Сказала и только потом осознала, что даже в столь плачевном состоянии о хозяйственных нуждах печётся. Пусть и походных. Крепко же матушка в неё науку управления домом вбила.

– Дык… Я ж того… Не умею я зверя разделывать, – от неожиданно навалившегося поручения Арпак даже остановился. – Рыбу почистить и выпотрошить могу, птице голову отрубить тоже могу, а кабана… Даже не представляю, с какой стороны к нему подступить.

Сказал, хмыкнул и пошагал дальше, осторожно раздвигая ветви плечом так, чтобы сухой сучок даже случайно не задел драгоценную ношу.

– Нож у тебя есть. Только наточить надо поострее, иначе шкуру не прорежешь, хоть и есть в ней уже дыра. Всё мясо мы в любом случае не сохраним. Надо вырезать печень и длинные полосы мякоти со спины, идущие вдоль хребта. Кишки только не пропори, когда резать станешь, а то потом не отмоешься.

Казалось, что наставления эти девушка даёт, пребывая в глубоком трансе. Всё так же бледна, глаза закрыты, губы едва-едва шевелятся.

– Хорошо, леди, я попробую, – хмуря лоб, согласился парень. – Но сначала устрою вас и напою горячим отваром.

Но провалившись не то в глубокий сон, не то в спасительное забытьё, Элия ничего не ответила.

Баронесса пришла в себя под вечер, когда синие сумерки затенили и без того мрачноватую пещерку. Прислушалась к себе – тело одолевали примитивные желания: добежать до кустиков, попить и поесть. По осознанию требований организма появился вопрос: в силах ли она это проделать самостоятельно? Не услышав ни шагов Арпака, ни какого-либо иного шума, решила попробовать выбраться наружу без посторонней помощи.

Каждое движение давалось с трудом, но не потому, что сил не было, а потому, что мышцы от долгого лежания в одной позе затекли и слушались плохо. Кряхтя и охая, как столетняя старуха, девушка всё же сумела выбраться из своего укрытия. Осмотрелась и, прихрамывая на обе ноги сразу, побрела к кустам. К тем, что были подальше и погуще.

Возвращалась Элия в их маленький лагерь бодрее, издали осматривая неуклюже обустроенное хозяйство. У входа в пещеру стояли две баклаги с водой. За одну-то и ухватилась, желая утолить жажду. Попила, ещё раз осмотрелась. Костер почти потух, только по краям выжженного круга тлели угли, а над ним висел полупустой котелок с кусками мяса. Бульон явно выкипел.

Сняла варево с треноги, отставила в сторону, подгребла головёшки к центру и подбросила ещё несколько сухих веток. Жар, притаившийся под пеплом, с радостным треском ухватил подношение шустрыми языками пламени и принялся выплясывать на поленьях свой вечный весёлый танец.

Добавив в котелок с мясом воды, баронесса повесила его над костром. Помешала варево длинной деревянной ложкой, попробовав, поморщилась. В стоящем неподалёку коробе нашла мешочки с солью и специями, добавила к мясу.

Было видно: что бы ни делала девушка, она делала бездумно, постоянно отвлекаясь и то всматриваясь в кусты, то прислушиваясь к вечерним звукам. При этом постоянно, как строку молитвы, твердила:

– Куда исчез Арпак?

Поужинала, съев по требованию урчащего желудка солидный кусок мяса и запив его через край миски ароматным бульоном. Сориентировавшись на звук, сходила в кусты и нашла там привязанного ослика, объевшего все ветки, до которых смог дотянуться, сводила скотинку к реке напиться и закрепила верёвку поближе ко входу в пещеру.

– Может быть, ты знаешь, куда делся барон? – без всякой надежды на ответ спросила ослика девушка, гладя длинные пушистые уши.

Но тот только вздохнул и потряс головой, избавляясь от раздражающих прикосновений. Прибрав разбросанные по стоянке вещи, Элия ешё немного посидела у костра, задумчиво глядя на пламя и очевидно решая, что же делать дальше. Потом поднялась и объявила ослу:

– Если до утра Арпак не вернётся, пойдём его искать!

Именно с этим решением Элия и отправилась спать.

– Стежки в гобелене должны быть ровными и плотными. Всё, что украсишь такой вышивкой, будет служить долго. Начинать работу следует с левого нижнего угла, и двигаться к правому верхнему… – проткнув в очередной раз канву вышивки, чейза Лизия словно невзначай взглянула на старшую дочь, сидящую рядом за такими же, как у неё, пяльцами.

Адея, воткнув в ткань иглу с продетой в ушко нитью изумрудного цвета, смотрела куда-то вдаль, не торопясь завершить узор. Но за окном был привычный пейзаж, виденный много сот раз, совершенно не изменившийся за последние семнадцать лет. Те же далёкие вершины, сверкающие на солнце ледяными шапками, те же поля, раскинувшиеся от подножий гор до городских предместий, то же бескрайнее голубое небо. Где-то там, спрятанная от глаз соседскими домами, складами и пакгаузами, протекает красавица Грэйя, несущая воды к Океану.

Ничего не изменилось с тех пор, как она вошла в этот дом и увидела этот пейзаж из гостиной покоев хозяйки поместья. Ничего, кроме собственной жизни.

Чейза Лизия вздохнула и продолжила работу, сопровождая её наставлениями:

– Чтобы избежать перекосов и смятия полотна основы, необходимо следить за равномерным натяжением стежка, – сказав это, она незаметно для дочери усмехнулась.

Чем старше становится, тем чаще ловит себя на схожести с матерью. Нет, не внешней. Здесь чейзе Лизии не повезло – наружностью она пошла в отца. Широкая кость не оставляла ни грана возможности иметь хрупкую, трогательную фигуру. Рост – любой кавалер позавидует, разворот плеч – как у капитана городской стражи. И черты лица папенькины: крупный прямой нос, густые брови вразлёт, упрямо сжатые губы и пронзительный взгляд тёмных, как переспелые вишни, глаз. Ничего от образа эфемерного создания, воспеваемого бардами.

Маменька и сестрица Элия другие. Они тоже не похожи на изнеженных, падающих в обморок по поводу и без дочек аристократов, живущих на равнине не одно поколение. Но глаза у обеих светлые, оттенка многовекового льда из глубокой пещеры, волосы словно хорошо вычесанный лён – такие же золотистые и мягкие, а тела лёгкие и гибкие.

Схожесть у женщин рода дю Лесстион в склонности к безупречному ведению домашнего хозяйства. Сколько ни противься освоению скучных, на первый взгляд, ежедневных дел, но со временем приходит удовлетворение оттого, что вещи лежат на своих местах, кладовые заполнены правильно подготовленными для хранения припасами, во всех помещениях поместья чистота и порядок, слуги заняты делами, а с кухни доносятся аппетитные ароматы.

И пусть сейчас дочь с видимой неохотой слушает её наставление – как она сама когда-то через силу терпела поучения чейзы Далии – Лизия твёрдо уверена, что, когда наступит время, Адея сможет взять ведение дома будущего мужа в крепкие руки, как это сделала её мать, войдя в замок Лесстион, как это сделала она сама, когда управление поместьем свалилось на её плечи.

Воспоминание о трудных временах вновь вызвало невольный вздох и приподняло пышную грудь женщины.

Адея, перестав мечтать, продолжила вышивку, а её мать вернулась к воспоминаниям. Сколько ей было, когда замок отца впервые посетил помощник префекта города Марпати рыцарь Виян Педворг? Кажется, пятнадцать. Чуть моложе, чем сейчас дочь… Гость так ощутимо отличался от привычных ей мужчин, что не мог не привлечь внимание юной чейзиты. Первое, что бросалось в глаза – он был рыжим, а глаза почти жёлтые, как у горного кота. И он представлялся таким же хищным и опасным.

Должно быть, это и привлекало к нему женщин. Служанки, несмотря на строгие предупреждения матери, вдруг закружили вокруг него, как рыбки в горной речке кружат вокруг куска хлеба, брошенного в воду. Мужчина соблюдал приличия и делал вид, что не замечает такого внимания, но притаившаяся в крытом переходе Лизия, наблюдавшая сквозь щели ограждения, заметила, как он щурит глаза, как раздуваются его ноздри и как поправляет он богато украшенный пояс. Отчего-то девушке стало обидно, что рыцарь так реагирует на обычных служанок, а не на неё – баронессу дю Лесстион.