– Леди, вы не сердитесь на меня, – Зуля стояла перед гостьей с самым виноватым и покаянным видом, – но давайте оставим это дело. Неловко мне… Вы леди, гостья, и вдруг как батрачка… Нехорошо это. Пусть всё будет как прежде. Нам привычно, а вы скоро домой вернётесь.

Казалось бы, вот он повод бросить возиться с проклятым камышом – пусть его мыши сожрут! – сесть на лавку подле очага и успокоиться, но та самая, невесть откуда взявшаяся внутренняя сила, заставила сказать: «Нет!» Сказать и продолжить начатую работу.

– А ведь и впрямь так лучше. И дышится легче.

Зуля, стоя на пороге, осматривала освободившийся от камыша, чисто выметенный пол. Только Элия, легонько подтолкнув её в спину, не дала долго любоваться сделанной работой.

– Нам ещё обед готовить.

На столе лежали три вида кореньев, в корзинке выбранная из сети свежайшая рыба и в туеске какая-то крупа.

– Ты из этого похлёбку варишь? – рассматривая продукты поинтересовалась баронесса.

– Ну да… только рыбу выпотрошить надо, – кивнула хозяйка.

– А ещё почистить овощи, тщательно выбрать и промыть крупу, – дополнила девушка.

– Зачем?

– Чтобы еда была безопасной и вкусной.

Зуля, заметив, что леди морщит носик на рыбу, взяла неприятную работу по чистке улова на себя, при этом успевая наблюдать и дивиться, как тонкие пальчики ловко держат нож и сноровисто снимают кожуру с картошки. Всё-то у неё аккуратно получается, без лишних брызг и грязи на столе. И овощи тоже ровненько порезала, а не абы как накромсала. Хотя какая разница, если всё равно жевать будут?

– А теперь запоминай, – Элия ещё раз сполоснула рыбу в чистой воде и выбрала из улова всю мелочь. – Сначала варим бульон…

– Чё? – незнакомое слово ввело молодку в ступор.

– Отвар из мяса, рыбы или овощей называется бульон. Так вот… из мелочи и обрезков крупной рыбы, – одним ударом ножа девушка отделила голову у самой крупной рыбы, вторым отсекла хвост, – мы сварим основу для похлебки.

Подвесив котёл над пламенем очага, женщины вернулись к столу, и Элия стала показывать, как перебрать и промыть крупу.

– Никогда такое не делали… – не то чтобы сопротивляясь новому или возражая, но как бы объясняя реальность, в которой жила до того, сказала Зуля, выбирая мелкие камушки, испорченные крупинки и ещё какой-то мусор из рассыпанных по столу зёрен.

– Напрасно. Ты же видишь, сколько здесь лишнего, а мы ещё и не промывали крупу. Добавит ли это всё, – кивок на край стола, куда складывали лишнее, – вкуса твоему обеду?

– Булён кипит! – подхватилась хозяйка, вроде бы и понимая правоту гостьи, но не желая сразу соглашаться с ней. Ещё непонятно, что по советам леди они наварят. Вдруг такая еда мужу не придётся по вкусу?

Совместными усилиями не то помогая, не то мешая друг другу, леди и селянка рыбный суп всё же сварили. Хоть и ворчала Зуля, что слишком много возни с такой готовкой: бульон от ненужной рыбы процеди, продукты клади в свою очередь, следи, чтобы похлёбка не выкипела и не переварилась, ещё и зелень непонятную покроши и добавь, но, попробовав результат совместного труда, согласилась, что оно того стоило.

Да и Вен с Паком, вернувшиеся вечером после трудового дня, ели с таким аппетитом, какого молодка за ними никогда не замечала.

– Леди… – Вен был слегка смущён тем, что отказывает высокородной в просьбе, но и согласиться на заведомую бессмыслицу не мог. – Ну а как дождь пойдёт? Всё разбухнет, потом потрескается, мебель начнёт расшатываться, скрипеть и в конце концов рассыплется. Мы, леди, не столь богаты, чтобы заниматься такими глуп… ох!.. чтобы так судьбу испытывать. Стояло всё со времён прадеда и пускай дальше стоит.

– Дождя ещё две недели не будет! – с уверенностью человека, знающего, о чём говорит, заявила Элия. – А мебель вашу со времён прадеда никто не чистил и от насекомых не обрабатывал. Заведутся древоточцы – сожрут быстрее, чем рассохнется. Да и клопов в щелях уже столько, что простым окуриванием их не вытравить. Как можно жить, когда каждую ночь паразиты жрут?

Вен хоть и делал вид, что слушает, кивая каждой фразе, но из всей эмоциональной речи гостьи услышал лишь одно.

– Точно дождей не будет?

– Точно!

– Ох, леди, тогда и вовсе нет минуты лишней. Без дождей вода спадёт и не получится сплавить дуб к городу. Там, на выходе из нашей протоки, мель коварную намыло, а осадка у бревна глубокая. Тяжёлое оно, застрять может. – Сказав это, Вен повернулся, ища глазами Пака, а заметив брата, позвал: – Поторопимся.

Младший со дня появления в их доме спасённой девушки старался быть рядом с ней, но не выказывал даже грана мужского интереса или похоти. Вен однажды в Храме видел, как истово верующие смотрели на святые реликвии Небесного наставника. Все эти дни у нерелигиозного брата – какие боги у недоумка? ­– взгляд был такой же. Вот и сейчас Вен зовёт его идти на берег, а тот в его сторону даже не смотрит.

– Стоять! – сказано было так, что и суетливый Вен, и медлительный Пак замерли, как солдаты на городском плацу в праздник. – Дождей не будет, но вода не спадёт, успеете вы своё бревно без трудностей сплавить. Вынести вещи из дома недолго, вы дольше отговариваетесь. Или хотите чтобы мы с Зулей стол во двор сами вынесли?

Последний вопрос был как удар ниже пояса, коварный и болезненный. Обещал, когда замуж звал, что и беречь будет, и не обидит никогда, а то, что гостья столом называла, чуток полегче бревна, что ждёт их на берегу. Куда им, двум девчонкам худосочным, такую громадину с места сдвинуть?

– Пошли, брат, – вздохнул Вен и шагнул в сумрак дома.

Выполнив все указания Элии, Вен едва не за руку уволок брата на берег к бревну, на которое глава маленькой семьи строил большие планы. И вновь до первых звёзд парни пилили, рубили, складывали поленья в аккуратные одинаковые кучки и накрепко их связывали. Дуб дубом, но основной доход прибрежных жителей был от продажи дров, выловленных из реки, которые город потреблял в невероятном количестве. Сколько ни привези – всё мало, а перекупщики чуть ли не в драку кидаются к лодкам, гружёным вязанками так, что едва не черпают бортами воду. И ведь не одни они с братом на реке, не одни дрова возят. Ан нет – всё равно мало. Вот только платят скупо.

Однообразная монотонная работа не мешала Вену думать. И парень размышлял. Обо всём. От том, что спасённая девушка явно леди, но странная какая-то. Не стонет, заламывая ручки о судьбе несчастной и требуя к себе особого отношения, изысканной еды и… Чем там ещё высокородные от простых селян отличаются? Хотя какие они с Паком селяне? Судя по бумагам, найденным в шкатулке на дне сундука, после смерти родителей прадеду герцог даровал не только надел земли в районе села Овечье и освобождение от подати на пять поколений, но ещё и наследуемое, пусть и безземельное – не считать же клочок земли, занятый домом, огородом и загоном для скота феодом – баронство. Расскажи кому, умрут со смеху. Барон фу-ты ну-ты дю Овечье.

Похоже, именно потому, что не случилось семье разбогатеть, пожалованное великородство было спрятано на дно самого большого сундука.

А девчонка не проста. Зуля ночью нашептала, что хоть и сказалась беспамятной, но как хозяйство вести, твёрдо знает и строгости господской не утратила.

– Разве так бывает? – закончив рассказ о гостье, спросила жена, плотнее прижавшись к мужниной груди.

– Кто ведает… – сквозь зевоту ответил тогда Вен, а себе взял на заметку: прислушаться в городе, о чём народ говорит. Может, услышит чего полезное.

Через три дня вечером, после ужина, Вен объявил, что утром они с Паком отплывают в город, но фразу закончить не успел. На стол легла золотая монета:

– Завтра утром вы сходите в деревню и купите четыре больших мешка овечьей шерсти, – заявила леди и, не дожидаясь возражений, добавила: – Может быть, от усталости вы не заметили, что последние дни спите почти на голых досках, но дальше так продолжаться не может.