто встречаются на обручах. По всей вероятности, трудные для рисования и тем более для гравировки мотивы плетенок, особенно в сочетании с фигурами зверей, переводились художником непосредственно с рукописных инициалов. При территориальной близости золотых и серебряных дел мастерских и скрипториев, находившихся часто под крышей одного княжьего двора, это было вполне возможно. Не случайно инициалы рукописей так похожи иногда на графику черневых обручей и колтов. По всей вероятности, именно этим объясняется богатство растительной и геометрической орнаментации, которой поражает русская чернь. Это объясняет и то, что именно черневое дело отразило новые явления в орнаментации рукописей: проникновение в композиции византийского стиля, столь полно запечатленного в эмалях, начатков другого стиля — звериного, или тератологического. В рукописях он достиг зрелости только в XIII–XIV вв., в эпоху, когда черневое дело пережило свой расцвет.
Интересно, что начало тератологии уловили далеко не все области искусства. Так, в каменной скульптуре Владимиро-Суздальской Руси, несмотря на многочисленные звериные мотивы, ростки нового стиля вовсе не ощутимы. Здесь мы видим расцвет византийского стиля с его богатством растительной орнаментации и строгим ритмом композиций с зеркальной симметрией (табл. 117). Такие элементы, как переплетение (плетенка), здесь редки. Из сравнения орнамента, бытовавшего в разных областях прикладного и монументального искусства Древней Руси на протяжении XI–XIII вв., можно сделать ряд выводов.
Как видно из данных табл. 116–118, в орнаменте Древней Руси, исполненном в разном материале и техниках, царило большое внутреннее единство. Оно выражалось в том, что мотивы каждой отдельно взятой области искусства сводились к одним и тем же простейшим элементам, а все композиции строились на основании одних и тех же видов симметрии. Это одинаково верно для областей искусства, воспринятых из Византии в готовом виде, и для таких ремесел, как резьба по кости и дереву, ткачество, шитье, много веков развивавшихся у славянских племен и вошедших в культуру Руси как наследие.
Геометрический и растительный орнаменты запечатлели два хронологических пласта в орнаменте Руси. Первый уходит в глубокую древность, второй окончательно формируется, очевидно, уже в государственный период. Интересно это отразилось в ювелирном деле. По справедливому наблюдению В.М. Василенко, в украшениях VIII-Х вв. царил геометрический орнамент. Золотые и серебряные украшения с зернью и сканью он считает лучшим воплощением характерного для этой эпохи в прикладном искусстве Руси «изысканного геометрического стиля» (Василенко В.М., 1977, с. 114, 115). Искусство «малых форм» — ювелирное дело и дальше чутко реагирует на изменение стиля. В XI — начале XII в. украшения с перегородчатой эмалью запечатлели новый, «византийский» (или «старовизантийский») стиль. Мы видели, как органически переплелись в нем элементы геометрического или растительного орнаментов. Орнаментация серебряных украшений с чернью отразила становление нового стиля — тератологического. Что можно сказать о взаимоотношениях этих двух стилей на основании приведенного материала?
Прежде всего, условимся, что надо понимать под термином «тератологический стиль». Конечно, не изображения зверей и чудовищ. Они встречаются и в византийском орнаменте. В белокаменной резьбе храмов они составляют существенную часть орнамента в целом (Вагнер Г.К., 1964, с. 106–127). Но растительная орнаментация храмов Владимиро-Суздальской Руси представляет собой развитой своеобразный вариант византийского орнамента, и звери и чудовища на их стенках ничуть не мешают этому.
Очевидно, суть тератологического стиля не в обилии «звериных» сюжетов. Суть его в изменении ритма орнамента, в появлении новых композиционных решений, основанных в противоположность излюбленной ранее зеркальной симметрии на осевой симметрии — симметрии вращения. Особенность тератологического орнамента — переплетение зверей и птиц и утрата последними реальных форм — оказывается производным моментом, прямо связанным с воцарением в орнаменте осевой симметрии, так как сам принцип ее порожден пересечением, не характерным для византийского орнамента.
Осевая симметрия, изредка появлявшаяся в «византийском» орнаменте (табл. 116, 4), теперь завоевывает ведущее место. Действительно, такие мотивы, как розетки с осевой симметрией, плетенка, далеки от статики византийского орнамента и как бы взрывают его изнутри. В постепенном переходе от византийского стиля орнаментации к тератологическому есть момент отрицания старых принципов и замены их прямо противоположными — явление, характерное для всякой эволюции. В этом смысле тератологический орнамент — результат внутреннего развития. Однако это вовсе не значит, что внешние воздействия надо сбросить со счета. Они давали новые образцы, новые композиционные решения — необходимую пищу для начавшегося сложного процесса созревания нового стиля в орнаменте. Взаимодействие двух этих явлений — внутреннего и внешнего — и было основою сложения тератологического стиля. Надо прибавить, что он не вытеснил до конца византийский, а как бы наложился на него. Вся последующая история русского орнамента дает этому много доказательств.
