Мне хочется взять на себя весь его гнев, горе и боль. Я вынесу всю тяжесть этого за него. Просто хочу забрать все это, чтобы он не казался таким ужасно испорченным миром.

Я протягиваю руку вверх и касаюсь лица. Его щека становится твердой, мускулы подрагивают под моей ладонью, но он не отстраняется и я ухватываюсь за вспышку надежды, которую он мне дает.

— Мне так жаль, я не хотела. Решимость наполняет меня, придавая сил и жду, пока он не встретит мой взгляд в тусклых тенях. — Мое сердце знает твое, Фокс Майкл Уайлдер. И всегда знало. Я никогда не забывала. — Понижаю голос. — А твое забыло меня?

— Нет. Никогда. — Это вырывается с прерывистым рычанием.

— Тогда ты должен знать, что я не предам твое доверие, чтобы причинить боль специально. Я не твой враг. Прости меня, Фокс.

Как только слова покидают меня, я обвиваю руками его шею и обнимаю. Он остается неподвижным в течение долгих секунд, и я крепко закрываю глаза, обнимая его еще крепче.

Медленно, его мускулистые руки обхватывают, пока он не сжимает меня в своих объятиях. Он зарывается руками в мое платье и обнимает.

Как будто он больше не привык к прикосновениям, как будто он не обнимался по-настоящему десять лет, когда я в последний раз обнимала его за то, что он прикрывал мне спину или смешил. Мое сердце сжимается, когда едва заметная дрожь сотрясает его широкую фигуру.

Из него вырывается тихий грубый звук, а затем он отстраняется, оставляя между нами расстояние. Он потирает рукой челюсть, а я прислоняюсь спиной к кирпичной стене, чтобы колени не подкосились. Я чувствую сдвиг, энергия очищается от того, что раньше висело в воздухе между нами, как яд.

Но когда он заговорил, низко и хрипло, мое сердце окончательно раскололось.

— Я больше не буду с тобой возиться. Теперь с этим покончено, и ты можешь жить своей жизнью. — Он делает паузу, резко дергая себя за грязные темные волосы. — Но мы не можем вернуть то, что у нас было раньше.

Неоспоримая искренность извинений Мэйзи застала врасплох, и я все еще чувствую эхо ее объятий несколько часов спустя посреди ночи. Это вызвало во мне глубокую тоску. Желание, чтобы не отстранялся так быстро, чтобы я продолжал держать ее и поцеловал еще раз.

Все эти годы я думал, что Мэйзи знала, что солгала и нарушила свое обещание, но она клянется, что не помнила, пока правда не выплыла наружу.

Я провожу ногтем большого пальца по нижней губе, глядя на ноутбук на журнальном столике.

Могу ли действительно поверить ей? Мое сердце колотится о грудную клетку, говоря мне, что я не могу доверять ей так легко. Она может повернуться и снова ударить в спину и это не то, что я смогу пережить во второй раз.

Я подавляю эти мысли и сжимаю шею. Она не могла подделать эту искренность.

Если я приму ее извинения… она действительно может снова стать моей ромашкой.

Как только эта мысль приходит в голову, моя грудь сжимается, и я прислоняюсь спиной к дивану. Сосредоточиться на том, что я получил от официанта в ресторане, невозможно. Я должен был использовать дубликат идентификационного значка, чтобы получить доступ в лабораторию Нексус изнутри и накопать компромат на Жаклин. Каждый раз, когда пытаюсь, я возвращаюсь к Мэйзи, так же неизбежно, как меняющиеся приливы и отливы океана, по которому я так скучаю.

И к ней.

Потому что я все еще скучаю по ней.

— Жалкий ублюдок, — бормочу я окружающим меня промышленным стенам.

Что-то сильно задело сегодня вечером, когда я стоял у входа в ресторан. За последние десять лет я сформировал свою вендетту вокруг всей семьи Ландри. Я наказывал Холдена и Мэйзи так же безжалостно, как хотел бы наказать их родителей, но когда сжал в пальцах ее подбородок и пристально посмотрел на них, все прояснилось.

Настоящей проблемой всегда были Ричард и Жаклин, а не мои старые друзья.

Я был настолько упрям и уверен в своей обиде на всю семью, что мог саботировать собственные усилия по их уничтожению. Вместо того чтобы тратить свое время на дерьмо на школьном дворе, с которым я набросился на Мэйзи, и на ниточки, за которые Кольт помог мне потянуть Холдена с его футбольным проектом, я должен был сосредоточить все свое внимание на двух людях, которые действительно приложили к этому руку.

Ненависть к Мэйзи за то, что она нарушила свое обещание, была старой болью ребенка, сломленного потерей и оторванного от единственных друзей, которые у меня были.

Я сглотнул комок в горле и потер жжение в груди.

Не затуманенный гневом и болью, я могу вспомнить тот день, когда нашел для нее дикую ромашку и отнес в гараж. Помню, как сильно хотел научиться ездить на папином Harley так быстро, как только мог, и представлял себе все места, куда я отвезу Мэйзи. У нас было запланировано столько приключений, включая самое главное, что я ей пообещал.

Когда-нибудь я женюсь на тебе.

Я провожу пальцами по губам и позволяю старой любви, которую испытывал к ней, разбиться о любовь, которая выросла на заднем плане, за каждой страстной мыслью, которую я когда-либо испытывал к ней.

Ненависть. Любовь. Предательство. Тоска.

Тайны этого города разорвали наш путь, но почему-то не смогли полностью уничтожить то, как глубоко связан с ней. Если бы я сказал ей об этом, она, вероятно, придумала бы этому название, например, судьба или предназначение. Мой рот искривляется в однобокой улыбке, когда я представляю, как насмехаюсь и говорю ей, что судьба — это для фантастических историй.

Теперь, когда я знаю, что она никогда не хотела причинить мне боль, чувство вины, похожее на осадок, поселяется глубоко в моем нутре. Я был таким засранцем по отношению к ней, охотился на нее ради спортивного интереса, как психованный ублюдок, в которого я себя превратил, накладывал на нее руки, саботировал ее успеваемость и социальное положение. Хотел, чтобы ей было больно, и я добился этого, доводя ее до страха и слез, когда она стойко сопротивлялась моим попыткам разрушить жизнь. Все потому, что она чертовски храбрая и не хотела ничего, кроме как заслужить мою дружбу.

Мое горло работает на неловкий глоток, и мне не нравится чувство, ползущее по моим венам, когда я думаю обо всех ужасных вещах, которые сделал и сказал ей. Это делает то, что я сказал ей сегодня вечером, более правдивым — мы не можем вернуть то, что у нас было, потому что я боюсь доверять ей, а также потому, что не могу смотреть на себя в зеркало за то, что сделал с ней ради мести.

Потираю лицо и вздыхаю, глубже погружаясь в состаренную кожу моего подержанного дивана. Я действительно хочу принять ее извинения. Это сняло солидный груз с моих плеч, и наконец-то чувствую, что могу дышать легче, без того, чтобы каждый вздох был окрашен таким мраком.

Но какая-то часть меня все еще колеблется. Когда доверие разрушено, его трудно восстановить. Даже если хочу стереть его ее извинениями, увядшие части моего сердца насторожены, им удобнее оставаться за толстыми стенами из непробиваемого камня. Это единственный способ защитить его от повторного переживания боли.

Вместо этого мне нужно сделать то, что я обещал — держаться от Мэйзи подальше. Она может продолжать жить своей жизнью, а я буду продолжать жить этой полуразвалившейся, обреченный проводить свои дни, скучая по девушке, которая заставляет мое сердце биться без боли. Я не гожусь для нее.

Приняв решение, я обращаю свое внимание на информацию на ноутбуке, ведущую меня на склад отгрузки. У меня есть работа, и пора перестать колебаться. Жаклин и Ричард заплатят за то, что они сделали.

Исцелить разбитое сердце невозможно, но забота о себе поддерживает меня и я погружаюсь в рутину. Это означает много йоги, маски для лица с девочками и тусовки с остальными нашими друзьями в квартире Теи, когда мне разрешено выходить. Кроме того, я провожу время на природе, когда мне удается уговорить Холдена пойти в поход. Вечерний сеанс с Sir Good Vibes помогает выпустить пар, и совершенно не представляю, как мозолистые руки проводят по моей коже. Абсолютно нет.