Это было понять можно не сразу, но толстяк, когда мы таки за ним пришли, выглядел как-то странно: словно нашкодивший котяра. Уточняю — толстый котяра, что важно. И, можно было бы скинуть это на то, что ему стыдно за его вероломную попытку спасти кого-то, но я пятой точкой чувствовал, что он что-то скрывал. Если так подумать, почему он сразу к нам не вышел? Ладно сначала слушался сестрицу, а когда всё утихло? Почему не вышел, скорее всего, плача, к нам?

— Что ты уже сделал? — прищурившись, решил начать с приветственного наезда я.

Девчонку мы отправили спать: кажется, она простыла. Начала кашлять и чихать, появился насморк. И зачем только в такую погоду выбежала на улицу?.. По крайней мере, сможем поговорить в более приватной обстановке.

— С-старший наставник…

Толстяк начал сильно запинаться, его взгляд заметался в поисках поддержки, однако встретить её ему было не суждено — моя компания, имея жизненного опыта уж поболее, сразу поняла, что он что-то успел сделать такое, в чём сильно боялся признаться. И что это за запах вокруг него? Мне же кажется?..

— Я твой глава, — напомнил я, умудряясь смотреть на мелочь заметно выше меня свысока. — Что ты уже сделал? Не смей врать или недоговаривать мне, мелочь: я всё равно всё узнаю. — Вздохнул, решив поменять кнут на пряник: — Не расстраивай меня, Ким Бо Гён. — Толстяк едва не вытянулся, чем меня, если честно, немного обидел — запоминаю я имена, запоминаю! — Скажи честно. Не усложняй.

Толстяк, кусая губы, чувствуя такую вину, что и за километр несёт (нет, я серьёзно, что это за запах вокруг него, да и словно… серое что-то?), достал из-за пазухи старую книжечку. Мы сразу поняли, что за искусство в ней было.

Ну да, ну да… Ох, дурачье малолетнее…

— Я… — показал он взглядом на палатку. — Глава Ан Хаян, я н-нашёл там одно искусство…

Насколько я понимаю, палатка, куда закинули дочь торговца с толстяком, была чем-то типа небольшой кладовки, куда сбрасывали разный мелкий хлам. Включая людской, угу.

— И ты решил сразу попробовать его выучить? — потёр я глаза.

Не говорите мне, что он освоил его так быстро. Не надо! Даже учитывая наличие опыта по управлению Ци, даже беря во внимание, что он сможет направить весь свой негатив в нужное русло, и даже беря гипотетическую возможность того, что толстяк самостоятельно сел, открыл книжку, которую вообще непонятно как нашёл, и смог это всё рекордно быстро понять и попробовать освоить…

Какого хрена так быстро?!

— Мне нужна сила! — сжал решительно кулаки толстяк, видимо, желая запустить монолог-катсцену о печальном детстве и прибитых к стене игрушках. — Я не хочу быть обу… Глава, зачем вам ножн… А-А-АЙ!!

Получив ножнами по заднице, толстяк подпрыгнул и попытался, проявив чудеса сообразительности, сбежать, но ему преградили дорогу сестрица с читакой. То, что недомелочь решила присоединиться к этапу воспитания — удивительно, учитывая её любовь к детям.

— Прости, малыш Ким Бо Гён, но ты перешёл черту, — стала совсем мрачная сестрица.

Читака важно покивал.

Понимая, что бежать некуда, толстяк в ужасе повернул на меня голову.

— Г-глава…

— Постарайся громко не кричать, — нехорошо улыбнулся я. — Иначе наши новые слуги ещё надумают чего.

Наверное, не очень хорошо проводить такие воспитательные мероприятия, когда толстяка и так хорошо избили, но он далеко не простой ребёнок: на нём всё заживает, как на собаке, да и его болевой порог явно много выше простых и далеко не простых людей, так что…

Плач толстяка, полный обиды, кажется, слышала и последняя белка в лесу.

На следующее утро, когда погода уже совсем наладилась, мы начали собираться, вместе с этим отдав приказ зевакам-новичкам сворачивать лагерь. Явно плохо спавшие разбойники (точнее, отныне младшие члены моего… м-м-м, клана, выходит?) косились на меня как на чистое воплощение древнего демона, бодря своим негативом с самого утра, так что утро началось хорошо. Проблема возникла откуда не ждали — состояние девочки.

— И что ж ты будешь делать… — устало вздохнул я.

Девчонка, лежа на единственной на весь лагерь кровати, тяжело дышала и то и дело кашляла. Девчонка была бледнющей, словно прямо сейчас к праотцам отправится. На её лбу можно было спокойно жарить яичницу — я у себя вообще не могу вспомнить такой температуры в прошлой жизни, поболеть успел достаточно.

— Лекарств здесь нет, — отпустила руку девочки сестрица, открыв глаза. Кажется, с помощью Ци исследовала её тело. — Оппа, я смогу подпитывать её своей Ци, но без должного ухода ей может стать хуже.

— Значит, нужно как можно быстрее передать её семье, — вздохнул я. — Как её зовут хоть?

— Её отец торговец, глава, — совсем тихо поделился информацией толстяк, не поднимая на меня взгляд. Обиделся. — Скорее всего, нам нужно вернуться в город, и передать страже.

Всезнайка разглядывал девчонку нечитаемым взглядом, кажется, пытаясь что-то вспомнить. До этого он как-то особо не обращал на неё внимание, но тут, заострив свой взгляд сначала на зелёных одеждах, затем, следуя какой-то логической цепочки, косился на её уже распущенный куст, принялся думать.

В какой-то момент он достал свою тетрадку и начал в ней что-то быстро искать. Девочка, немного придя в себя, едва-едва приоткрыла глаза.

— М-меня зовут Ян Ён Хи…

— Я-ян Ён Хи?! — едва не вылетели глаза из орбит у читаки. Он захлопнул книжку, уставившись на девчонку так, словно выиграл хороший такой джекпот. — П-пропавшая дочь Двуличного Серебряного Торговца, Ян Ён Хи?..

— Двуличный Серебряный Торговец?! — прошептала шокировано сестрица. — Хван Мун Су, у него была дочь?..

Братец с сестрицей стали выглядеть так, будто только что ограбили казино.

Мы с толстяком переглянулись.

— А… а это они… — толстяк выглядел немного смущённым.

— Жульё, — пожал я плечами. — Что с них взять…

Вот, странная ситуация — с одной стороны, похищенную дочь вернули и даже живой, но с другой стороны — мало того, что она оказалась больна, так ещё и вернули те, кто, фактически, её и похитил! Тут же оно как исторически сложилось — сначала «пойманной» цели (в данном случае, нам) дают по почкам, а только потом уточняют, та ли она цель, и не ошиблись ли они, если вообще на месте не добьют — здесь ситуация похожая, но по почкам мы ещё не получали, ибо все понимали, что и сами вдруг могут заработать пару лишних кровоизлияний. Право слово, если бы я самолично не показался и своей мордой тупо сбил всех с толку (хоть какая-то практическая польза, серьёзно), то могла возникнуть вполне себе реальная заварушка.

Как можно понять, вернулись мы оперативно, как и оперативно договорились о встрече — ой ли, когда толпа стражи ходит и кого-то ищет, понять, кого конкретно — достаточно легко.

Впрочем, это так, быстро пройденный этап.

Сидеть напротив скромно выглядящего мужичка средних лет, абсолютно ничем не примечательного и… какого-то скучного, было удивительно страшно: его взгляд. Мне он совершенно не нравился. Наверное, тут опять играло главную роль моё уникальное восприятие в состоянии внетелесности — я умудрялся видеть и ощущать то, что другим было если и подвластно, то исключительно на каком-то подсознательном, животном уровне.

Серые глаза мужичка вызывали во мне подсознательное чувство того, будто меня сейчас жестоко кинут, а потом я ещё и должен буду. Право слово, будто бы кредит в банке решил взять. На самом деле, должен признать, что во внешности во всех смыслах скучного дядьки была своя особенность — оттенок серых глаз торгаша был удивительно насыщенным, и я даже начинаю понимать, почему его прозвали «Серебряным Торговцем» — не только из-за его серебряного богатства, но и из-за глаз.

Моя компашка, состоявшая из двух жуликов, успела меня частично просветить в личность этого во всех смыслах двуличного типа, который ещё до полномасштабной войны двух фракций тихонько торговал всем чем только возможно как с Альянсом Праведников, так и частенько с самыми разными демонюгами, — было бы удобнее, если бы демонические мастера собрались в какой-нибудь «Альянс Демонов», но… увы. Он смотрел исключительно на выгоду и не боялся отправиться за богатством хоть на край света, прокручивая через весь Мурим такие суммы, что и у глав сект поседеют волосы на заднице. Занимался он всем этим крайне скрытно и осторожно, никогда не показывая своего влияния, но в какой-то момент оступился и потерял самое ценное, что у него было — дочь.