– С чего такая цена?
Братья присели напротив: Вен на кормовую лавку, Пак рядом, на чурбачок, лежащий на дне лодки. Они, может, и постояли бы, выказывая почтение, но как вести серьёзный разговор, если постоянно балансировать надо? Хоть и у причала стоят, но вода не суша – качает лодочку.
– А с того, уважаемый господин… – начал было старший, но покупатель его перебил.
– Обращайся ко мне мастер Гнит, юноша. Я герцогский краснодеревщик.
– Рад такой чести, мастер Гнит, – вежливо склонил голову Вен, а Пак молча последовал примеру брата. Но торг есть торг, и парень продолжил: – Цена такая, мастер Гнит, потому что дерево уж больно хорошее. Редкое дерево. Большое и без изъянов. Узор, опять же…
Вен кивнул на хорошо видимый срез дуба. Как уж так природа постаралась – годовые кольца шли волнами и были окрашены от светлого по краям до насыщенно-охристого в сердцевине. Мастер хмыкнул. Не думал он, что селянин разбирается в качестве древесины. Теперь не скажешь ему, что на дрова хочет бревно купить.
– Да и вы получите куда больше, чем я. – Сделав такое заявление, Вен взглянул на спокойно сидящего рядом брата, отчего-то смутился и поправился: – …чем мы. Вы же со всего прибыль получите. Кору аптекарям сдадите, опилки винокуры купят для настойки крепкой. Я уже не говорю о стоимости мебели, какую вы, мастер Гнит, сделаете из этого красавца. Потому назначить цену меньше двухсот золотых никак нельзя.
Вен шлёпнул по шершавому стволу рукой.
Кажется, брови краснодеревщика, взметнувшиеся в начале разговора на середину лба, прижились на новом месте. Никогда в своей жизни мастер не видел такого селянина. Да полноте, селянин ли он? Говорит правильно, рассуждает логично, разбирается в разделке древесины. Может, лорд какой высокогорный таким образом развлечься решил? Тогда и впрямь меньше двухсот золотых заплатить невместно. Урон чести и продавцу, и покупателю будет.
– Хорошо, молодой человек. Я покупаю ваш дуб. За двести золотых монет. Деньги вам доставят утром, – начал было подниматься с лавки мастер, но Вен его остановил.
– Не надо денег, уважаемый мастер Гнит. Вы напишите расписки. Десять штук по двадцать золотых каждая. И пусть мальчишка, что принесёт их, укажет магазины, в которых знают вашу роспись, печать и знак гильдейский. Мы там товарами запасёмся, а вы потом бумаги свои выкупите. Так, думаю, и вам удобно будет – не всю сумму разом отдавать, и нам спокойнее – меньше будет желающих сирот обидеть. Золото, оно лихих людей манит больше, чем соль, мука, крупы да ткани для бабьих юбок.
Краснодеревщик вновь хмыкнул:
– Разумно, молодой человек. Весьма разумно! – опёрся на крепкую руку Пака, вставшего ему помочь, и немного неловко – эх, годы уже не те! – выбрался на доски причала. – До утра, господа. До утра.
И пошёл к ожидавшей его свите, время от времени удивлённо хмыкая в такт шагам.
А братья чуть ли не попадали на дно лодки. Пак оттого, что равновесие едва удержал – неожиданно сильно оттолкнулся мастер от его руки, а Вен от удивления – не ожидал он такого результата переговоров. Советом гостьи назначить высокую цену и оплату взять не деньгами, а расписками, решил воспользоваться в тот момент, когда мастер Гнит спускался в лодку. Всё равно своих мыслей как и что говорить, не было. Вот и отважился – вдруг да прокатит? Странно, но получилось!
Глава 11
День был столь насыщен, что братья, завершив все дела и закончив погрузку закупленных по списку и помимо него товаров в обе лодки, рухнули на банку без сил.
– Давай поедим, а то за день горбушки хлеба на двоих не сжевали, – предложил Вен, рассматривая корзинку с припасами, взятую в трактире.
Пак не возражал. Пересев на привычный чурбачок, стал сноровисто выкладывать еду на освободившееся на лавке место. Сначала он расстелил льняную салфетку, прикрывавшую снедь, на неё выставил горшочек с паштетом из гусиных потрошков; от каравая свежего хлеба отрезал несколько ломтей, присыпал их крупной солью; очистив большую сочную луковицу, нарезал её на прозрачные перышки. Потряс было флягу, но вода в ней за день закончилась и запить ужин было нечем. Идти к фонтану, где все запасались водой, Паку не хотелось – устал. Но тут Вен, видя, как младший хмурит брови, достал откуда-то два небольших кувшина.
– Не расстраивайся, брат! Я запасся выпивкой. Вот это тебе. Здесь холодный ягодный взвар. А сам я выпью пива. Не обессудь, но тебе хмельного нельзя. Буйным ты становишься, дурным до невозможности.
Младший спорить не стал – нельзя так нельзя – ему и отвар в радость, лишь бы не идти к фонтану. Намазывая хлеб нежным паштетом, заедая бутерброд хрустящим луком и запивая трапезу каждый из своего кувшина, братья молча ели, думая всяк о своём.
– Брат, так зачем ты эти бумаги выправил? – вдруг спросил Пак и за шнурок потянул из-за ворота миниатюрный кожаный тубус. – Обещал рассказать. Я слушаю.
Вен вздохнул. Самому бы знать, зачем он это сделал. В день отплытия из дома, уже переступив порог, вдруг вернулся и вынул тот герцогский указ об их семейном праве на высокородность. А сегодня, бегая от магазина к магазину, увидел контору нотариуса. Остановился, словно на стену наскочил, а потом решительно открыл дверь, попросив Пака подождать его на улице.
– Уважаемый мэтр, можете мне снять с документа магически заверенную копию? – обратился он к владельцу конторы.
Солидный господин в коричневом бархатном сюртуке с золочёными пуговицами и кружевном воротнике в виде пышного жабо с удивлением уставился на селянина. Деревенские обычно все вопросы решали со старостой. Это он, как представитель местной власти, выдавал свидетельства личности и, если требовалось для дальних поездок, выписывал подорожные. А тут небывалое дело: мало копии снять с невесть какого документа, так ещё и магически их заверить. Но клиенты есть клиенты, потому ответил, хоть и без особой любезности.
– Могу. Что вы желаете скопировать?
– Герцогский указ.
На стол перед мэтром лёг лист качественного пергамента. На таких секретари пишут заслуженным людям перечень пожалованных им властителем льгот, наград и прочих преференций. Но где герцог и где этот невзрачный деревенский парень? Может, украл документ?
– Молодой человек, прежде чем я сделаю для вас копию, мне следует убедиться в вашем праве на владение сим указом, – стараясь явно не выказать излишнего недоверия, объявил нотариус.
– Понимаю, – спокойно согласился посетитель. – Что я должен сделать?
– Капелька вашей крови, нанесённая на край пергамента, подтвердит ваши права. Хочу предупредить, что документы подобного типа настроены как артефакты. Если законность не подтвердится, то бумага превратится в труху, а вы получите сильный магический удар. Может быть, даже смертельный.
Но Вен, даже не дослушав предупреждение до конца, уже порезал себе палец и приложил к указанному месту. Ничего не произошло, если не считать того, что золотая герцогская печать на несколько секунд ярко засветилась, подтверждая права странного селянина.
– Стоимость услуги – одна золотая монета, – объявил очередное препятствие мэтр.
И когда на стол легла требуемая сумма, нотариусу ничего не осталось, кроме как выполнить свою работу. В соседней с конторой лавке был потрачен ещё один золотой. Вен купил тот самый тубус, зачарованный от порчи содержимого, что сейчас болтается у Пака на шее.
Зачем… Эх, знать бы.
– Пак, не знаю, поймешь ли ты… – непривычный к спиртному Вен захмелел и, должно быть, поэтому решил посвятить брата в семейную тайну. – Наш прадед сделал для герцога что-то очень хорошее. Не спрашивай, что именно – я не знаю. Но властитель пожаловал ему титул барона. Безземельный, но высокородный. А поскольку мы с тобой его кровные родичи, то тоже эти… как их?… ну, ты понял. Я вот подумал: кто знает, как жизнь обернётся… Пусть и у тебя копия того указа будет. Это селянина всякий обидеть может, а знатного поостерегутся. И правильно, что ты попросил себе одежду и обувь хорошую купить. Правильно, брат… Хорошо одетый барон лучше плохо одетого селянина. Глядишь, мы тебя ещё и женим удачно. А что? Хочешь, купчиху сосватаем? Не хочешь? Может, так и лучше… Захмелел я что-то, брат… Утром ранёхонько в путь тронуться надо. Пока бриз с моря волну вверх по реке погонит и парус ветром наполнит, далеко от города уйдём. А потом вёслами, вёслами… Посплю я, брат.